Соавторы
Шрифт:
Подыгрывая ему, я захлопала ресницами.
– Ну и так. Я покупаю у тебя сгущёнку, которой у тебя нет, и расплачиваюсь баксами, которых нет у меня. И вот на этом всём мы делаем хоро-о-о-ошие бабки.
Он смотрел на меня с победным задором, ожидая реакции.
– Не может вагон сгущёнки стоить лимон баксов. – Я сделала дебильное выражение лица.
– Да не суть. Смотри…
Лёшка принялся темпераментно объяснять, и я отметила про себя: а с ним никогда не было неловких пауз, с первого дня знакомства. Мы встретились на одной из студенческих вечеринок. Он, студент финэка, пришёл с девушкой, и они поссорились. Точнее, она с ним – громко и некрасиво. Я даже не помню, из-за чего. Лёшка ничего не отвечал ей, пока она брызгала слюной, поносила его, а все вокруг были зрителями. Потом его девушка демонстративно ушла, и он вслед за ней. А на следующий день мы случайно столкнулись у метро, и он так же, как сейчас, сказал мне в спину: «Маш???» И я пропала.
– Знаешь, Лёша, – перебила я его. – Ещё совсем недавно я очень много бы дала, чтобы вот так сидеть сейчас с тобой и ничего не чувствовать.
Он замолчал, посмотрел на меня как-то по-новому. Я сказала правду. Два года я хотела лишь одного – забыть его. Забыть навсегда. И, наконец, мне это удалось.
– Нет, правда. Я ведь умирала от любви к тебе, потом умирала от твоего предательства. А сейчас смотрю на тебя и не испытываю ничего. Ни любви, ни ненависти. Ни-че-го.
Лёшка надул щёки и издал звук лопнувшего шарика.
– Предательства? Мы же цивилизованно расстались. Я не сбежал от тебя, не обокрал, не оскорбил. Не изменил тебе, наконец. Я объяснил свою позицию. Что всё перегорело. А то, что ты с ней не согласилась, это не моя вина. Я ведь и не обещал тебе ничего. Мы просто встречались. Потом я понял, что нам лучше не быть вместе. Мы же договорились остаться друзьями. В чём предательство-то?
От неожиданности я чуть было не подавилась мороженым. Я совсем не думала о том, что с его колокольни наше расставание может выглядеть вот так. Просто и буднично. Я пялилась на Лёшку и нутром понимала, что он, в общем-то, прав. В нём кончилась любовь, и он ушёл от меня. А то, что я это не приняла, – и правда, мои заморочки. Или я тогда думала, что скажу ему, мол, я против, и он, как послушный зайка, останется? Будет мучиться, терпеть меня, но не уйдёт, потому что я против? Моя беда в том, что я совсем не впускала в голову мысль, что можно отпустить человека, потому что он разлюбил.
– Маш… У тебя такое лицо… Давай не будем, а?
– Нет-нет. Я просто задумалась.
Мысли юркими мальками носились внутри черепа, ударяясь о кость. Чтобы успокоиться, я представила, что на месте Лёши сидит Мирон. И встретились мы не так, случайно, а это самое настоящее свидание. Лавочка в парке, эскимо. А у меня холод и ветер внутри, неважно уже, по какому поводу, и голова раскалывается, и я тыкаюсь пылающей макушкой в его плечо. Он гладит меня, баюкает, как маленькую девочку. И я смелею и целую его в ключицу, туда, где едва заметна вытравленная татуировка – хвост трёхпалой ящерицы.
– Мне с тобой было хорошо, Машка. Чесслово. Трахаться, и вообще…
Я вздрогнула. Это не Мирон. Это Лёшка.
– Что вообще?
– Собеседник ты.
– Ну да. Не сексом же единым жив человек.
– Не язви, пожалуйста. – Лёшка посмотрел на часы. – Ты вот мне даже не сказала тогда, что тебе пятнадцать. Откуда мне было знать, что ты на первом курсе и несовершеннолетняя? Это статья, между прочим.
– Мне было шестнадцать. Юридический возраст сексуального согласия. Да не важно. Так ты струсил?
Я закусила губу. Зачем, ну зачем я завела этот разговор? Ведь слово себе давала!
– Ничего не струсил. Ты ж… Ну ты никакая не гёрлфренд, тебя замуж надо брать, на руках в ванну с лепестками роз класть нежно, а я не по этим делам. И потом, чувства закончились…
– Да поняла я уже. – Я швырнула палочку от эскимо в высокую урну, стоящую рядом. Промахнулась.
Зазвонил его телефон, лежащий на подлокотнике кресла. Лёшка скривил рожу и, поскольку руки были в шоколаде, ткнул мизинцем в значок динамика. Из телефона полился пацанский голос:
– Привет, мишка, лук там не залез в шорты? Должен же, вроде, сегодня гэпнуться.
– Не, – ответил Лёшка. – Завтра ждём.
– Оки, – хрюкнул голос и отключился.
– Что это? – засмеялась я. – Вы рэп читали? И почему он назвал тебя Мишей?
Лёшка хмыкнул.
– Вадя звонил. Перевожу. Мишка – игрок на понижение. Я, то есть. И Вадя спрашивает: «Лукойл не в позиции продажи сейчас, ведь их цена снизилась?»
– Да-а-а… – искренне восхитилась я. – Вам бы с Вадей сценарии писать! Так ты на бирже играешь?
– Тешусь. Иногда.
Лёшка сощурился и посмотрел куда-то в даль коридора, откуда не спеша текла горстка офисного планктона. Цокая каблучками, мимо нас прошла Марианна Витальевна и так взглянула на Лёшку, что сомнений не оставалось: они знакомы. Лёшка чуть заметно кивнул ей.
– Эта мадам меня только что собеседовала.
– А, – только и сказал Лёшка.
У двери в кафе Марианна Витальевна обернулась и пристально на меня посмотрела. Я поняла, что если у меня до этого момента и были мизерные шансы получить работу, то вот сейчас они испарились. Совсем.
– Твоя зазноба?
Лёшка не отреагировал.
– Не старовата для тебя? – прыснула я. – Или, обжёгшись на мне, ты принципиально перешёл на зрелых дам?
Я тут же себя отругала за язвительность и с досады прикусила губу.
– Во-первых, ей тридцать, и никакая она не старуха.
– Это во-вторых? – сощурилась я.
– Маша, тебе не кажется, что тебя это не совсем касается?
– А в-третьих?
– А в-третьих… Ты стала злая, Маша.
Я встала и, не попрощавшись, пошла к выходу. Злость на себя, на своё глупейшее подростковое поведение жгла горло, переходила в астму, и уже на улице я захлебнулась от кашля. Лёшка догнал меня.
– Извини, если что… – Он подал мне бумажный платок.
– Да нет, Лёш, это ты меня прости.
Он вздохнул и попытался улыбнуться. Получилось кривенько и натужно.
– Я недавно как раз заходил в твой блог. Ты его забросила?
– Есть такое.
– И в сети у тебя страничка пустая. Чем ты вообще занимаешься?
– Книги пишу.
– Ух ты!
Он сказал это, а сам как будто и не удивился.
– Дашь почитать?
– Не-а.
Я махнула ему рукой и не оглядываясь пошла к метро.