Собачья площадка
Шрифт:
— Про водку в Коране ни слова. Вино нельзя. Большую собаку знаешь?
— Ее теперь все знают.
— Я тебе ружье дам и патрон холостой. Пугнешь?
— А если он собаку пустит?
— Не пустит. За такое тюрьма. Нары. Не пустит. Народ кругом.
— Как же при народе?
— Сам думай. Там стройка. Канава большая. Доску постелишь, по ней убежишь. Доску скинешь. Никто не догонит.
Бомжи задумались.
Молчали и заказчики.
— Мало.
— Сколько хочешь?
— Сейчас пять, потом пять.
— И ящик чешского.
— И
— Хорошо. Сейчас не дам. Дам вечером. Напьетесь. Дам половина.
Муслим кивнул брату, и тот пошел к машине, вернулся с мешковиной, в которой угадывался продолговатый предмет.
— Патроны в стволе. Осторожней.
— Лады, — согласился Гашек и принял оружие.
— В восемь, — предупредил Муслим, и братья пошли к машине.
Там Муслим попросил слить воды на руки, и Аслан полил ему из бутылки боржоми.
— Козлы… — подвел итог один из братьев. Но «козлы» оказались не такие уж и козлы. После ухода братьев спустились в котлован, нашли один из отсеков недостроенного бассейна, возможно, здесь планировались душевые, и развернули мешковину. Там оказалась «тулка» с обрезанным прикладом и укороченными стволами. Разломив оружие, увидели тускло посвечивающие торцы патронов.
Фишер вытащил один на свет и начал внимательно рассматривать. Патрон как Патрон. Достав перочинный ножик, он вытащил пыж и вытряхнул на ладонь полдюжины накусанных шляпок гвоздей.
— Мразь… — резюмировал он.
— Сука, — согласился напарник.
— Хотели по кривой объехать. Он размахнулся, чтобы разбить «тулку» о бетонный столб, но Гашек перехватил руку.
— Зачем? Давай охолостим патроны. Выпалим. Скажем, гони деньги. Пусть думают, что промахнулись.
— Из двух стволов? С двадцати шагов? Промахнулись?
— Руки тряслись с перепою. Они же думают, что мы не знаем.
Резон в этом был.
— Думаешь, он правду сказал? — спросил Фишер.
— Про Евсея? Не знаю… Но такая может запросто глотку перекусить. Знать бы наверняка.
— Выстрелишь?
— А ты как думаешь?
Ни один, ни другой никогда не стреляли в человека. Ногами пинали — было. Воровали — было. Но стрелять не стреляли даже в армии. Это надо быть неизвестно кем, чтобы вот так, почти в упор, гвоздями.
Вечером прикатил один из братьев, вручил завернутые в газету сторублевки. Пятьдесят штук. Бомжи ушли готовить место.
Они выбрали дальний конец котлована, где по центру возвышалась опорная плита. Понадобилось две доски: с одного края до плиты и от плиты до другого края. Сразу после котлована вилась полузасыпанная траншея то ли для кабеля, то ли ещё для чего. Ее наметили для скрытного подхода и отхода.
Ждали сумерек.
— А знаешь, я Евсею завидую. Сидит сейчас в деревне у окошка… На столе чайник кипит…
— Самовар…
— Иди ты… Какой самовар, замудохаешься сапоги пачкать раздувая. Чайник.
Гашек был согласен и на чайник.
Вспомнили, что Евсей любил баночное какао. Обоим вдруг почудилось, что снизу из котлована
Они обратили внимание на собачников. Никто, слава богу, не гулял по ту сторону котлована. Это нисколько не насторожило бомжей.
А прогуливалось всего несколько человек: Валера — впервые после длительного перерыва, Сардор и продавщица Белка, подруга ушедшей Маши. Валера спросил у Сардора про Ольгу Максимовну, и тот сообщил, что она наотрез отказалась гулять на пустыре. Владелец бультерьерши не стал говорить, что знает, почему она больше не выгуливает своего бассета здесь, на пустыре, ведь чем меньше людей посвящены в то, что произошло, тем лучше. Валера не знал.
Он был даже рад тому, что Иванов бродил в гордом одиночестве со своим Зверем. Второй схватки не совсем оправившийся Геркулес наверняка не выдержал бы. Зато это позволяло издали критиковать и пса, и хозяина. Положим, схватись они с хозяином один на один, мокрого места не оставил бы от этого говнюка, но владелец Геркулеса не уставал успокаивать себя давней присказкой — солдат ребенка не обидит. Этим пока и довольствовался.
— Нет, все-таки красавец, ей-богу, себе такого завела, если бы не этот, — сказала Белка, кивая на кавказца.
— А по мне, чем больше, тем глупее, — сообщил свое мнение Сардор.
— Каков хозяин, таков и пес, — прервал их рассуждения Валера. — Вы только посмотрите… Ни дрессуры, ни послушания. Смотрите, смотрите, так и норовит поводок оборвать.
— Их на развод хорошо. Щенки бешеных денег стоят. Я тут с одной поговорила. Кстати, приятельница вашей Ольги Максимовны, — кольнула Белка Валеру. — Говорит, нарасхват.
— Сейчас все породы нарасхват, — сказал Сардор. — Я бы тоже мог.
— Чего ж теряешься? — спросил Валера больше ради разговора, чем интересуясь.
— Она у меня умница. Правда, Зирочка?
— Вот и подставь свою умницу под него. Кучу денег огребешь, селекционер. Знаешь, что получится? Буль-буль мастиф.
— Ничего вы в браках не понимаете. Моя Зира без солидного калыма и не взглянет в его сторону, — обиделся Сардор. — Это так говоришь, потому что он твоего заломал. Нехорошо, Валера.
От волнения хозяин бультерьерши стал говорить с акцентом.
Валера надулся. Они продолжали прогуливаться, изредка поглядывая на Иванова и его собаку.
Зверь нервничал. Он чувствовал тонкий, еле доносящийся запах ружейной смазки, но хозяин, как назло, не уходил с этого места, не присоединялся к другим собакам, а, наоборот, старался выделиться. Временами Зверь тянул поводок в свою сторону, но Николай одергивал и даже прикрикнул на собаку.
— Вот видите, он хозяина не слушает, а вы на него молитесь.
Иванов словно догадался, чем вызвано общее внимание и какой разговор происходит в двадцати шагах. Отстегнул поводок и строго скомандовал следовать у ноги.