Собачья работа
Шрифт:
— Врешь ведь?
— Нет.
Она вышла с пакетом.
— Я тебе еще рыбы жареной положила. Вот тебе пятьсот рублей. Когда у меня не будет, то ты мне дашь.
Оба знали, что это самообман. Максаков поцеловал ее.
— Спасибо, мамуля.
— Ты там у себя не голодаешь?
— Нет, что ты.
— А то — приезжай. Готовить не надо. Стирать не надо.
Он улыбнулся и обнял ее. Она была маленькой, хрупкой и очень горячей.
— У меня слишком суматошная жизнь.
Она рассмеялась.
— Жизнь
Он взял из ее рук пакет.
— В удовольствие я живу сейчас.
Она грустно кивнула.
— Я знаю, но так хочется, чтобы ты пожил, как того заслуживаешь.
Он открыл дверь. Уходить из уютного родительского дома не хотелось.
— Не волнуйся. У меня все хорошо. Я позвоню. Ольга, пока!
На лестнице котенок продолжал возиться с банками.
— И дверь никому не открывайте!
18
Первым по пути работающим магазином оказался тот, в котором он днем покупал сигареты. В зале было пусто. Рыжая продавщица, наклонившись над прилавком, читала журнал. Ее красивая грудь в вырезе маечки представала во всей красе. Максаков кашлянул. Она подняла голову.
— Вы вернулись, чтобы дать мне примерить шляпу?
— Нет, только еды купить.
Она сморщила носик. Веснушки придавали ее широкоскулому лицу дополнительную привлекательность.
— Жаль.
— Мне тоже. Килограмм сосисок, пожалуйста, «столичный» хлеб, кетчуп, две больших бутылки «спрайта», банку кофе и две пачки «Аполлона».
Она ловко упаковала все в мешок.
— Может, хоть на секундочку?
— Не даст он, Юлька. Не проси. — Сашка Ледогоров с чашкой чая в руках появился в дверях подсобки. — Это не шляпа — это символ.
— Здорово, — улыбнулся Максаков.
— Виделись.
— Ой, а вы тоже полицейский? — Юлька взяла деньги и протянула пакет с едой.
— Скорее — шериф. Халтуришь, Сань?
Ледогоров допил чай и достал сигареты.
— Жрать-то надо что-то. — Он улыбнулся и приобнял девушку за талию. — Заодно пытаюсь организовать по-новому свою личную жизнь.
Она шутливо сбросила его руку.
— Не поняла. Что главное, а что «заодно»?
Сашка снова улыбнулся. Как-то по-особому. Очень тепло и ласково. Максаков подумал, что очень давно не видел, как Ледогоров улыбается. И никогда не видел, чтобы так. Он снял шляпу.
— Ну раз такое дело…
— Yes! — Юлька выскочила из-за прилавка.
Максаков понимающе хмыкнул: она была в короткой джинсовой юбке, на длинных стройных ногах — вышитые бисером ковбойские сапожки.
— Буйное помешательство, — кивнул Сашка. — Наверное, в прошлой жизни жила на Диком Западе. Впрочем, как и ты.
Он закурил.
— Пошли подымим на улицу. Но слушай, со шляпой… Я такого не помню.
— Я тоже. Первый раз кому-то даю мерить. Настроение какое-то…
— Какое?
Они вышли на ступеньки.
— Не знаю. Странное. — Максаков глубоко вдохнул колючего холода. — Я чего хотел сказать, кстати. У меня вакансия. Андрей Негодин увольняется. Не желаешь?
Ледогоров выпустил густую струю дыма, мгновенно растаявшую в темноте.
— А Поляк?
— Он хату ждет.
В приоткрытую дверь высунулась Юля.
— Ух, холодина какая! Держите. Спасибо — классная шляпа! Заходите еще.
— Обязательно.
Она исчезла внутри.
— Ты не боишься, что я заколдованный?
— Нет.
— Подумать можно?
— Дня три.
— Договорились.
Максаков открыл машину и бросил продукты на заднее сиденье.
— Помчался. По сто семьдесят шестому мокруха.
— Глухая?
— Пока да.
Где-то наверху, в темноте спящих квартир, вдруг громко запикало радио. «Ленинградское время ноль часов ноль минут». Началась ночь.
19
Без луны и фонарей весь окружающий пейзаж балансировал на грани черного и синего. На стоянке у РУВД стало значительно свободнее. Максаков подогнал машину под окна дежурки. У открытой форточки курил Дергун. Максаков жестами спросил: «Я нужен?» Тот отрицательно покачал головой. На лестнице было тихо. В коридоре 176-го слышалась какая-то возня. Он не стал заходить и поднялся к себе. В кабинете Гималаева Денис, Маринка и Стае пили пустой чай. Сигаретный дым не выветривался, несмотря на открытые для сквозняка дверь и форточку.
— Не задохнитесь. — Максаков бросил Андронову сосиски. — Ваша мать пришла. Пожрать принесла. Плитка у вас в кабинете?
— У нас. — Стае заглянул в мешок. — А кетчуп?
— Ты совсем оборзел, но тебе, как всегда, везет. Есть кетчуп. — Максаков мотнул головой. — Пошли ко мне. Саня Шароградский уехал?
— Скорее, отъехал, — улыбнулся Гималаев, — в кабинете спит.
Максаков отпер дверь, зажег свет и бросил оставшиеся продукты на приставной столик.
— Марин, постели бумагу. Денис, хлеб и сыр нарежь, пожалуйста.
Он включил чайник и вышел. Тусклый свет в коридоре раздражал. За дверью Шарова гундело невыключенное радио. Гималаев в одиночестве допивал свой чай, глядя в черное окно. Теперь сквозняк чувствовался. Максаков поднял воротник пальто, сел напротив, откинулся и закрыл глаза. Спать хотелось нещадно.
— Что у нас плохого?
— А все плохо. — Игорь достал очередную сигарету. — Во-первых, на «УАЗике» коробка передач полетела. Я не знаю, что это такое, но Владимиров говорит — полный абзац. Он встал где-то недалеко от дома Француза. Будет самостоятельно искать буксир.