Сны принцессы Лилиан
Шрифт:
За ее спиной юноша, которого раньше звали Ланс, путался в рукавах батистовой рубахи. Плотно сжатые губы; все лицо словно заперто на замок, это единственное, что он может противопоставить жуткой участи, так неожиданно, предательски рухнувшей на него. Жаль. Жаль, что не вышло оставить его до утра... но признание должно быть свежим.
Астабильный.
Из Лагерей никто и никогда не возвращается. И никто - даже сами маги из Ордена, - не знает, как там... на что похожа жизнь в Лагерях.
Но это все-таки жизнь.
Маг вошел в покои королевы без стука. Быстро, оценила Каталия. Достаточно быстро, чтобы не превратить ожидание в лишнюю пытку для Ла... уже просто астабильного, без всяких имен.
Агатальфеус Отмеченный, личный стабильер принца Эжана, - она вызвала именно его, хотя обычно черную работу выполнял брат Иринис, служивший в непосредственном подчинении старшего советника Литовта. Не надо. Сегодня особый случай.
Маг был тщательно одет и причесан, словно и не собирался спать. И ни тени удивления в ореховых глазах на узком морщинистом лице.
– Да, моя королева?
Она не взглянула на бывшего князя из южной провинции. Бросила глухо и равнодушно:
– Заговор, посягательство на целостность границ государства... Он признался.
Последнее не требовало доказательств - даже если бы астабильный принялся умолять и клясться в собственной невиновности. Стабильеры видят людей и вещи насквозь... Впрочем, астабильный знал об этом. И молчал.
Пауза.
Она была совсем мимолетной - но королева сумела ее уловить. Стабильер медлил, не свершая того, что обязан был свершить. Это походило на сомнение... неповиновение... бунт?!
– нет, не может быть, все-таки показалось...
Агатальфеус Отмеченный поднял руку.
– Именем Ордена.
* * *
Астабильного увели.
Огромная кровать напоминала зимнее поле, по которому пронеслась королевская охота. Глубокие рытвины, перелопаченный снег, следы конских копыт и собачьих лап на когда-то девственно-ровном покрывале... бред какой-то. Но от двуспального ложа по-настоящему, без всяких метафор, веяло январским холодом. Каталия передернула плечами.
Заснуть на этом леднике вряд ли удастся. Может быть, через пару часов, когда все уляжется, переместится в прошлое... Да, пары часов должно хватить. А пока...
Она сбросила все же чересчур прозрачный ночной капот. Надела домашнее платье: без нижней юбки и корсета. Шнуровка спереди, с ней вполне можно справиться без помощи прислужниц... Ей, в девичестве Каталии дес Бланкен, мелкопоместной баронессе из восточной провинции, не привыкать.
Переоделась и вышла из спальни.
Коридор призрачно освещали тусклые разноцветные блики: чадящие факелы размещались за узкими, как бойницы, витражными окнами. За ними же в маленьких потайных нишах дежурили стражники, готовые по тревоге из ниоткуда вырасти на месте происшествия. Или не вырасти - если о подобном происшествии господин старший советник оповещал их заранее. Тогда коридор, даже сотрясаемый воплями, оставался пустынным. Как сейчас.
... Семнадцать лет назад спальня наследного властителя Великой Сталлы и провинций на Юге и Востоке принца Эжана была смежной с королевской. Венценосная чета по несколько раз за ночь просыпалась от младенческого крика, и возлюбленный супруг Каталии Луннорукой - он был еще жив, хоть и безнадежно стар, - снова и снова требовал... хотя нет, требовать он тогда уже ничего не решался. Просто предлагал переселить наследника с его многочисленными кормилицами чуть-чуть подальше, хотя бы через одни покои, только и всего.
Королева улыбалась. Королева припудривала темные тени под глазами. "Как можно, мой король? Это же сын! Наш сын..."
Потом, конечно, все-таки пришлось переместить детскую на другой конец коридора. Потом детская перестала именоваться так... Но ни того, ни другого король Эммануэл уже не застал.
Эжан.
Если бы родилась девочка, было бы гораздо легче. За пятнадцать лет регентства королева смогла бы приучить своих подданных к мысли, что отныне - и, если хотите, навсегда - ими правит женщина. Народ ко всему рано или поздно привыкает. К тому же - очень удобно - народ легко списывает на "бабью блажь" то, что мужчине-властителю не сошло бы так просто с рук.
Например, первую за всю историю Великой Сталлы денежную реформу. Ее Величеству захотелось видеть на монетах свой, а не мужнин профиль! разумеется, чего еще ждать от этих тщеславных баб? И все, от владетельных князей до беднейших поселян, спокойно и весело рассчитывались с менялами, тем более что на каждые сто обмененных монет казна доплачивала еще одну того же достоинства. Людям Литовта даже не пришлось особенно часто напоминать, что за утаение одной-единственной монеты старого образца грозит смертная казнь...
Впрочем, даже если б и девочка, все равно стоило бы начеканить новых денег. Народ должен знать свою королеву в лицо. В одно и то же лицо: матери-регентши и дочери-принцессы...
Но родился сын.
Каталия знала, что Эжан будет в точности, до мельчайших деталей, похож на отца. Иначе не бывает. Никогда и ни с кем.
Золотые, серебряные и медные монеты с бородатым профилем переплавились в тигелях. А оба портрета - в молодости и в зрелости - ее возлюбленного супруга, увы, сгорели во время пожара в галерее дворца, который долго не удавалось загасить. Все пошло наперекосяк в первые недели после такой неожиданной смерти Его Величества короля Эммануэла Честного, единого властителя...
Он был уже старый. Он прожил длинную жизнь.
* * *
До покоев Эжана оставалось еще три факельных пролета. Три неярких россыпи синих, желтых и красных световых пятен на полу. Королева невольно ускорила шаги - и усмехнулась. Давным-давно, целую вечность она не позволяла себе вот так...
А что? Она даже не войдет к нему. Всего лишь приоткроет потайное окошко в массивной двери. Всего лишь убедится, что он спит, спокойно и глубоко, как спят все уставшие за день беспечные юноши семнадцати лет.