Соавтор
Шрифт:
— А что думаешь ты? — окликаю я забинтованную девицу.
— Ничего, — говорит она хрипловатым контральто. — Мне все равно.
— Сломалась? — спрашиваю я. Мне хочется тронуть ее руку, хотя в этом нет смысла. Она вызывает у меня острый приступ сочувствия.
— Сломался, — говорит она. — Я был парнем… при жизни. И некоторое время потом. Нынешний владелец сменил тело почти полностью. Оставил только голову, шею и парик. Ему хотелось
— И что? — спрашивает серебряный с очевидным сальным любопытством. — Ты — гей?
— Нет, — говорит вамп. — Я же говорю — мне все равно, что бы эти уроды ни делали с моим протезом. Карма. Я отравился газом, это — наказание за суицид. Я внушаю себе, что это когда-нибудь кончится — тогда я попаду в ад и успокоюсь.
— Козел, — говорит джинсовый и отворачивается к девочке-бабочке.
— Почему травился? — спрашиваю я.
— Козел, — отвечает вамп. — Еще вопросы?
К нашей гламурной компании подходит небольшое отвратительное существо. Оно выглядит, как злобный монстрик, небрежно собранный из окровавленных кусков пластмассовых трупов; уши от разных существ, вместо носа — большой палец мужской ноги, заскорузлый, с желтым треснувшим ногтем, рот — трещина, из которой вытекает нарисованная кровь. Глаза — слепые стеклянные бельма. Одета тварь в черный фрак, распахнутый на голой вскрытой груди с торчащими ребрами, и фрачные брюки. Вместо ступней у нее — ладони с ярко-красным лаком на ногтях.
Вамп отшатывается. Джинсовый одобрительно смеется:
— Ты эффектный. Сам бы завел такого, пока живой был.
— Это — мой собственный дизайн, — сообщает тварь со скромной гордостью. — Первый приз на международной выставке «Темная Реальность», золотая медаль. Я не чмо вроде вас, а был дизайнером кукол, уродцы. Что уставились, сопли розовые? Кто ж вас, таких, ваял-то, а, срамота?
— Хам, — фыркает девочка-бабочка и уходит к своему владельцу, который хлещет виски.
— Как будущим коллегам повезло, что ты сдох, — тихо говорит вамп. — Существовать внутри твоих дизайнерских изысков — хуже всякого ада…
Монстрик оглядывает его с головы до ног.
— У тебя, крошка, есть конструктивная недоработка, — говорит он. — Как и у всего вашего поколения. Мы с моим спонсором работаемнадпоправкой. Ротик у вас занят динамиком, хе-хе. Создает владельцам неудобства интимного плана. Но ничего-ничего, что-нибудь придумается…
Вамп шарит взглядом по залу, где пьют люди и танцует нагая грудастая кукла — динамический стереотип номер три, скорость вторая. Из огромных стереоколонок гремит отвратительная попсовая песенка: «Вот и сердце нашлось где-то в схеме моей — посреди проводов и магнитных полей». Голос живого исполнителя передразнивает механическое мурлыканье андроида. Пальцы вампа комкают конец бинта.
— Бежать некуда, — говорит он еле слышно. — От всяких сволочей — живых и неживых — бежать некуда. Надо было умирать, пока мог. Трус я, трус…
— А ты — подлец, — говорю я монстрику. — И талантливый дизайнер — рожа к душе подходит, как родная.
— Полегче на поворотах, — говорит монстрик. — Я эксклюзивен. Еще всякая латексная подстилка будет…
Я бью его кулаком в челюсть.
Это чертовски глупая выходка. Кажется, моя злость достигла предела. Монстрик мне отвратительнее, чем люди — и я, как при жизни, с наслаждением теряю над собой контроль.
Монстрик, ожидавший всего, но не такого, отлетает в сторону, сшибая спиной вазу с декоративной подставки — ваза разлетается вдребезги, летят брызги, мокрые цветы, какие-то штуки с булавками, которые удерживали их в букете — мелькает мысль об электронных внутренностях андроида — разрывая простенькую мелодию, визжит живая женщина. Люди впали в секундный ступор.
— Иди со мной, — говорю я вампу.
Он качает головой, отступает:
— Некуда, некуда, — и я не могу его тащить, и нет времени упрашивать. Он еще думает — куда. Мне уже — все равно.
Моя владелица судорожно дергает заевшую молнию сумочки — я выхватываю ремешок из ее рук, швыряю сумочку на пол и наступаю на нее. Под ногой что-то хрустит — надеюсь, пульт управления, а не пудреница. Я выскакиваю из зала, оттолкнув какого-то типа в темном — секьюрити или лакея.
Выбегаю во двор.
На парковке — ее «Госпожа Шоссе», черная и серебряная — вторая в ряду. Ключ зажигания — в замке. И я — бессердечный мерзавец — вышибаю ворота автомобилем, стоящим, как самолет.
Через две минуты и четырнадцать секунд — я на загородной трассе. Я выжимаю газ до упора и опускаю стекло. Поток воздуха на скорости около ста тридцати километров в час треплет мои искусственные волосы и кружева на моем воротнике, но я не ощущаю его лицом.
Моей душе хочется плакать; стеклянные глаза куклы — всегда сухи.
Ухоженный парк за декоративной решеткой остается позади. Начинается пригородный индустриальный район — мимо мелькают какие-то бетонные корпуса. Я выжимаю скорость до предела — и выворачиваю автомобиль к кирпичной стене, на которой вдруг вспыхивает золотое сияние…