Со вкусом гнили
Шрифт:
Нужно было сказать что-то ещё, придумать тему, пока сестра не продолжила развивать свою. Ив знал, что она запросто может убедить его в своей правоте, пусть даже он не признает этого вслух. Он не хотел разбираться в причинах и не хотел вытаскивать что-то личное из тени. Это не принесёт пользы, только боль. Но, как назло, в голове было пусто.
– В общем, я просто хочу сказать, что ты мне ничем не обязан.
– Я твой брат.
– Да. И если бы не ты, я умерла бы ещё в тот раз, когда пропала мама.
– Она не пропала, а бросила нас.
– Ты меня не слушаешь. Я живу только благодаря
Ив сел на кровати и одарил сестру хмурым взглядом. Из-за ее слов внутри зашевелилось нечто, что он старательно прятал от себя самого.
– Начиталась книжек и думаешь, что все понимаешь? А как бы сама поступила на моем месте?
Мила надолго замолчала, но потом обречённо выдохнула:
– Наверно, как и ты…
– Вот видишь. Эти разговоры ни к чему не приведут. – Ив выдал вымученную улыбку и уже мягче добавил: – И зря ты думаешь, что мне в тягость делать что-то ради тебя. Взамен я получаю кое-что ценное: знание, что моя жизнь – не пустая трата ресурсов. В ней есть смысл.
Она промолчала, но по лицу понятно было, что не поверила. Он и сам не знал, верит в это или только убеждает себя.
– Ладно, давай спать.
Мила молча поднялась и вышла, одарив брата напоследок тоскливым взглядом, значение которого осталось загадкой. Ива это беспокоило. Спустя так много совместных лет он научился понимать настроение сестры, едва войдя в квартиру, а ее мысли – лишь взглянув на неё. Но в последнее время что-то в её поведении изменилось, и Ив не понимал почему. Не знай он её так хорошо, подумал бы, что у неё депрессия. Тревожность, замкнутость, мрачные мысли, слезы – такого не было даже в самые сложные моменты их жизни.
Тусклый рассвет просачивался сквозь открытое окно вместе с утренней прохладой. После разговора с сестрой остатки сонливости выветрились вместе с остатками алкоголя. Ив лежал, натянув одеяло до подбородка, и глядел в потолок в надежде, что усталость возьмёт верх над беспокойством. С улицы летел тихий непрекращающийся гул множества работающих машин. Казалось, гудит не город, а мысли в черепной коробке.
Его устраивала нынешняя жизнь. Стабильная работа с хорошей оплатой, собственное жилье в комфортной зоне, регулярные медицинские осмотры, чтобы следить за состоянием здоровья Милы. Раньше они всего этого не могли себе позволить. Так на что же жаловаться?
Когда человек получает желаемое, вскоре ему становится этого недостаточно. Люди так устроены: всегда желать большего, чем имеешь. Ив редко задумывался, чего бы ему самому хотелось от этой жизни, но всякий раз приходил к мысли, что не хочет ничего больше. Перед ним и так стояла достаточно глобальная задача: позаботиться о сестре, подготовить её к жизни. С тех пор как мать бросила их, он просто разучился думать о своих нуждах.
Они жили все вместе в однушке на втором этаже. Одинокая женщина с двумя детьми от разных мужчин. Отец Ива умер, когда тот был ещё маленьким. Связался с запрещенным культом и попал под чистку. Эгоист, который думал
Отец Милы остался неизвестен.
Мать ежедневно пропадала на работе. Ив не знал, чем она занималась, и только когда повзрослел, появились неприглядные догадки. Как бы там ни было, она исправно приносила домой питательные смеси, пока однажды просто ушла и не вернулась. Брат и сестра прождали её неделю пока не поняли, что теперь остались одни. Все дальнейшее было из числа того, о чем лучше забыть и никогда не вспоминать.
Ив не помнил отчётливо лица матери, но помнил все остальное: удушающую жару в тёмной квартире с заколоченными окнами, непрерывный шум, доносящийся со всех четырех сторон, смрад химических испарений и запах плесени, что намертво въелась в штукатурку на потолке и стенах. И то чувство растерянной беспомощности, липкий ужас осознания, что тебя бросили, и ты понятия не имеешь, как жить дальше.
За неделю у них закончились все питательные смеси. Вместо очищенной воды приходилось пить воду из-под крана. Иногда она была лишь слегка мутной, иногда темно-рыжей, но прозрачной – никогда. А во рту оставляла после себя то привкус тухлятины, то металла и моющих средств, и даже прокипятить её было негде. Брат и сестра кутались под драным вонючим одеялом на единственной кровати, не различая дня и ночи. Заколоченные досками окна почти не пропускали свет. Ив боялся открывать их, чтобы в квартиру не влезли бездомные или угашенные, и потому в помещении постоянно стоял затхлый дух сырости и мочи. Когда он не спал, он глядел на дверь в надежде, что мать вот-вот вернётся. Когда кто-то колотил в двери и дёргал за ручку, брат и сестра прижимались друг к дружке и боялись шелохнуться. Мила беззвучно плакала, а Ив пытался придумать, куда бежать, когда в дверь все же ворвутся чужие.
Скоро Мила начала потихоньку угасать. Она больше не плакала, только тихо стонала в горячечном сне. Слабая трехлетняя малышка. Ей нужна была еда и какие-то лекарства. Тогда Ив закутал её в одеяло и ушёл, прошептав на ухо, что никогда не бросит её, как бросила мать. Ему было одиннадцать.
Воспоминания, как и всегда, принесли с собой только злость и разочарование. В груди грызлось что-то неприятное и липкое, от чего невозможно избавиться, что ненадолго оставляло его только на деле или после пары стаканов спиртного. Но с каждым разом это неприятное все больше накапливалось и росло. И что с этим делать, Ив не имел понятия.
Он поднялся с кровати, так и не сумев хоть немного отдохнуть. Порылся в ящике на кухне и вытряхнул на ладонь таблетку из неподписанного пластикового пакета. Эти таблетки остались еще с тех времен, когда Милу мучили постоянные ночные кошмары и она не спала сутками, чтобы не видеть то, о чем так и не рассказала брату. Ив проглотил таблетку, запив водой из-под крана. Нужно было отдохнуть, ведь ночью предстоит важная работа, от успеха которой зависит их с сестрой будущее.