Сны, увитые омелой
Шрифт:
– Угу, – задумчиво ответила Ноа.
Она встала с постели.
– Надо найти Рут, а потом поедем…
– Нет!
Абель вскочил с кресла и схватил ее за плечи. Он был очень странным и непохожим на себя, одержимым, глаза его горели, почти как у Тео прошлым днем.
– Мы не можем уйти, – Абель придвинулся ближе, заглянул в глаза Ноа. – Это наш шанс сейчас, все ради чего мы тут.
– Ты о чем? – прошептала Ноа.
Она попыталась вырваться, но Абель держал ее крепко и ей стало страшно.
– Мы вдвоем тут, в индейской резервации, вдали от
Абель отпустил Ноа, и она села на кровать.
– А если я не хочу? – спросила она.
– Тогда валяй, едь к ним… – махнул рукой Абель. – Но ведь я тебя знаю, я знаю ради чего ты живешь.
Ноа опустила голову в ладони, потирая виски.
– А индейцы? – спросила она сквозь пальцы.
– Они думают, что мы простые туристы… Они решили, что мы женаты.
– Что?
Ноа подняла глаза. Абель стоял спиной к ней, у окна.
– Так даже лучше, – сказал он. – Это наша легенда. Если бы они знали, зачем мы тут, нас бы прогнали. Но вчера, когда я вернулся за тобой, эта старушка Рут почему то думала, что мы женаты, и остальные, кто провожал меня сюда, кто помогал перенести тебя. Я пообщался вчера с индейцами… Так вот, для них мы простые туристы, муж с женой, приехавшие поглядеть на птичью тропу и попавшие в такую вот историю… Они были любезны к нам, а мы…
– И сколько мы тут еще проживем по твоему? Ты думаешь, они очень гостеприимны?
– Нет, но если ты будешь больна, они не прогонят нас.
– Что?
– Тише! Абель отошел от окна. – Идут сюда! Быстрее в кровать!
Ноа повиновалась ему и легла, Абель накинул на нее одеяло и сам сел в кресло напротив.
– И сколько я буду больна? – шепотом спросила Ноа.
– Пару дней, – прошептал Абель. – Дай мне пару дней и я найду место раскопок.
– А зачем мы притворяемся спящими? Они же будут стучать? – спросила Ноа.
– Это вождь индейцев, у него тут ключи от всех дверей. Спи, – с закрытыми глазами тихо ответил Абель.
Дверь дома открылась. Были слышны шаги нескольких людей. Через мгновение в комнате появился индеец лет шестидесяти, высокий и худощавый, на сухом лице от брови и до подбородка вертикальный шрам, а на шее татуировки, цветы и чьи-то имена, из под шляпы вились длинные седые волосы. Следом за ним вошли двое индейцев лет двадцати.
Некоторое время старик разглядывал Ноа, Абель сидел сжав губы, напряженно глядя на гостей.
– Меня зовут Хинто, – представился старик. – Я вождь живущих здесь людей. А это мои сыновья Макки и Амитола.
– Доброе утро, – кивнула Ноа.
– Как ваше здоровье? – спросил вождь.
– Ничего… слабость по всему телу, – ответила она.
– Мы
Он замолчал. В глазах его Ноа читала злость и недовольство и ей хотелось признаться, что уйти она может хоть сейчас. "Дурак, Абель" – ругалась она про себя. – "Ведь вождь видит, что я здорова". Но вождь продолжил говорить, и язык его стал мягче:
– Это дом дочери Рут и ее жениха. Это право Рут пригласить вас сюда и мы его уважаем. Но это место… – вождь тяжело вздохнул. – Поправляйтесь скорее.
Он кивнул Абелю, а тот кивнул в ответ и вождь ушел вместе с сыновьями.
Несколько минут Абель и Ноа молчали.
– Мне теперь не выйти из этого дома, – выругалась Ноа. – Дурак, разве не видишь какие они?
– Какие? – усмехнулся Абель. – Спокойней, Ноа, у нас все под контролем. Какая разница, что они будут думать о нас, когда мы найдем Келенкенов?
– Келенкен, – сказала Ноа. – Не склоняй это слово, звучит глупо.
– Ты злишься, я понимаю, – Абель поднялся с кресла. – Что ж, я займусь делом, и обещаю, это не будет длиться долго. К обеду вернусь и принесу поесть… Ноа, мы делаем очень важное дело. Делаем вместе. Не забывай об этом.
Ноа лежала в постели, пока Абель не ушел. Дверь закрылась и в доме стало слышно только ее дыхание и звуки леса. Дом оказался небольшим. Маленькая кухня и там же верстак и шкафчик с пластиковыми бутылками, наполненными загустевшим машинным маслом, уборная и душ, вода в который набиралась в контейнере снаружи дома, спальня, где провела ночь Ноа и еще одна комнатка, поменьше, детская. Здесь была кроватка, а на стенах висели пустые рамки для фотографий.
– Дом дочери Рут и ее мужа, – вспомнила Ноа. – Они уехали? Забрали все с собой, а Рут оставили здесь и теперь она живет вдали от всех остальных… некрасиво. Они поссорились?
Из любопытства, что же случилось в семье Рут, Ноа обыскала весь дом и нашла один фотоальбом. Кажется, его просто забыли при переезде, он лежал на полу за шкафом на кухне, обернутый в пленку, всю покрывшуюся затвердевшей пылью, а внутри комки паутины и остатки паука, пустые страницы и несколько выцветших фото. Девочка с мальчишкой, им лет по шестнадцать наверно, похожи друг на дружку, на одной фотографии они целуются, камеру держали перед собой, так что едва разберешь что на фото.
– У индейцев наверно бывают ранние браки? Или подростки просто веселились…
Ноа листала фотографии и нашла, где они чуть постарше. У мальчишки борода и выглядит он совсем взрослым, а девушка как-будто и не изменилась и у нее виднеется живот.
– Ну да, должно быть это дочька Рут и ее жених.
В дверь постучали.
– Ноа! – послышался голос старушки Рут.
– Сейчас! – отозвалась Ноа и спрятала альбом обратно за шкафчик.
Рут принесла термос с холодным соком из лесных ягод и пластиковый контейнер с рисовой кашей вперемежку с овощами и кусочками твердого мяса. А еще у нее был мешочек с круглым белым печеньем.