Со спичкой вокруг солнца
Шрифт:
— Углублю.
— Не обманешь?
— Нет.
Разработка углубляется, но тут, к несчастью, наступает вечер, на редактора начинают находить сомнения, и фельетон с сегодняшнего номера переносится в завтрашний, а с завтрашнего — в послезавтрашний…
Утром иду к редактору ругаться. А он не дает даже открыть рот. Выходит из-за стола, обнимает, доверительно шепчет:
— Талантливый ты парень, Вл. Бабушкин, а растрачиваешь себя на мелочишки. Пишешь, проталкиваешь в номер сущие пустяки. Скажи, ну кто тебе мешает печатать в газете фельетоны на темы главного направления?
— Например?
— С
— И вы напечатаете такой фельетон?
— Обязательно.
— Не обманете?
— Нет.
И я верю, загораюсь. Ребята смеются. Говорят:
— Не трать зря времени, все равно он тебя обманет.
А я не слушаю ребят. Иду в облплан, узнаю, какие районы у нас числятся в отстающих, и еду в глубинное село Климкино.
Еду не случайно. Три года назад я был в Климкине и даже писал о нем. Только не фельетон, а очерк, который назывался «Бонжур, Миледи!». Так я приветствовал со страниц газеты чудесную рыжую красавицу, внесенную в племенную книгу областной сельскохозяйственной выставки. В Климкинском колхозе не было недостатка в рыжих красавицах: Ветка, Лизистрата, Лента, Рыжуха, Графиня-мать, Графиня-дочь, Джульетта-мать, Джульетта-дочь… Одна к одной. И даже среди этой элиты Миледи была № 1. Не корова, а фабрика. Она одна могла снабдить целый детский сад молоком, маслом, сливками.
Так было, когда я писал очерк «Бонжур, Миледи!». И вот я снова в том же колхозе. Хожу и не узнаю. Доярки скучные. Коровники полупустые.
— Что случилось? Где Лента? Где Графиня-дочь? Графиня-мать?..
— Пали смолоду.
— А куда девались ваши корма?
— Эва о чем вспомнили!
Климкино всегда славилось эспарцетом. Эту траву сеют один раз и лет пять-шесть снимают урожай. Эспарцет — трава неприхотливая, медоносная. Она не только кормила климкинское стадо, но помогала снабжать государство чудесным медом… И вот теперь на полях, где зеленой стеной стоял эспарцет, росло нечто непонятное. Приглядываюсь ближе. Господи, да это же кукуруза! Но в каком жалком виде!
— Вы перешли на кукурузу! Зачем?
— Мода.
Председатель колхоза говорит и отворачивается, Ему и стыдно и горько.
Климкинский председатель — мужик не глупый, волевой. Прежде чем пойти по следам моды, он долго сопротивлялся. Ездил в райком, райисполком, спорил.
— От добра добра не ищут. Эспарцет — наше богатство.
— С кукурузой вы станете еще богаче.
— Не пойдет у нас кукуруза. Не те у нас земли.
— А вы попробуйте, посейте.
Предколхоза решил засеять десять га. Его вызвали в райисполком.
— Почему так мало?
— Для пробы больше и не нужно. Пойдет кукуруза хорошо, мы в будущем году посеем двадцать.
— Не в будущем году, а в этом и не двадцать, а десять раз по двадцать.
И Климкинский колхоз получил предписание: распахать все земли, где рос эспарцет, под кукурузу.
И вот уже два года, как в Климкине сеют кукурузу, а она не растет. Не то солнце ходит
И вот на дворе август. Я хожу по полям, а будущий силос не доходит мне даже до колен. Бедная Миледи, чем она будет кормиться зимой?
— У нас за рекой есть роща, — говорит предколхоза. — Наступит осень, начнем заготавливать березовый лист.
— А с березового листа разве будет молоко?
— Милый, да разве мы о молоке думаем? Нам бы только стадо сохранить.
Я был под таким сильным впечатлением от всего увиденного и услышанного, что в тот же вечер там же в Климкине написал фельетон «Незабудки».
Утром приезжаю в редакцию.
Редактор увидел, спрашивает:
— Написал?
— Написал.
— Сдавай сейчас же в набор, поставим в номер.
— Не обманете?
— Нет.
Фельетон идет в набор, ставится в полосу и стоит на ней до захода солнца. А с наступлением темноты в сердце редактора, как всегда, происходит смена караула, и на место фельетона метранпаж ставит беседу врача-педиатра: «Как пеленать новорожденного, чтобы уменьшить процент кривоногости детей».
Иду к редактору:
— Что, опять фельетон не на «ту» тему?
— Тема «та», время не то. Завтра День железнодорожника. У народа праздник, а ты хочешь испортить ему настроение. Напомнить о недостатках жизни. Давай переждем неделю.
Проходит неделя, и «Незабудки» снова вылетают из номера.
Не ленюсь, иду к редактору.
— Что случилось?
— Завтра День физкультурника.
— Понимаю, у народа праздник…
— Давай перенесем фельетон на будний день.
Но в августе, как на грех, будничных дней почти нет. Вслед за Днем физкультурника идет День строителя, а за Днем строителя — День Воздушного Флота.
— Как быть? — спрашиваю редактора.
— Подождем сентября.
Сентября ждал не я один. Вся редакция. Всем интересно было узнать, что придумает редактор в сентябре, чтобы не печатать фельетона.
Ждали мы и не дождались. В конце августа обком отправляет Вухина в командировку. И тоже по теме главного направления. Изучить самому и помочь разобраться колхозникам — почему так плохи дела у них на селе?
И хотя вместо редактора в газете остался его заместитель, человек ответственный, облеченный доверием, редактор дважды на день звонил, давал ему руководящие указания. Даже расстояние в сто километров не изменило привычек Вухина. Днем он подхлестывал своего зама, кричал: «Давай-давай!» А вечером озадачивал вопросом: «А стоит ли?»