Соавтор
Шрифт:
Он не видит того, о чем пишет. Он не верит в то, о чем пишет. Он придумывает слова, которые будет радостно читать его поклонникам, и забивает их в Word. Книга состоит из слов. Между словами вставлены шутки поклонников, шутки приятелей, шутки из Интернета и телевизора — увидев знакомую шутку, в которой переставлены слова, можно смеяться.
Я пью — и не пьянею. Я внутри твердого воздуха, как внутри стеклянного куба. Мои мысли не путаются, но я сам — стеклянный, оловянный, деревянный… Мне хочется бить кулаками по столу.
Я открываю выход в его кухне. Между плитой и мойкой — дверь в глухую ночь другого мира. Мрачные теснины черных оскаленных скал освещены двумя лунами — большой зеленовато-бледной и маленькой ярко-рубиновой. Ущелье освещено гнилым зеленовато-кровавым светом, пересечено двойными тенями. Вдалеке, между скалами, мне мерещится какая-то циклопическая постройка — замок? Крепость? Космическая станция? Острые башни врезаются в бурые беззвездные небеса.
Писатель жадно смотрит за барьер. Он почти протрезвел.
— А! — вопит он в восторге. — А дальше?
Я стряхиваю с себя пьяный ступор и запускаю время. Угловатые силуэты летучих мышей — летучих лисиц — маленьких крылатых бесов — срываются со скального выступа. Что-то коленчатое, покрытое шипами, ощеренное, пощелкивая и хрустя торчащими суставами, быстро пробегает между камней. По небу стремительно летят бурые облака. По ним шарит длинный луч холодного света — может, прожектор?
— Фигня, — говорит он. — А рубилово где? И вообще — там у тебя что, Темный Властелин живет?
Я не знаю, кто там живет. Я тут людей не видел — только этих шипастых тварей, похожих на хищных ящериц, мохнатых пауков размером с собаку, и какие-то громадные тени или облака, окруженные опасным желтым свечением, которые скользили через скалы у самых их вершин, направляясь к горизонту.
— Я не знаю, чей это мир, — говорю я. — Туда нужно войти. Иди туда, а?
Он шлепает ладонью по барьеру. Хохочет.
— Сдурел! Как туда войдешь — это же придумано! На самом деле его нет! Это глюк! Вот интересно, тебе мерещится то же самое, что и мне? Вот интересно, чего это ты мне налил?
Хихикает и подмигивает. Смотрит на меня с пьяным превосходством.
— Никаких этих… роботов. Там будут жить орки. А мы… то есть я… я туда попал не из кухни — это как-то глупо. Меня… ну, ты поэл, перса, героя, как его, убили в горячей точке. И я… в смысле, этот самый, герой, мать его, ну, ты поэл, туда попал после смерти. А там — орки. Самое место для орков, стопудово!
Я слушаю про орков. Я слушаю про рубилово, про квесты, я слушаю, как книга будет продаваться, я слушаю, какие хвалебные отзывы напишут фанаты. Я слушаю про ятаганы и мечи, про кольчуги и доспехи.
Я закрываю выход. Слушаю про будущие продажи, про квесты, про кровь, про рубилово и снова про мечи и доспехи. Он идет меня провожать и говорит про будущие продажи. Я спускаюсь по лестнице.
Лента Мебиуса. Он укусил себя за хвост… Круг.
Интересно, что будет, когда он доберется до головы… Глупо было и пробовать.
Я видел его книгу про орков. Она написана очень скверно. Орки общаются русским матом. У них ятаганы, мечи, кольчуги — а герой попал туда из горячей точки. Об этом все пишут. Продается неизменно хорошо.
Сейчас он пишет продолжение.
Большинству писателей выход не нужен.
«Помогу способному странствовать по чужим мирам найти выход. Телефон…»
Я выкладываю объявление на сайте с вакансиями. Мне звонят и спрашивают, что я курю, чем я колюсь и где это покупаю. У меня самого порываются купить анашу, глючные грибы, абсент и еще какую-то дрянь. Редко-редко звонят девочки — они надеются стать воительницами, королевами и богинями.
Я отчаиваюсь и почти перестаю ждать. Меняю номер телефона, но время от времени, поддавшись глупой надежде, снова использую старую сим-карту. Иногда звонят наркоманы и просто придурки. Иногда телефон молчит.
В конце концов я решаю ее выкинуть. На всякий случай, перед тем, как швырнуть злополучную симку в мусорное ведро, вставляю ее в телефон последний раз. Телефон почти тут же звонит.
— Я насчет чужих миров, — говорит на том конце линии насмешливый голос. — Ты врешь, как все — или вправду что-то можешь?
— Я могу. Вопрос в том, что можешь ты.
— Мне надо посмотреть, — говорят из трубки. — Ты где живешь?
Я отвечаю. Это ново.
— Свари кофейку, — говорят из трубки. — Сейчас подъеду.
Он потрясающе самоуверенный нахал — вот что я думаю.
— Ты, скорее всего, врешь, — говорят из трубки надменно и грустно. — Но я все равно приеду. На всякий случай.
Он заявляется через три четверти часа. Я отпираю дверь. Он маленького роста. Поношенный кожаный плащ. Очки. Над очками — хохолок цвета песка. За очками — живые темные глаза.
— Показывай, — заявляет он с порога.
— А кофе? — усмехаюсь я.
Он морщит нос.
— Кофе — потом.
Я открываю выход в коридоре. Кусок стены вываливается в ледяное, режуще-белое пространство. Бледное и мутное небо сливается с заснеженной землей; только полоска леса вдали делит застывший мир пополам. Черные деревья замерли в безветрии. Чужой мир полон мертвого холода.
Я сам от себя не ожидал. Этого места я еще никогда не видел. Но мой гость улыбается — у него ассиметричная улыбка, улыбка влево, я бы сказал — и делает шаг через барьер с такой легкостью, будто барьера не существует.
Будто это не другое пространство. Он выглядит как человек, выходящий в соседнюю комнату. Но меня поражает не это — он исчезает, перешагнув грань между мирами.
Точнее, наверное, сказать — изменяется. Но изменяется так радикально, что вообще перестает быть собой.