Сны над Танаисом
Шрифт:
Я покинул площадь и направился к дому. На Священной улице было тихо и пустынно. Закатные лучи ласково струились по стенам домов, по камням... Казалось, ничто не могло случиться в этот день, что завершался теперь таким благодатным покоем...
Я шел по улице к дому и вспоминал плеск волн о камни Хиоса. Я представлял себе, как мои сыновья резвятся на берегу. Я видел Невию: ветер играл складками ее пеплоса, она стояла на широком, плоском камне, придерживая рукой заколотые волосы, и вглядывалась в даль моря. Она ждала мой корабль...
Я шел к дому, и впервые за многие дни в моей душе было светло и тихо. Я не был провидцем и многого не знал.
Я не знал, что больше не увижу Эвмара. Он не сможет навестить меня на Хиосе, а я из-за тяжелой болезни сына не сумею скоро вернуться в Танаис... Как и предрекал он, стрела нанятого Иерархией убийцы настигнет его на Западном мосту. В тот же день его тело заберет Азелек. Эллин, отдавший жизнь во славу эллинского духа, будет погребен в степи по сарматским законам.
Я не знал, что Фарзес, верный своему слову, еще трижды приведет своих железных катафрактариев под стены Танаиса на его защиту и погибнет в третьей битве.
Я не знал, что скоро мой брат, его жена Лаида и сын Пилад - все, взяв мечи, поднимутся на стены Города и будут биться до последнего вздоха, обороняя родной очаг.
Я еще не ведал, что Танаис спустя всего четыре года будет до самого основания, по самые корни сметен варварским огнем, и останутся от него лишь незримые семена... Четыре семени я сберегу в своем доме - в сердцах моих сыновей, Каллимаха, Эвмара, Кассия и Никагора.
Я не знал, что большую часть жизни проведу вдали от опаленных стен, со стороны напоминающих останки истлевшего пня.
Я не был провидцем: покойно было у меня на душе, когда я шел домой по Священной улице, с трепетом ожидая, что вот-вот коснется моего сердца тонкий сосновый дух.
Одно я знал тогда, в одном не сомневался. Я знал, что в час исполнения судеб моего Города я не допустил роковой ошибки - мой выбор был верен.
СНЫ НАД ТАНАИСОМ
...И вот я снова иду по улице Города... Да, эта узкая тропа, выложенная плоским камнем, когда-то была улицей. Слева и справа тянулись стены домов, а улица вела к центру Танаиса, на агору. Теперь вокруг меня проносятся ласточки и стрижи, стремительно и свободно пересекая лабиринты стенных кладок, подвалов, дворов и улиц. Мне кажется, что по истершемуся пергаменту Города они вычерчивают имена тех, кто жил здесь, и если глаз угонится за их молниеносными штрихами, эти имена можно успеть прочесть - буква за буквой... Но я не силен в греческом алфавите. Угадываю только одно: ласточки летают низко, а на западе густеет пепельная пелена со светлым волокнистым кантом - завтра быть дождю.
Я вновь оглядываюсь вокруг - цель уже близка, и сердце, волнуясь, стучит часто и гулко... Не хватает последней подсказки - легкого порыва ветра...
Город - словно расчерченный и выложенный камнем план застройки с вырытыми заранее подвалами. Время скосило, сжало Город почти по самые корни - осталась только древняя, занесенная землей стерня...
Смеркается... Нет никого в раскопах, нет туристов и местной ребятни. Так - лучше. Так мне легче искать...
На раскопки в Танаис я попал случайно. Меня пригласил один из моих близких друзей, приезжающий сюда каждое лето.
Я подозревал, что земляные работы под палящим солнцем, пусть даже в доброй компании, - не самый лучший способ провести отпуск, однако же его уговорам в конце концов поддался... И удивительно: вот уже две недели, не видя перед собой днем ничего, кроме движения лопаты и серой, мертвой земли, а по вечерам - чужой степи вокруг, я не чувствую себя обделенным. Три дня назад, в полдень, когда и случилось маленькое чудо, мы снова трудились в раскопе. Солнце жарило спину, на зубах хрустела пыль, и пот едкими струйками стекал по вискам и переносице... При такой работе - не до философии, однако, помню, я вдруг подумал: среди нас - ни одного "местного", никого, кто родом из этих краев... и все же мы раскапываем этот покинутый временем Город, от которого, кроме груды камней и черепков, ничего не осталось, с таким невольным рвением, будто раскапываем свой собственный дом, когда-то разрушенный землетрясением... Откуда в нас ностальгия по прошлому, которое никогда не было родным?..
Внезапно налетел легкий порыв ветра - и я замер, я оперся на черенок лопаты, разогнулся, терпя ломоту в пояснице, и растерянно огляделся по сторонам.
Я даже не понял поначалу, что встревожило меня: будто кто-то издалека окликнул по имени, и я в монотонной работе лишь невольно поднял голову, ясно не осознавая оклика... Нет, то был не звук...
Я копнул раз-другой, и новый порыв ветра опять изумил меня. В миг дуновения я совершенно отчетливо ощутил странный запах... Нос был полон пылью, и я трезво решил, что мне показалось... Новое дуновение уже насторожило меня не на шутку: я понял, что не галлюцинирую.
– Откуда этот запах?
– обратился я к "братьям-землекопам".
– Чувствуете?
Лопаты замерли, ребята оторопело взглянули на меня.
– Откуда он?
– снова пробормотал я.
Короткая смена занятия была как раз впору: все стали усердно принюхиваться, шмыгая носами, - но в итоге лишь пожали плечами и отмахнулись.
– Тебе померещилось, - ответил за всех мой приятель.
Мнение коллектива меня убедило. Я дождался нового порыва - и уже ахнул, едва не напугав ребят внезапным вскриком:
– Да вот же он! Вот он!
Мой друг, недолго думая, отодвинул меня с места и сделал медленный вдох.
– Пожалуй, ты прав, - неуверенно сказал он.
– Что-то лесное...
– Смола!
– не сдержавшись, снова вскрикнул я.
– Сосной пахнет!
Друг развел руками.
– Может, и смола. Но откуда тут сосны? Степь же... До сосен... ехать сутки.
Вид у меня, наверно, был, как у помешанного... Но не было среди моих новых друзей такого, кому был бы так же дорог этот аромат; для меня он - ключик к детству.
Сейчас я живу в Киеве, но родом с балтийского берега, где песок и сосны... И вдруг в степи, наяву, в душу мне течет запах сосны, стоящей на берегу моря, - да, такой, аромат бывает лишь у приморской сосны, уж я-то знаю.
Я боялся отойти, спугнуть волшебный дух... Сердце мое бешено колотилось.
Ребята оказались чуткими и без насмешек продолжили работу.
Я же в трепете и восторге вспоминал в эти мгновения такие подробности детства, какие еще ни разу с тех далеких ясных дней не возвращались ко мне воспоминаниями... Нет, они были ярче и чувствительней воспоминаний - я словно вновь переживал их.