Сновидец. Трилогия
Шрифт:
Опустив ноги на мягкий пол, Писатель выбрался из гроба. Стоя, он смог разглядеть другие гробы. Обычный, украшенный красной материей и траурной окантовкой по краям, вмещал в себя пожилого мужчину, худого настолько, что на лице практически отсутствовали мышцы. Впалые щеки, ввалившиеся глаза, Писатель никак не мог понять, какое чувство в нем вызывает созерцание этого тела. Пожелтевшая кожа, похожая на пергамент, выглядела тонкой и, казалось, вот-вот лопнет, обнажив белые кости покойного. Третий гроб отличался от предыдущего только цветом. Материя была синей, а внутри лежал мужчина средних лет. Видимо, грим немного подтаял и перестал скрывать синяк под правым глазом и припухлость над верхней губой.
Писатель еще раз оглядел комнату. Маленький журнальный столик сиротливо стоял в дальнем
Писатель вдруг вспомнил, как однажды в глубоком детстве, побывал на вечере органной музыки. Звуки проходили сквозь него плотными слоями воздуха, вызывая в душе и боль, и радость одновременно. Ему казалось, что еще пара нот, и он воспарит. Оторвавшись от кресла, он будет лететь над заполненным людьми залом. И когда это чувство пришло, ноги уже почти оторвались от пола, сухая костлявая рука пожилой женщины легла ему на плечо. Морщинистое лицо старухи было полно брезгливости и злости.
– Глупый мальчишка! Не можешь сидеть спокойно? Сядь смирно и не прыгай! – ее голос был сухим словно кожа, а слова как морщины легли на юное сердце, полное любви и радости.
С тех пор он не испытывал ничего подобного. До этого момента. Сейчас Писатель уже оторвался от мягкого пола на несколько сантиметров. Медленно, но он поднимался вверх, к яркому свету хрустальной люстры. Ему хотелось дотронуться до белого потолка. Заглянуть в глаза святым, чьи образа были собраны из цветных кусков стекла. Но музыка стихла. Люстра качнулась в глазах Писателя, и он рухнул вниз.
– Не ушиблись? – человек в белом халате засмеялся, склонившись над своим гостем. Это был мужчина лет пятидесяти. Седовласый, широкоплечий, крепкого телосложения. Гладко выбритый, аккуратно подстриженный, он походил на отставного офицера. Под белым халатом виднелся строгий костюм.
– Гробовщик! – мужчина протянул Писателю огромную шершавую на ощупь ладонь. Короткое рукопожатие вызвало хруст суставов и неприятное болезненное ощущение.
– А я…
– Мне известно: кто вы! И признаться, Вы первый Писатель, которого я вижу, так сказать, вживую. Конечно, я похоронил немало деятелей культуры, но Писателей среди них не было.
– О чем вы?
– Нет, нет, не беспокойтесь! Вы живы! По крайней мере, пока. Простите меня, я не удержался. Это я положил вас в гроб, пока вы были без сознания. И, заметьте, выбрал самый дорогой! Каково это: проснуться в гробу? М-м?
– Это страшно… – Писатель покосился на усыпанный цветами деревянный ящик, и по коже пробежал озноб.
– Разве? Странно, мне всегда казалось это забавным. Меня так разыграл отец, когда мне было семь лет. Он положил меня спящего, в маленький гробик. В то время умер сын судьи, утонул в местном пруду. Так вот, он положил мое тело в гроб, а когда я очнулся, он сделал вид, что не видит и не слышит меня. И я поверил, что мертв. Знаете, что было дальше?
– Нет.
– Я выбежал из мастерской и первым делом направился к дому Черной Вдовы. Противная злая тетка. Сейчас ее дом в запустении, а раньше это был самый дорогой особняк в городе. Она была трижды замужем и пережила всех своих мужей, каждый из которых умирал таинственной и загадочной смертью. Все были уверены, что она их и убила. Но сказать боялись. Богатая и злая, она обладала страшным даром проклятия. Я застал похороны ее третьего мужа.
