Сны о Чуне
Шрифт:
И тогда первое, что она сделала (когда уже всех позвала, всем сообщила, пригласила попа), – это села и дохлебала принесенное. Деревянной ложкой. Оно же «соленое». Потому что это у земных, простых, корявых людей в крови: еда не должна пропасть. Сидела и ела.
Еда как жизнь. Еда как смерть. Еда как мания. Еда как мечта, которой Чуня не изменяла никогда.
…Предлагаем вам старинный рецепт приготовления блюда из курицы Елены Молоховец – курица фаршированная. Вкусное блюдо, несложное в приготовлении, вам понравится. Продукты для фаршированнной курицы:
1 курица (1,2–1,5 кг);
5 сардинок или 1 селедка;
половина
1 стакан молока;
1 яйцо;
1 ложка сыра;
петрушка;
3 ложки масла;
соль.
Нафаршировать курицу можно следующим фаршем: 5 сардинок или 1 селедку истолочь в ступке с ложкою масла, положить половину белого хлеба (батона), намоченного в молоке и выжатого, вбить 1 яйцо, всыпать 1 ложку тертого сыра, ложечку мелко рубленной петрушки, протолочь все вместе. Вымыв и натерев курицу внутри и снаружи солью (беря по 1 ложечке на 400 грамм курицы), нафаршировать фаршем, зашить, положить на небольшой противень, смазать курицу маслом, подлить 2–3 ложки воды и поставить в горячую духовую печь. Когда кругом обжарится, уменьшить жар и поливать стекшим соком каждые 10 минут.
Я не знаю, понравилась бы Чуне курица с селедкой (ей вообще никакой человеческой еды нельзя), но больше всего Чуня любит то, что ее не касается. Моя подруга однажды пришла с гостинцами и бутылками (мы собирались пировать), погладила скачущую Чуню, поставила пакеты с едой, чтобы разуться, – так Чуня залезла мордой в сумки и в считаные секунды разорвала полиэтилен на куриной тушке, вцепившись ей в бок.
Чуню оттащили, конечно, но ее охотничий азарт тогда меня поразил. Так же однажды она надкусила и пакет сливок.
В романе Чернышевского «Что делать?» (столь нелюбимом советскими школьниками в мое время) есть памятное про эту еду: жирную, белоснежную и царскую. Сливки очень любила Вера Павловна. Кажется даже, что это любовь самого Чернышевского: немного кривая, жалкая, но, как любая настоящая любовь, трогательная.
Вот она и выходит к чаю, обнимает мужа: «Каково почивал, миленький?», толкует ему за чаем о разных пустяках и не пустяках; впрочем, Вера Павловна – нет, Верочка: она и за утренним чаем еще Верочка – пьет не столько чай, сколько сливки: чай только предлог для сливок, их больше половины чашки; сливки – это тоже ее страсть. Трудно иметь хорошие сливки в Петербурге, но Верочка отыскала действительно отличные, без всякой подмеси. У ней есть мечта иметь свою корову; что ж, если дела пойдут, как шли, это можно будет сделать через год.
У Чуни тоже есть мечта: когда-нибудь все-таки до сливок дорваться и пакет картонный до конца разорвать. Или вынуть из помойки выброшенный туда заплесневевший помидор. Или украсть настоящую говяжью котлету. Чтобы быть как стремительный Лев Толстой.
…Еще в молодости Лев Толстой дал себе восторженный зарок, что будет воздержанным в питье и еде. Но прошло всего два года, а Лев Николаевич уже признался, что стал переедать. Здоровый аппетит, к слову сказать, никогда его не покидал, даже в старости. Наблюдавшая за ним во время многих обедов Александра Андреевна Толстая «всегда находила, что он кушает, как проголодавшийся человек, слишком скоро и слишком жадно». Ну а однажды он даже обидел едой Бога.
