Сны о Чуне
Шрифт:
Проходит день, наступает ночь, про Гофмана мы уже забыли, Чуня спит между мной и тобой, но под твоим одеялом, и ей снится сложный сон.
Как наступает сочельник, как выходят жители немецкого города на улицы, мелькают там и тут, а еще надо в церковь – и вдруг: колокол. В церкви поют.
Хорошо, что еще на светеостается так елок много(да и если немного осталось): одиноких, двойных, тройных.Как сказал Сашин тесть перед смертью:– Дайте ложечку Нового года, —(вот именно так и сказал: «Дайте ло-жеч-ку Нового года»),приложился к шипучей ложке, удостоверился — и затих.По-моему, замечательно. По-моему, все замечательно:и то, что умрем, – замечательно, и то, что живем, – хорошо.…На елке висит и качается ушастое ваше сиятельство,щенячее наше сиятельство, доказанное Рождество.…Однажды, кстати, летом юный Гофман и его подружка из соседнего дома были пойманы за небольшим преступлением. Они из сада соседа рыли подземный ход. Что-то им надо было на территории соседнего пансионата. Пансионат был огорожен высоким забором, вот они и придумали проникнуть туда под землей. Провинившихся в подкопе наказали, садовник закопал ход обратно. Но дети не успокоились. Гофман с девочкой достали где-то воздушный шар, прицепили туда бутылку бургундского вина, украсили его флагами и отправили в путешествие. Кому? Зачем?
Шар поднялся в воздух, перелетел через ограду и… упал прямо посередине двора женского пансиона. Не дожидаясь, пока их изловят, друзья бежали, перепрыгнув через калитку.
Может, они посылали бутылку к своему будущему, выросшему, взрослому Рождеству?
А может, это был привет Жозефине Тауровне?
Чуня и сладкое
Чуня никогда не пела на сцене, не летала в космос; Чуня только раз в жизни ела шоколад. Украла у соседки конфету (видно, дети на пол уронили и не заметили), и потом ее целую ночь тошнило. Больше я этой соседке Чуню на передержку не отдавал. Пусть уж лучше одна сидит. Или у сестры. Но Чуня конфеты любит, особенно ворованные, вот и сейчас пытается дотянуться. Впрочем, это невозможно: наши границы крепки, а отсутствующие танки быстры. Только сухой корм (это раньше мы варили упомянутую гречку, мешали с собачьими консервами, теперь это в прошлом). Но конфеты есть и стоят. Уж не знаю, кто их принес в дом. Но насыпали их в большую фруктовую вазу, теперь на кухонном столе где-то килограмма два разных конфет. И «Степ», и «Фонарики», и «Петушок», и «Жена самурая». В Чуне есть что-то японское, поэтому «Жена самурая» ей особенно приглянулась. Собака она хоть и верткого ума, но небольшого, поэтому не знает: разворачивать «Жену самурая» трудно, как будто юбку (кимоно) шуршащую рвешь. Но вот раздел, разорвал прям по шву, ам – и нету «Жены самурая». Впрочем, «Петушка» с «Бешеной пчелкой» тоже нет. Лишние 200 калорий. Но не для Чуни. Чуня умрет стройной: без 200 лишних калорий, умрет без шоколада и конфет.
А я нет: я люблю сладкое. Поэтому я ем конфеты и читаю интернет.
В разрезе «Жены самурая» видим, – пишет одна там скрупулезная женщина, – что внутри конфеты есть шоколадная начинка, внутри которой находятся кусочки хрустящих и воздушных шариков. Шарики имеют уж очень неестественный цвет, какой-то желто-зеленый. Вся эта масса помещена в тонкий хрустящий слой карамели и облита толстым слоем молочной шоколадной глазури. Покупать больше не буду!
Если отставить в сторону неестественность цвета шариков, то сразу задумаешься: кто эта суровая и педантичная женщина? Как живет? Зачем? С кем?
– Как ты думаешь? – спрашиваю у Чуни.
Но Чуня не думает, это не ее: думать приходится за нее мне. И вот я представляю…
Приходит эта женщина после тяжелого трудового дня, покормит детей; мужа мимоходом, сидящего у телевизора, пошпыняет – время на личную жизнь: ушла на кухню, съела одну-другую конфету, села за стол, открыла лэптоп, нашла соответствующий сайт (смотрите: даже описывать эти действия скучно, но ей, нашей женщине, это все проделывать – нет, не скучно), зарегистрировалась на нем и написала:
На вкус конфеты довольно приличные, если не вспоминать состав. Сейчас все вкусное оказывается таким вредным, и этот факт уже никого не удивляет.
Какие в этом есть печаль и поэтичность. «…Все вкусное оказывается таким вредным, и этот факт уже никого не удивляет». И то верно. Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать. Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь. Все пройдет, пройдет и это, Жозефина Тауровна. Конфета «Жена самурая» с вредными желто-зелеными, как наша тоска, шариками тоже лишь суета сует, и этот факт уже никого не удивляет.
Бедная русская женщина! (Кстати, как тебя там? А! oksana080573.) Бедная русская женщина oksana080573! Что же тебе обещала жизнь и чем обманула, если ты, вместо того чтоб дышать страстно под любимым мужчиной или нажарить в крайнем случае говяжьих котлет, сидишь тут в халате и пишешь в гулкий пустой интернет про сладкую жизнь, которую ты больше не купишь? Кто тебя, сладкая женщина, этому научил?
А я тебе отвечу, дорогая oksana080573, кто.
Иван Сергеич Тургенев. Однажды Тургенев уже отвечал на анкету в 1869 году, а в 1880-м – повторил.
Какая ваша любимая добродетель? – спрашивала его эта самая анкета одиннадцать лет назад.
«Пылкость», – ответил он.
Одиннадцати лет как не бывало: «Молодость» – отвечает он.
Какое ваше любимое качество у мужчины?
«Доброта».
Одиннадцать лет прошло: «25-летний возраст», – отвечает 61-летний старик.
Ваши любимые цвета и цветы?
1869: «Голубой, нарцисс».
1880: «Серый и цветная капуста».
Кем бы вы хотели быть, если бы вы не были сами собой?
1869: «Моей собакой Пегасом».
1880: «Никем».
Ваши любимые поэты?
1869: «Гомер, Гёте, Шекспир, Пушкин».
1880: «Я не читаю более».
Ваши любимые художники и композиторы?
1869: «Рембрандт, Моцарт, Шуберт».
1880: «Я не смотрю и не слушаю более».
Ваши любимые герои в изящной литературе?
1869: «Джульетта».
1880: «Г-жа Коробочка».
Кого вы больше всего презираете в истории?
1869: «Наполеона, Торквемаду».
1880: «Того, кто мешает мне спать».
Чуня теперь тоже не любит, когда ей мешают спать. Раньше была игривой и подвижной: лазила на спинку дивана, когда туда попадало утреннее солнце, брехала, стоя на летнем порожке открытого балкона, на прохожих, терзала в сексуальном смысле плюшевую лису и даже однажды на нее написала в порыве страсти, а теперь все больше спит. Чуня – как старый Тургенев. «Как хороши, как свежи были розы». Кто это кашляет там так хрипло и глухо? Кто это, свернувшись в калачик, жмется к моим ногам? Кто это зябнет, кому это так холодно? И все они умерли… умерли…