Мы пришли к ней с отцом обговорить детали похорон, и я случайно задел столик, на котором стояли какие-то уродливые фигурки. Одна из них разбилась. Как оказалось, они были редкими и стоили огромных денег. Вдова поставила отцу условие. Либо он меня высечет при ней, да так, чтобы я лишился сознания, либо отдаст ей свой бизнес и дом. Это только плата за фигурку. Моральный ущерб в эту стоимость не входил. Конечно, отец выбрал меня. Он не виноват. Будь я на его месте, сделал бы то же самое. Отец порол меня своим широким кожаным ремнем, а Вдова наблюдала за происходящим, медленно раскачиваясь в кресле-качалке. Ее лицо скрывала черная вуаль, но я чувствовал ее взгляд. При каждом ее глаза протыкали меня, словно сотня гвоздей. Не знаю, что вызвало обморок, ремень или этот взгляд.
Потом, двумя годами позже, когда отец пошутил надо мной, я вернулся, чтобы отомстить. Мне хотелось разломать все в ее доме. Уничтожить все ценности. Превратить в мусор. И никто бы меня не наказал. Потому что я был мертв. Так я думал.
Две китайские вазы, набор хрусталя и те проклятые фигурки, – это все, что удалось разбить, пока в комнату не вошла Вдова.
– Вы ничего мне не сделаете! Потому, что я мертв! Я умер, слышите! – я кричал, а под ногами хрустели остатки фигурок.
– Мертв? Да что ты знаешь о смерти, глупый мальчишка? – она подняла вуаль, обнажая бледное лицо. Кожа покрылась паутиной тонких трещин, из которых начала сочиться слизь. Кровь хлынула из глаз, носа и рта. В комнате стало холодно, как в источнике под Лысой горой. Тени обступили меня, наполняя воздух удушливым запахом гнили. Картины падали со стен и разбивались. Лопались стекла, разлетаясь брызгами осколков. Вдова протянула руку, и я отшатнулся. Она плыла над полом, хрипя и завывая. От страха, я зажмурил глаза. Мне казалось, что ее холодные пальцы вот-вот сомкнутся на моем горле. Я уже не был уверен, что мертв. Когда глаза открылись, тени исчезли, а тело Вдовы раскачивалось на веревке. Она повесилась. Ведьма сдалась. Когда я рассказал все отцу, он решил вбить ей в грудь осиновый кол. Предрассудки, но так было спокойней. Хоронили Вдову в закрытом гробу, сославшись на ее обезображенную внешность. Она действительно, провисела там довольно долго.
Отец был суровым человеком, и юмор у него был специфическим. Он не баловал меня лаской и любовью. Отец вообще был очень молчаливым. Но, чем старше я становился, тем чаще он посвящал меня в особенности похоронного дела. К семнадцати я в совершенстве овладел искусством. А в мой восемнадцатый день рождения отец открыл мне главную тайну, – Гробовщик задумчиво провел рукой по крышке пустого гроба. Его глаза заволокла серая пелена, унося мужчину вдаль воспоминаний.
– Я никогда не задумывался, откуда у отца такие доходы. Он создал собственную индустрию смерти. Нет, дело начал дед, основав Бюро ритуальных услуг в полуразрушенном храме. Будучи священником, дед не мог прокормить семью. Церковь переживала не лучшие времена. А в нашем городе было и того хуже. Говорят, что весна и осень – время, когда обостряются психические заболевания. Растет число самоубийств. Первого конкурента по бизнесу нашли повешенным в собственном доме. Второй трагически погиб на охоте. Третий вскрыл вены. Деду пришлось изрядно попотеть, чтобы избавиться от них. Больше его делу ничего не угрожало. Отец был уже взрослый, когда убил первого человека. Его жертвой стал местный участковый. Будь он чуть менее любопытным, все бы обошлось, но, видимо, так было суждено.
Служитель закона перекрывал крышу, а когда спустился вниз, ему на голову упал неосторожно оставленный топор. Это официальная версия. Видели бы вы отца, когда он в красках рассказывал о случившемся. Кровь будила в нем зверя. Он буквально пьянел от ее запаха. Так все и началось.
Моей первой жертвой стал владелец обувной фабрики. Громкое убийство так и осталось не раскрытым. В тот вечер он, мой отец и еще несколько известных личностей праздновали день рождения судьи. Фабрикант изрядно набрался и вышел из ресторана подышать свежим воздухом, а заодно и облегчиться. Я ждал его уже три часа. Было холодно, моросил дождь. Когда в спину вонзился нож, никто не услышал его крика. Музыка была слишком громкой. Я снял с него часы и обыскал карманы. Бумажник был полон. Огромная сумма. Орудие убийства, деньги и часы я забрал с собой. Все было похоже на обычное ограбление. Шикарные похороны ощутимо пополнили наш семейный бюджет.