Соб@чий глюк
Шрифт:
– А то, что он укусил меня, тебя не удивляет?
– Нет. Я удивляюсь, что он не сделал этого раньше.
– От тебя нет никакой помощи, – упавшим голосом сказала мама.
– У него прививка от бешенства есть? – я попытался направить разговор в практическое русло.
– Что мне делать? – спросила мама совсем женским голосом. Генералиссимус куда-то пропал.
– Я сейчас приеду заберу собаку, а то вдруг отец ее тоже покусает, а у нее прививка от бешенства просрочена. А по дороге попробую подумать о том, что же все-таки происходит.
– Приезжай, сынок.
Я отключился. На телефоне высветилась эсэмэска от Светки: «Мне надо
Я был раздосадован поворотом событий: теперь надо ехать забирать собаку, участвовать во всех этих семейных разговорах, слушать взаимные упреки, а я все-таки еще неважнецки себя чувствую.
Но что делать, пришлось без всякого энтузиазма собираться и ехать к родителям. Поехал на метро – служебную машину вызывать уже поздно, к тому же пробки. Метро быстрее и надежнее, а вот обратно поедем с Собакиным на такси. Все дорогу от своего дома на «Спортивной» до родительской «Калужской» я чихал и перестал только у подъезда.
Только я вошел, Собакин прыгнул на меня передними лапами и стал нетерпеливо подпрыгивать, будто прося: «Поехали, поехали, поехали, поехали!»
Смурной отец сидел на кухне. Я сел напротив. Он исподлобья посмотрел на меня и отвел взгляд.
– Папа, можно даже сказать, отец, ты зачем хотел поссать в лифте? Ты что, не мог потерпеть несколько этажей? – вкрадчиво спросил я.
– Очень писать захотелось, – ответил отец, не глядя на меня.
– А потерпеть ну никак?
– А зачем? – удивился отец.
– Конечно, зачем? А зачем маму укусил? – так же вкрадчиво продолжил я без какой-либо надежды на вразумительный ответ.
– А она меня ударила. Что, лучше было ее тоже ударить? – удивился отец.
Простота его ответов меня разоружила. Я понял, что это не деменция. Действительно, когда очень хочется писать, зачем терпеть? И лучше уж укусить человека, чем долбануть от души и что-нибудь ему сломать или вызвать сотрясение мозга. Все логично. Только было в этой логике что-то настораживающее, и прежде всего сам отец. Смирный, тихий слон вдруг выходит за флажки и обретает необычную для него свободу. Тут что-то не так.
– Мама, дорогой генералиссимус, а ты что скажешь? Что ты за меня прячешься? Что ты, дорогая, об этом думаешь? Какое твое мнение? Или после того, как бить его стало опасно, ты боишься что-то сказать? – обратился я к молча стоящей у стене матери.
– А что она? У нее на старости лет бешенство матки открылось! – вдруг выпалил отец.
– Так, все, я пошел, – я встал из-за стола. – Давайте на этом остановимся. Кобель, иди сюда! Нам пора. Разбирайтесь тут сами, только не убейте друг друга.
– Гоша, ну что ты такое говоришь? – неожиданно мягким голосом сказала мама.
– Так, все молчат, пока я не ушел, – приказал я и пошел в прихожую.
Я вышел на улицу, не вызвав такси: дольше оставаться с родителями было опасно. Я позвонил в такси:
– Нужна машина от «Калужской» до «Спортивной», два пассажира, один из них большая собака, но мирная.
– А другой? – спросили меня в телефоне.
– Другой? Другой тоже собака, но раздраженная.
Я посмотрел на пса, он сидел у моих ног и смотрел на меня влюбленными глазами.
– И кто из нас кто? – спросил я его.
Следующий день я решил сделать присутственным днем, то есть пойти на работу. Время поджимало – надо было запускать новый продукт. Я неофициально считаюсь главным вирусологом страны – человеком, который разрабатывает защиту от компьютерных глюков и сам создает такие глюки. Этим занимается моя контора, в которой все – молодые, сексуально активные, жадные до денег и приключений.
Схема бизнеса очень проста: сначала мы пишем вирус, который может погасить много компьютерных экранов, а потом создаем от него защиту. Это стадия разработки. Потом начинается маркетинг с распространением и продажей защиты от злобного вируса. Битые и бывалые покупают защиту сразу. Молодые и глупые отмахиваются. А потом мы выпускаем вирус на волю. Те, кто купил защиту, чувствуют себя великолепно, а у остальных гаснут экраны, и они идут к нам за помощью. А это уже дороже.
Иногда пишем вирусы на спецзаказ, без защиты, но это история отдельная, очень личная, а поэтому для заказчиков недешевая. От нас при этом требуется умение не только писать вирусы, но и молчать, а это и дороже, чем вся работа, и опасней.
Водитель прислал эсэмэску, что он у подъезда, и я вышел на улицу. Чувствовал я себя все еще хреново, но уже на пути к выздоровлению. На мне пиджак, джинсы, дорогие туфли – эдакий молодой компьютерный интеллектуал, у которого своя компания и который разъезжает на роллс-ройсе с водителем. Автомобили меня особенно не интересуют, я мог бы ездить и на обычном мерсе, но правление решило, что я есть лицо конторы, поэтому должен разъезжать на чем-то престижном, олицетворяя собою успех и монетарное благополучие. Я отказываться не стал – чего не сделаешь ради своей компании. Не знаю, помогло ли это компании, но то, что это помогло моему члену, – однозначно. Оказалось, что подавляющее большинство (я не говорю «все», чтобы не прослыть мизогинистом, и оставляю для себя возможность сохранить приличное выражение лица в непростой ситуации) представительниц женского пола не в состоянии отказать мужику на роллс-ройсе. Вся сложность эмоциональных отношений между мужчиной и женщиной, в сильно упрощенном виде, сводится к очень простой формуле:
– Девушка, вы когда-нибудь трахались в роллс-ройсе?
– Нет.
– А попробовать хотите?
– Да.
Однажды я подумал: а что, если попадется та, которая на первый вопрос ответит да? Чисто гипотетически. Тогда я спрошу: «А еще хотите?» Что она скажет на это? Скорее всего, тоже да. Больше вероятности получить отказ от целомудренной девочки-колокольчика – я о таких читал в книжках, которые уже перестал читать.
Я сел в авто, и мы тронулись.
– Как дела, Петр? Что нового? – обратился я к водителю, мужику средних лет, который за годы работы стал мне как член семьи и знает обо мне больше, чем непосредственные члены моей семьи, и это позволяет предполагать, что он работает на кого-то еще, – уж слишком много разной информации через него проходит, а информация – это деньги.
– Да ничего особенного. Все по-старому. И слава богу, – философски отозвался Петр.
Я чихнул в знак согласия.
– А вы, я слышал, приболели? – поинтересовался водитель.
– Да. Но так, ничего особенного, обычная простуда. Уже поправился.
– От простуды водка с перцем или медом помогает. Хотя вы же не пьете, – с досадой отозвался Петр.
– Я больше бульоном из мертвой курицы, – как бы извиняясь, ответил я.
Так каждый раз: когда разговор заходит о том, что я не пью, в моем голосе против воли появляются извиняющиеся нотки. Тяжело быть непьющим человеком. Особенно в России.