Сны, увитые омелой
Шрифт:
– Чего это ты таким стал учтивым со мной? – спросила она, чувствуя, как в уголках глаз появляются слезы от боли в ноге.
– Ноа… – Абель подошел к ней, присел напротив на колено и совершенно неожиданно для нее обнял. – Ноа, – повторил он.
Она с трудом проглотила кусок бутерброда.
– Что?
Дыхание Абеля касалось ее уха, он нежно погладил
– Я переживал вчера. Вернулся домой, а тебя нету… Я весь лес был готов перевернуть… Как мне повезло… ты понимаешь, если бы я тебя не нашел… Я только вчера понял, что ты для меня значишь…
– Что я значу?
– Все.
Абель посмотрел ей в глаза, поднялся на ноги и поцеловал в лоб.
– Когда становишься таким старым как я, знаешь уже своих настоящих друзей, а у меня их нет. Кроме тебя. Выздоравливай.
Абель погрузил на спину рюкзак и ушел.
Ноа допила чай и вышла на крыльцо дома. Силуэт Абеля виднелся далеко в зарослях леса.
– Что я значу, – повторила она. – Как глупо… уж Лорена бы знала, что говорить в такой ситуации.
Она вернулась домой, взяла в ладони кружку и заметила, как дрожат руки. Сердце стучало, странное чувство взволнованности.
– Глупости все, – сказала себе Ноа, отпив немножко чая.
День обещал быть медленным и ленивым. Ноа побродила по дому и нашла старую детскую энциклопедию. Там было про вымерших животных, было и про птиц Келенкен. Место обитания, север страны, выделено желтым маркером. На страницах вокруг детские рисунки.
– Наверное, одна из книжек дочери Рут… Интересно, куда Абель положил птичью кость? – разговаривала сама с собой Ноа. – Вчера она показалась мне странной, хоть на ней и были эти перья, но как-будто…
– Девочка… Ноа, ты дома? – послышалось снаружи.
За окном стояла Рут. Ноа поспешила впустить ее.
– Извини меня, милая, я была грубой, – с порога сообщила Рут и взгляд ее коснулся больной ноги Ноа. – Ого, а что с тобой такое?
– А… я упала, – придумала Ноа. – Поскользнулась тут, снаружи дома…
– Ой, ой, бедненькая, пойдем, я осмотрю твою ногу.
Они перешли на кухню, Ноа принесла еще один стул, Рут села напротив нее и положила больную ногу Ноа себе на колени.
– Бедненькая, – приговаривала Рут, осматривая ногу. – Но кости целы, кажется, ты сильно ударилась и передавила сухожилия.
– Сейчас уже не болит, – соврала Ноа.
– И хорошо.
Рут встала и сбегала в коридор, где сложила свой рюкзак. Обратно она вернулась с бутылкой, наполненной темным напитком, и мешочком орешков.
– Ты съела те печенья? – спросила Рут.
– Еще остались.
– Съешь обязательно. Они лечебные. А еще я приготовлю тебе напиток, что давала в день грозы, он заговорен против твоей хвори… А вот это вино из ягод лумы. Знаю-знаю, пить вредно, когда лечишься, но мы немножко выпьем, потому что мы поссорились. Так принято.
– Я не спорю, – улыбнулась Ноа.
Вино было терпким, теплым, сладким, как вишневое варенье, но со сливочным привкусом, как будто отстаивалось уже не первый год. День солнечный, но слегка прохладный и такое вино было весьма кстати.
Они отпили по половине кружки и Ноа почувствовала, каким алкогольным было это вино, более напоминавшее крепкую настойку.
– Прости меня, доченька, – начала Рут.
– Это вы меня простите, я задаю глупые вопросы, – перебила ее Ноа.
– Нет. Не глупые. Ведь твой муж… Ты знаешь эту беду, все женщины ее боятся… Ты ведь хотела знать про мою дочь… Ее звали так же, как тебя.
– Правда? – удивилась Ноа и тут же поняла, как глупо звучат ее слова.
– Да, – кивнула Рут. – Ее звали Ноа… Все было хорошо, но два года назад… Знаешь, она была моложе тебя, сильно моложе, в то лето ей исполнилось восемнадцать, но вы с ней так похожи… Когда твой муж рассказал, чем ты болеешь, когда я увидела тебя, я сразу захотела помочь… А моя Ноа, я не знала совсем, не знала, что с ней было…
Конец ознакомительного фрагмента.