Сновидец. Трилогия
Шрифт:
– Что тебе нужно? – спросил Писатель, четко осознавая намерение незнакомца.
Человек с ножом молчал.
– Оставь девушку в покое и проваливай! – Писатель старался держаться уверенно, но голос предательски дрожал. Мысль о том, что все происходящее всего лишь сон, немного успокоила его. Девушка прижималась к нему всем телом, даже не догадываясь о происходящем.
Незнакомец двинулся в их сторону. Писателю ничего не оставалось, как пойти к нему навстречу. Он размышлял, куда лучше нанести удар, не имея никаких навыков. Конечно, в буйной молодости ему приходилось драться, но когда это было? Да и слово может ударить посильнее любого кулака. Эту истину Писатель усвоил еще в студенчестве и с тех пор умело ей пользовался.
– Мужик,
– Ну, перестань плакать. Видишь, там никого нет. – Писатель гладил растрепанные волосы юной красавицы. Но как только она обернулась, незнакомец снова возник, встав катастрофически близко. Лезвие ножа, блеснув в свете фонаря, резко вонзилось в талию девушки. Она вскрикнула. Полные слез глаза, удивленно смотрели на Писателя.
– Вы меня обманули?! – девушка медленно сползала на землю. Ее горячая кровь заливала Писателю руки. – Зачем? – прошептала она холодеющими губами. Нападавший исчез.
– Тебе все это снится! Это все ложь! Слышишь меня? Сон! Это всего лишь сон! – но она не слышала. Слезы еще текли из стеклянных глаз, но сама девушка была уже мертва. Писатель ждал, что сейчас и он потеряет сознание, но ничего не происходило. Он сидел на пыльном асфальте, держа в объятиях мертвую девушку. Ее кожа бледнела, а тело холодело с каждой минутой. Почему-то он был уверен, что в этом сне ночь никогда не закончится.
– Эй! Эй, кто-нибудь! Здесь человека убили! – но на помощь никто не пришел. Спящие окна были безразличны ко всему происходящему. Писатель решил оставить тело. Ему хотелось как-то помочь девушке, и он отправился за помощью. Осознавая, что это в принципе бессмысленно, он не мог просто оставить ее во дворе. Он бегал между дворов, стараясь отыскать случайного прохожего. Но тщетно. Оглядевшись, Писатель заметил странный свет, исходящий от крыльца одного из домов. Подойдя ближе, он обнаружил фотографию того самого Байкера, с которым совсем недавно пил чай. Перевязанная черной ленточкой, она стояла в окружении венков, освещаемых свечами. Прикрепленный ниже листок бумаги, гласил, что именно здесь он когда-то жил. В конце текста стояли дата и время похорон.
Писатель ощутил позади себя чье-то движение, но, не успев обернуться, почувствовал острую боль в спине. Тот самый незнакомец стоял за его спиной, держа в руке окровавленный нож.
– Ты? Но тебя же нет! – голос Писателя прозвучал хрипло из-за подступившей к горлу крови.
Незнакомец молчал. Писатель пошатнулся и упал. Голова наполнилась туманом. Ему казалось, что он засыпает в теплой ванной. С траурной фотографии на него смотрел Байкер. Огоньки свечей дрожали на ветру, придавая образу довольно зловещий вид. Писатель слышал, как останавливалось его сердце, выталкивая остатки крови.
– Тебя теперь тоже нет! – прошептал убийца, склонившись над жертвой. Но Писатель этого уже не слышал.
Сон 14. Вечный солдат
Писателя привел в чувство сильнейший грохот. От испуга он попытался встать, но человек в военной форме ему не позволил, грубо уложив на пол машины. Военный УАЗик мчался по разбитой дороге. Прямо над головой Писателя стрекотал пулемет, установленный на станине. Пулеметчик навалился на оружие всем телом, стараясь прицелиться, но машину болтало слишком сильно. После каждой очереди слышалось недовольство, выражаемое в крайне нецензурной форме.
Всего в машине находилось пять человек, не считая Писателя.
– Сивый, твою дивизию! Ровней держи! – закричал пулеметчик.
– Садись и рули, раз такой умный! Эти черти всю дорогу разворотили! – отозвался водитель.
