Соб@чий глюк
Шрифт:
Я стал напрягать мышцы головы. Каким-то непонятным образом мышцы на черепе связаны с мозгом и центрами памяти. Стоит напрячь мышцы под кожей головы, а еще лучше – обхватить голову пальцами, как начинается движение внутри черепа. Я так и сделал.
– Что я делал? – переспросил я сам себя и ответил: – Я лежал на диване и молча исходил говном из-за этой простуды.
– А что делала ваша собака, где она была: рядом с вами на диване, рядом на полу? – подсказывал офицер.
И вдруг меня осенило: вспомнил!
Сестра и офицер с надеждой посмотрели
– Как я уже сказал, я лежал на диване, и мне было совсем хреново. Пес подошел, понюхал меня, его голова была на уровне моей, а потом вдруг чихнул мне прямо в лицо, – от признания мне стало легче на душе.
– А дальше, зная своего брата, могу сказать, что он, будучи свиньей от рождения, даже не пошел и не умылся, – сказала сестра, полная торжествующего сарказма.
Я промолчал.
– Ну вот видите, – сказал офицер, обращаясь неизвестно к кому, – кусочки складываются вместе. Картинка проявляется. И не нужно никакого Лефортово.
«Ну просто гуманист», – подумал я про себя.
– Да, складываются, – согласилась сестра. – Но теперь надо понять, что это за сочетание нуклеотидов, которое мы не можем расшифровать. Оно же совершенно бессмысленное с точки зрения биологии. И, что интересно, вирус не производит собачьи протеины у самих собак, не производит их в лабораторных условиях у крыс и мышей, даже у обезьян не производит – только у людей. В человеческом организме его что-то стимулирует, и он активируется, то есть начинает производить белки, которые заставляют человека вести себя странно, я бы сказала, по-собачьи. И я думаю, что отгадка – в этих нуклеотидах! – заключила сестра-вирусолог.
– Тут, Ксения Георгиевна, я вам помочь не могу, но если надо привлечь какие-то ресурсы, дайте знать. К сожалению, времени у нас нет, – сдержанно заметил офицер.
– Если хотите, – начал я осторожно, – я могу прогнать ваши сочетания через компьютер и попробовать выявить в них хоть какую-то закономерность. Не думаю, что это будет суперсложно, если только кто-то специально не зашифровал там что-то, как это делают разведчики, – я многозначительно посмотрел на офицера.
– Разведка там ничего не шифровала, – уверенно ответил тот.
– Давайте мне флешку с этой последовательностью, я поеду в офис и начну прогон.
Сестра вопросительно посмотрела на офицера, тот согласно кивнул, а потом сказал:
– Я поеду с вами, подвезу вас, ну и составлю компанию, чтобы вам не было скучно.
Я подумал: «А на хера ты мне там сдался?» – но вслух ответил:
– Да, конечно. Как вас зовут? Как мне к вам обращаться?
– А зовите меня Кум, – без всякого промедления ответил офицер и весело подмигнул сестре.
– Кум так Кум, – отозвался я без особого энтузиазма.
– И давай на ты. Дело становится интимным, если не выгорит, то я, ты и твоя сестра будем сидеть в жопе, причем каждый не в своей, а в специально для него предназначенной: я – в Ужопенске, ты, создатель бактериологического оружия, в Поджопенске, а твоя сестра будет заведовать НИИЖОПА. Я понятно объяснил?
– Да, но я не создатель бактериологического оружия, а его жертва. Случайная жертва стечения обстоятельств.
– В этом-то все и дело. Если мы это дело не раскопаем, как раз нужны будут жертвы. А что может быть лучше, чем нерадивый оперативник, компьютерщик с темной биографией и псевдоученая, которая, к тому же, является родственницей этого самого компьютерщика? Поверьте мне, это плохо, – с легкой издевкой, но абсолютно серьезно описал наше будущее Кум.
– Ну, вы, – сестра запнулась, видимо, хотела назвать его по имени, но сказала: – Дорогой куманек, говорите, да не заговаривайтесь! Ситуация серьезная, но рассудок терять не надо и пугать нас тоже не надо.
– А почему это вдруг у меня темная биография? – спросил я, несколько удивленный.
– А это я тебе по дороге расскажу. Поехали спасать наши жопы, а заодно и человечество. А то вон посмотри, что в Америке творится. С этим вашим собачьим вирусом прям кино. Ты смотрел «Собачье сердце»?
– Я не только смотрел, но и читал.
– Не умничай, – строго сказал Кум.
Мы попрощались с сестрой и пошли к выходу. Кум шел по институту, как по своему двору, и привел нас к боковому выходу, который я сам вряд ли нашел бы, даже если бы он мне был нужен.
– Ты на чем приехал? – спросил Кум.
– На метро.
– Что, правда, что ли? – удивился он. – А чего не на роллс-ройсе или своем джипе?
– Неохота в пробках толкаться. Метро надежнее.
– Надежнее, – передразнил Кум. – Извини, отсюда поедем на ненадежном «гелендвагене». Но доедем быстро, я обещаю.
– Поехали, мне все равно. Хоть на «запорожце».
– У моего деда был «запор» – чудная машина, но ничего, люди ездили, – усмехнулся Кум.
Мы подошли к запаркованному на тротуаре черному «гелендвагену» и забрались внутрь. Кум резко подъехал к съезду на улицу, забитую машинами. Чуть притормозив, включил мигалки под лобовым стеклом, мигание которых сопровождалось рычанием, и полез в самую гущу. Машины послушно расступались перед ним.
Когда мы выбрались на Кольцо, он вышел на резервную полосу, и мы пошли, подгоняемые собственными звуками и синими проблесками. Я физически чувствовал ненависть, которая, как гранатами, летела в нашу воющую и сверкающую машину, нахально несущуюся поверх пробки.
– Вы, я вижу, обо мне все знаете. Какие машины у меня, где я работаю. Очень впечатляет, – начал я разговор. – Но вот насчет темной биографии – это вы переборщили.
– Да что машины, что работа, – усмехнулся Кум. – Мы знаем о тебе то, что ты сам о себе не знаешь.
– Это вы ко мне в подсознание можете залезть без моего ведома?
– Ты, друг мой ситцевый, свою секретаршу Лару трахаешь? – душевно спросил Кум.
– Это не секрет. Весь офис это знает, – усмехнулся я.
– Весь офис, конечно, и жена твоя знает. Не секрет. А ты знаешь, что твоя Ларочка – трансвестит?