Это был тот период в жизни Толстого, когда Лев Николаевич ревностно постился, соблюдал все предписания. И вдруг одним прекрасным днем, когда все сидели за столом в Ясной Поляне, Лев Николаевич обратился с неожиданной просьбой «подать котлет».
Все ахнули, но воспротивиться не посмели.
– И больше мне постного не заказывай, – сказал он Софье Андреевне, которая никогда не знала, чем в следующую минуту удивит ее муж. На этом Толстой закончил свое постничество.
Я ездил однажды выступать в Ясную Поляну (без Чуни). И там в одном кафе было меню, полностью составленное из блюд по рецепту Софьи Андреевны (все-таки она была хорошей хозяйкой). Например, «Картофельный салат с томатами».
Очистить, отварить в соленом кипятке картофель. Остудить, нарезать кружками. Взять сырых помидоров, нарезать кружками, сливая сок; уложить в салатник рядами: картофель, помидоры и щипаный испанский или русский лук. Заправить соусом: две ложки горчицы, две ложки какого угодно масла, две ложки уксусу (крепкого), соли, немного сахару или перцу.
И в конце написано:
Выдать: 6–7 картофелин, 1 луковицу, 6–7 помидоров, зелени на соус.
Мне нравится это «выдать».
Чунина же каша готовилась в свое время куда как проще. Сварить три пакетика гречки до разваренного состояния, слить воду, пакетики разрезать, высыпать содержимое в плошку; добавить ту- да банку собачьих консервов и размешать. Все.
И никаких сырых куриц и никаких сливок.
Чуня и щи. Чуня, ищи. Чуня, ищи-ищи.
Чуня и страх
А вчерашней весенней ночью мне снова показали кошмар. Как полагается, многоступенчатый. Когда ты, переходя из одной комнаты сна, попадаешь в другую и не знаешь, какая лучше, потому что все гадко, все страшно, все хуже некуда.
Есть такие сны, которые долго не можешь стряхнуть. Даже проснувшись и встав на три минуты с кровати, всего сторонишься: темного провала двери, ночной, увеличенной темнотой кухни, угла стола. Сны эти липкие. Сны тебя пачкают. Сны тебя ждут.
– Это все сон, сон, – говорили нам в детстве. – Перевернись на другой бочок.
Но мы-то знали: все, что есть сон, все уже кому-то показали в этой жизни наяву. Нас не обманешь. (Вот и чудовище из сна вдруг косило взглядом, поднимая неумолимую мерзкую морду: «Нас не обманешь». Что еще страшнее того, что твой план побега рассекречен?)
– Тотоша, ты тошнотворный. И твои калоши пахнут страхом.
Хе-хе. Страшный сон с внутренними чудовищами, которые не обещали, что если они внутренние, то, значит, твои. Они отдельно. И это самое страшное. Стряхнул сон: сон уполз, где-то там, непонятно где, свернулся, ждет.
Плачут Тотоша с Кокошей:– Папочка, ты нехороший —Даже для глупой ОвцыЕсть у тебя леденцы.Мы же тебе не чужие,Мы твои дети родные,Так отчего, отчегоТы нам не привез ничего?Но папочка еще вернется. Не плачьте, дети. Ваш папочка всегда к нам рано или поздно возвращается.
«Интересно, что покажут сегодня?» – говоришь ты себе перед сном и тут же засыпаешь. И снятся тебе перезвон колокольчиков, большие ожившие цветы, красная морда огромного животного. Слушай, Чуня, я расскажу тебе сказку.
…Младенец открыл глаза и увидел люльку. Люлька была ярко раскрашена. Наверное, аляповатыми цветами, плоскими яблоками или диковинными зверями. Может, там был даже нарисован конь. Младенец смотрел на коня, зверей и цветы и не плакал. Хотя очень хотелось. «Завозишься в колыбели… и уже к горлу подступает – реветь, реветь надо», но зазвенят повешенные над колыбелью музыкальные палочки, заиграет роспись яркими цветами – «и кончены все страхи».