Со стыда провалиться
Шрифт:
— Держись со всеми любезно, — с легкой ноткой истерики крикнула в трубку мать, когда послышались предупредительные гудки. — Слышишь? Постарайся вести себя мило со всеми, ладно?
Я вернулась в холл отеля. Организаторша, как видно, поняла, в чем дело.
— Выпейте чего-нибудь, — посоветовала она. — Здесь есть буфет.
Я ничего не ела целых десять часов. В буфете толпилось уйма народу, но организаторша раздобыла мне бокал вина. Я осушила его и улизнула. Две женщины догнали меня у дверей отеля и привели обратно к даме из оргкомитета.
— Пожалуйста, присядьте. Вот сюда.
Я поняла, что с места, на которое меня посадили, очень удобно подниматься на сцену. Вопрос в том, когда? Я уже думала, что вечер никогда не начнется. Потом он все-таки начался. Выступил хор. Интеллектуал со свирепо-умными
К тому времени, когда церемония достигла кульминации, я знала, что делать. Мне надо было выйти на сцену и не получить приз. Я не догадывалась, что представляет собой мой не-приз, пока дядька из компании, не производящей сухую смесь для бисквитов, не объявил, что это авторучка. Обычная ручка в пластиковой коробочке. Автоматическая. Он положил коробочку на кафедру и попросил мою бывшую учительницу английского сказать несколько слов об участниках. Та откашлялась и порылась в своих бумажках. Я подумала, что она воспользуется возможностью и скажет, что я очень, очень талантлива, но, к величайшему сожалению, не подхожу для нынешнего конкурса. Но этого она не сказала, а просто пригласила меня на сцену, чтобы отдать ручку в коробочке. Я повернулась лицом к публике и слегка поклонилась. Потом мы все встали, чтобы сняться на общую фотографию.
— Чуть левее, — скомандовал фотограф. — Нет, левее.
После того как все кончилось, я разменяла деньги в банкомате на улице, вернулась в бар и напилась. Все равно я никого не знала. Кроме того, от меня пахло неудачей — люди не понимали, зачем я здесь. Я и сама не понимала. Ко мне приклеился какой-то тип. Он сказал, что мою жизнь наполняет печаль, он видит это по моим глазам. Он сказал, что я слишком много пью, уж он-то сразу заметил, он сам бывший алкоголик. Потом он попросил бармена, чтобы в полпинтовый бокал ему налили тройную порцию водки, чуть разбавленную водой, но безо льда. Я сбежала от него к другому типу, которого (или о котором) немного знала, — вышедшему в тираж репортеру в галстуке-бабочке. Он со слабой улыбкой наблюдал за мной с противоположного конца зала. Я поведала ему забавную историю. Напомнила, что он был знаком с моей сестрой, пожаловалась на долгую поездку, голод и чертову ручку.
— Простите? — переспросил он, словно недоумевая, потом хихикнул (правда, самым натуральным образом). — А, понимаю. Вы думали, что победили в конкурсе.
Я не нашла что ответить. Утром я уехала домой.
Нил Гриффитс
Потирая живот
Ах, если бы и голод можно было утолить, потирая живот.
Мой первый роман увидел свет всего несколько месяцев назад, и я впервые должен был проводить чтения в городе, где я жил в то время (да фактически и теперь живу). Многие из моих друзей захотели послушать меня; люди, уже покинувшие эти места, приехали ради этого события — на автобусах, поездах и машинах, все с подарками — небольшими коробочками или бутылками. Днем мы «заторчали» на кухне в моей тогдашней квартире, выпили холодной водки и до вечера сидели в пабе, а потом отправились на чтения.
Народу набилось уйма, и все прошло замечательно, хотя мне следовало обратить внимание на первый звоночек грядущего позора, прозвеневший, когда хорошенькая журналистка с местного телеканала брала у меня интервью, а я, желая дружески похлопать ее по плечу, нечаянно взялся за ее левую грудь. Все это попало в кадр, но к тому моменту я уже воспринимал происходящее как в тумане, поэтому просто извинился, она засмеялась, и мы с друзьями всей толпой вернулись в паб. Помню, пару часов спустя мы с Ронни скрючились над сливным бачком в туалете, забив в нос скрученные десятидолларовые бумажки и вдыхая дурь — ужи не знаю, что он там раздобыл: соленый, зернистый, блестящий, будто волокна сахарной ваты, порошок на фаянсе бачка в нескольких дюймах от моего лица. Мы нюхнули одновременно, а потом мир вокруг стал темно-синим (до тех пор, пока через несколько часов не почернел), и это был восхитительный цвет — глубокий, насыщенный.
Проснулся я в своей постели. Точнее, меня разбудило странное ощущение выжатости, как будто вся моя кровь стекла вниз. Сквозь тяжелый похмельный сумбур в голове и неприятное покалывание в теле я чувствовал жгучую пульсацию в паху, такую сильную, как будто он хотел оторваться от меня и заметаться по комнате, как обезумевшая от испуга летучая мышь. Он был таким твердым, таким напряженным — казалось, лопнет при первом же прикосновении. Почему стимуляторы производят такое действие — для меня загадка; в этом нет ни биологического, ни эволюционного, ни даже духовного смысла (если какой-либо смысл есть вообще). Почему отравленная кровь требует акта размножения? Почему загнанное сердце рвется работать еще быстрее? И вот, как всегда, это снова произошло, превратив одеяло в остроконечный шатер; откуда-то из-под него доносился звучный храп моей подружки, но я не хотел будить ее, не мог ткнуться в ее лицо своей опухшей мордой, искаженной гримасой похоти. В лучшем случае она бы расхохоталась и опять уснула, повернувшись на другой бок. Кроме того, из соседней комнаты раздавался еще чей-то храп и сонное дыхание.
Я вылез из постели, приоткрыл дверь и заглянул в щелочку: четыре или, может быть, пять силуэтов людей — кто на кушетке, кто на полу, укрытые одеялами, пальто и позаимствованными у хозяина простынями. Четыре или пять четко слышных партий храпа — симфония сопения и присвистов за пеленой тяжелого запаха дурманящих испарений алкоголя, химии и пота. Я тихонько закрыл дверь, натянул первые попавшиеся джинсы и, терзаемый выпуклостью в них, поплелся в туалет. На кухонном столе, среди пустых бутылок и набитых окурками пепельниц, я заметил экземпляр своей первой книги. Эй, поглядите, это я написал! Это мой успех! Разве я не умница? Разве не молодец?
До сих пор не понимаю, почему я не закрыл дверь в сортир. Ключ был в замке, я точно помню, что посмотрел на него, пожал плечами и не то что не повернул, но даже не дотронулся до него. Скорее всего я решил, что если кому-то приспичит, то по пути из гостиной ему придется миновать спальню, он обязательно заметит мое отсутствие, сообразит, что я в ванной, и постучится, прежде чем заходить. С другой стороны, закрыв за собой дверь, я бы потратил не больше пары секунд. Простое движение руки, элементарное действие, мелочь. Так почему же я этого не сделал?