– А ты не ругай его, Кран. Мы же все равно не успеем, – встрял в разговор солдат, сидящий рядом с пулеметчиком.
– Цыц, Малой! Нам до перевала дотянуть, а там свои прикроют!
– Не дотянем… – солдат отстегнул рожок автомата. Тот был пуст, – у Слона такая же история, – парень, сидевший напротив Малого, печально кивнул.
Мотор ревел изо всех сил. Время от времени рядом с машиной что-то взрывалось, накрывая сидящих в ней людей землей и камнями.
– Кран! Кажись, с Лютым беда, – крикнул водитель, и машину здорово тряхнуло. Писатель понял, что он на войне. И вроде даже среди своих, но против кого война и как он оказался в этой машине, было неизвестно.
– Так и есть! Готов, Лютый! – парень по кличке Слон придерживал уже безжизненное тело, сидящее на переднем сидении.
– Аа-а, твою то ма-а-ать… – закричал водитель, и машину накрыло взрывной волной. Мощный хлопок оглушил Писателя, заставив его зажмуриться. На несколько секунд он перестал ощущать под собой холодный металл автомобиля. Горячее облако пыли окутало его, словно одеяло, не давая вдохнуть. Писатель не слышал грохота кувыркающегося УАЗа. Не слышал, как кричит раненый Слон. Впрочем, в тот момент Слон и сам себя не слышал. Он еще не знал, что лишился правой ноги. Ощущение ожога постепенно превращалось в нестерпимую острую боль. Пыль начала рассеиваться. Писатель обнаружил себя лежащим на боку. В ребра упирались острые камни, сверху лежала помятая дверь автомобиля. Он все видел и почти различал крик солдата, но не мог пошевелиться. Сколько не пытался, тело отказывалось подчиняться.
Метрах в двадцати догорал перевернутый УАЗик, скрывая под собой раздавленное тело Сивого. Прижавшись спиной к огромному камню, сидел истекающий кровью Слон, держа в бледнеющих руках автомат с пустым рожком. Чуть левее ворочался Кран. Его конечности были на месте, но при взрыве он ударился о пулемет, сильно разбив лицо. Рядом с ним находилось тело Лютого. Краем глаза Писатель заметил движение. Почти рядом с ним, за камнем, лицом вниз лежал Малой. Можно было подумать, что он мертв, если бы не периодические вздрагивания. Спустя несколько минут появились два джипа. Люди в масках осматривали место происшествия. Слона убили почти сразу, выстрелом в голову. На всякий случай выстрелили в Крана, затем в Лютого. Писатель ждал, что сейчас и он получит свою пулю, но солдаты его не видели. И только Малой дрожал все сильнее. На расстоянии вытянутой руки слева на земле покоился пулемет. Совсем неповрежденный взрывом, он был единственным оружием против палачей. Малой поднял заплаканное лицо. Взглянул на пулемет и на солдат, и слезы градом потекли по разодранным щекам. Встретившись взглядом с Писателем, Малой что-то прошептал распухшими губами, но тот ничего не понял. Он уже сам был готов подняться, подбежать к оружию, а там – будь что будет. Но тело. Тело отказывалось двигаться. Солдаты сделали несколько снимков и уехали, оставив после себя облако пыли. И, о чудо! Писатель почувствовал, что снова может двигаться. Скинув с себя искореженную дверь, он первым делом направился к Малому.
– Почему? Почему ты не стрелял? – он тряс Малого за грудки.
– Потому, что это сон! – ответил рыдающий парень. Писатель ослабил хватку. – Уже десять лет, в годовщину случившегося, мне снится один и тот же сон. И я ничего не могу изменить. Это сон – в реальности все было страшнее. Я взял этот чертов пулемет, но он не выстрелил. Меня схватили и взяли в плен. Целый год я терпел боль и унижения. Дважды пытался бежать, но меня снова ловили, и все повторялось. Даже самая извращенная фантазия не может нарисовать то, что со мной происходило. Больше всего на свете я жалею о том, что не умер вместе с ними. Однажды, уже во сне, я все-таки взял этот пулемет. Осечка. Палец нажимал на курок вновь и вновь, но выстрелов не было. Это был самый страшный сон. Пережив ужас дважды, я поклялся никогда больше не брать этот пулемет.