Сны богов и монстров
Шрифт:
Пейзаж внизу за дни их отсутствия мало изменился: серые горы, пустота, однообразие. Лагерь располагался у подножия хребта в получасе полета. Ветер пригибал траву, и посреди луга четрехугольником выстроились ряды палаток; на углах – сторожевые башни, на башнях – лучники, на случай внезапной атаки с воздуха. Вполне традиционный вариант защиты. Строго говоря, защищать этот лагерь было не от кого. Оставшиеся мятежники находились южнее и восточнее, и большая часть сил императора был брошена туда.
Чем закончилась битва? Он скоро узнает.
Он узнал даже раньше, чем рассчитывал.
Лагерь
Кэроу тоже это увидела, хоть и с большего расстояния. Увидела и судорожно втянула воздух. С частокола, вздрагивая на ветру, свисало знамя: прежде белое, а теперь покрытое кровью и сажей. Она видела его когда-то. Девиз был хорошо различим, хотя волчья голова в центре измазана и затерта. Победа и Возмездие, было написано там на языке химер. Флаг Белого Волка – не копия, которую генерал вывешивал над касбой, а оригинал, вывезенный им из Лораменди после падения города.
Однако не флаг вызвал у Кэроу вспышку отчаяния. Если бы на частоколе просто висело знамя, это значило бы, что Белый Волк потерпел поражение и доставлен в лагерь. То, что раскачивалось теперь на прутьях частокола рядом со знаменем, двойного толкования не допускало.
Возвращаясь в Эрец, Кэроу верила, что готова к любому известию, даже самому дурному.
Заблуждение.
Не признаваясь даже самой себе, она верила, что все будет хорошо. Не может не быть. Ведь правда?
Но хорошо не было.
То белое, что перестало быть белым, было болтающимся в петле, изломанным и залитым кровью телом Тьяго.
Вот и ответ на вопрос, чем кончилась битва.
Все ли я сделала, спросила себя Кэроу. Сделала ли я все, что могла?
Она знала ответ.
Нет.
Их товарищи проиграли. И погибли.
Акива обнял ее, и они беспомощно смотрели, как Иаил приземлился у тела Белого Волка и засмеялся.
71
Больше нет
Иаил наконец ушел, и Кэроу приблизилась к телу. Всего на миг, только взглянуть. У марокканской ямы с трупами маленький ножик проделал в плоти Волка аккуратную рану. Это было так недавно, а кажется, что прошли века. Тогда она убила Белого Волка, подготовив тем самым сосуд для души Зири.
Эта рана была… другой.
Не смотреть!
Его смерть не была легкой; рассудок Кэроу беззвучно рыдал по кареглазому сироте, который некогда ходил за ней по Лораменди, застенчивый и неуклюжий, как олененок. Подросток, которому она однажды подарила поцелуй в лоб и вспомнила об этом, только когда он, краснея, рассказал сам.
Зири. Кэроу помнила аромат его души – с того случая у ямы. Она почувствует, если душа находится где-то рядом. Но есть ли на это надежда?
Конечно, все кончено. Слишком долгий срок. Слишком длинная дорога. Конечно, душа Зири уже истаяла. Однако Кэроу все-таки раскрыла чувства и прислушалась. Вопреки всему.
Сделала ли я все, что возможно?
Невидимые слезы текли по невидимым щекам. Она по-прежнему надеялась.
Отсутствие чего-то тоже можно ощутить. Вырванная с корнем высохшая трава там, где недавно все зеленело. Оборванная нить; дыра в гобелене, которую уже никогда не заштопать. Вот что такое отсутствие.
Зири больше не было. Она это ощутила.
72
Трехдневный император
Настроение постепенно улучшалось. В сопровождении свиты Иаил прошагал к своему шатру. Солдаты при виде его отдавали воинский салют и вытягивались во фрунт.
– Доклад, – потребовал он, стаскивая шлем и швыряя дежурному. – Что с мятежниками?
– Окружены в Адельфах, сэр.
Иаил уставился на него. Солдат был ему не знаком.
– Что значит «сэр»? Разве я уже не твой командир и император?
Солдат растерянно кивнул.
– Ваше Высокопревосходительство милорд император! – решился он. – Мы загнали мятежников в ловушку. Там, в Адельфийских горах. Незаконнорожденных и фантомов вместе, вы не поверите.
Иаил очень даже верил. Он издал смешок.
– Я не лгу, сэр, – сказал солдат, решив, что император смеется над ним.
Снова «сэр».
Глаза Иаила сузились до щелочек.
– И?
– Они доблестно сражались.
Солдат больше ничего не сказал, но Иаил прочел в его ухмылке недостающее. Доблестная защита – обреченная защита. Вполне ожидаемо, особенно если учесть, чей труп болтается на ограде. Больше ему пока что ничего знать не требуется. Иаила трясло от сброшенного напряжения, мышцы сводило. В проклятом дворце все эти дни он вел себя как кролик – как кастрированный кролик, – чтобы не подвергать риску «ангельскую» репутацию. Приходилось давить в себе бушующие страсти. И, спрашивается, ради чего? Чтобы тебя прогнали, словно поджавшую хвост собаку? Он не решился даже прикончить Падшего – из боязни нарушить запрет Акивы проливать кровь.
Иаил огляделся.
– Где Мечел?
– Не могу знать, милорд император. Позволите вам помочь?
Иаил злобно фыркнул.
– Пришли мне женщину.
– Нет необходимости, сэр. Женщина уже в вашей палатке, ожидает. – Снова та же ухмылка. – В честь победы.
Иаил развернулся и нанес удар. У солдата дернулась голова, на губе показались капельки крови; тот не посмел даже их стереть.
– Я похож на победителя? – прошипел Иаил. Вскинул пустые руки. – Ну, где мое новое оружие? Видишь его? Такая гора, что не унести! Вот моя победа!
Лицо покраснело, и он стал удивительно похож на брата, чьего убийственного гнева боялась вся Империя. Иаил всегда гордился, что берет хитростью, а не норовом, – он уничтожал врагов не в порыве чувства, а с холодным расчетом.
Поэтому он просто оттолкнул вояку – эту ухмылку он припомнит позже, тогда и наказание подходящее подберет – и отправился к себе, срывая на ходу пышное белое одеяние и шипя от боли всякий раз, когда ткань задевала обожженную кожу.
Да будет проклят этот день. Саднящая боль напоминала о неудаче и слабости. Сейчас ему требовалось сорвать на ком-нибудь злость, снять напряжение. Нужно что-то, что разгонит кровь в жилах, заставит жарко и жадно дышать, докажет, что он…