Собака Баскервилей (сборник)
Шрифт:
Сэр Генри положил мне на плечо руку.
– Дружище, – улыбнулся он, – каким бы умным ни был Холмс, он не мог предугадать всего, что случится со мной здесь. Вы меня понимаете? Я же знаю, что вы не хотели бы оказаться в роли третьего лишнего. Я должен идти один.
Попав в столь неловкое положение, я несколько растерялся. Пока я решал, что сказать или сделать, сэр Генри схватил трость и вышел из комнаты.
Однако, собравшись с мыслями, я подумал, что никогда не простил бы себе, если бы позволил ему самому пойти на болото. В голову мне полезли мысли о том, с каким лицом я явлюсь к вам, если по моей вине случится какое-либо несчастье. Поверьте, у меня даже вспыхнули щеки от стыда. Я подумал, что еще не поздно догнать сэра Генри, поэтому тут же направился в сторону Меррипит-хауса.
Я чуть ли не бежал, но сэра Генри нигде не было видно, пока я не дошел до того места, где дорога раздваивается. Там, чтобы убедиться, что я не ошибся с выбором пути, я решил осмотреться, для чего взобрался на холм, тот самый, с каменоломней. И тут же увидел сэра Генри. Он стоял на дороге где-то в четверти мили от меня рядом с женщиной, которая могла быть только мисс Стэплтон. Было видно, что они встретились не случайно. Они медленно пошли по дороге, разговаривая, я даже заметил, что леди делает быстрые короткие движения руками, как будто в подтверждение своих слов, а сэр Генри очень внимательно слушает; пару раз баронет энергично покачал головой, явно не соглашаясь с ней. Я замер на вершине холма, не в силах решить, как мне поступить дальше. Направиться к ним и нарушить их тет-а-тет было бы дурным тоном, но, с другой стороны, я ведь обязан был не выпускать баронета из виду ни на секунду. Мне меньше всего хотелось выступать в роли шпиона, но другого выхода у меня не было, поэтому я решил остаться на своем месте и наблюдать за ними со стороны, а после признаться во всем сэру Генри. Да, если бы он вдруг оказался в опасности, я находился слишком далеко, чтобы успеть помочь, но, думаю, вы согласитесь, что это была очень непростая ситуация и у меня не было выбора.
Сэр Генри и леди остановились, увлеченные разговором, и тут я внезапно заметил, что не я один наблюдал за ними. Сначала мое внимание привлек кусок зеленой сетки, развевающийся на ветру. Присмотревшись, я увидел, что сетка привязана к концу длинной палки, которую несет за спиной человек, пробирающийся через болото. Я понял, что палка эта – сачок, а человек – Стэплтон. Он был намного ближе к ним, чем я, и продолжал двигаться в их направлении. В эту секунду сэр Генри обнял мисс Стэплтон за талию и привлек к себе. Мне показалось, что она попыталась отстраниться и отвернула от него лицо. Он наклонил к ней голову, а она, как бы защищаясь, подняла руку. Но уже через мгновение они буквально отпрыгнули друг от друга и отвернулись в разные стороны. Причиной этому стало появление Стэплтона. Он несся прямо к ним, и длинный сачок смешно раскачивался у него за спиной. Подбежав к влюбленным, он принялся что-то кричать и яростно размахивать руками от возбуждения. О чем там говорили, я могу только гадать, но мне показалось, что сэр Генри стал извиняться перед Стэплтоном, а тот извинений не принимал, отчего Баскервиль сам начал закипать. Леди все это время молча стояла рядом. Наконец Стэплтон повернулся и решительно направился к сестре. Она робко посмотрела на сэра Генри, после чего шагнула навстречу брату, и они вместе пошли прочь. Натуралист снова раздраженно замахал руками, очевидно, отчитывая и сестру. Баронет постоял с минуту и побрел обратно, понурив голову – само воплощение уныния.
Не знаю, что все это значило, но я почувствовал себя очень неловко, потому что стал невольным свидетелем сцены, явно не предназначенной для посторонних глаз. Поэтому я поспешно спустился с холма и встретился с баронетом на дороге. Его щеки горели от злости, но брови сошлись к переносице, как у человека, изо всех сил старающегося понять, что нужно делать.
– Здравствуйте, Ватсон! Откуда вы взялись? – удивился он, увидев меня. – Вы что же, все равно пошли за мной?
Я все ему объяснил: и то, как посчитал для себя невозможным остаться дома, и то, как последовал за ним, и то, как наблюдал за всем, что только что произошло. Сэр Генри гневно сверкнул на меня глазами, но моя обезоруживающая искренность смягчила его, и, дослушав меня до конца, он рассмеялся, впрочем, довольно невесело.
– Я-то думал, что посреди этой прерии могу рассчитывать на уединение, – сказал он. – Но разрази меня гром, похоже, вся округа собралась понаблюдать, как я признаюсь женщине в любви… Да, не самое удачное признание получилось!.. Так где, говорите, вы прятались?
– На этом холме.
– В задних рядах, значит. А ее братец был поближе к сцене. Вы видели, как он к нам вышел?
– Видел.
– Вам никогда не казалось, что он просто сумасшедший?
– Нет, такая мысль мне в голову не приходила.
– И неудивительно. Знаете, я до сегодняшнего дня тоже считал его вполне нормальным, но теперь начинаю понимать, что либо на него, либо на меня придется надеть смирительную рубашку. Чем я ему не нравлюсь, в самом деле? Ватсон, вы вот уже несколько недель живете рядом со мной. Скажите прямо, что-то со мной не так? Может быть, я даю повод думать, что не смогу стать хорошим мужем женщине, которую люблю?
– Ну что вы!
– Я не думаю, что Стэплтону не нравится мое положение в обществе. Выходит, дело во мне самом? Нет, правда, почему он на меня так взъелся? Я ведь в жизни никого не обидел, ни мужчины, ни женщины. А он не разрешает мне даже близко к ней подходить.
– Это он так сказал?
– Да, и еще много чего он мне там наговорил. Поверьте, Ватсон, я знаю ее только несколько недель, но в первый же день понял, что она создана для меня и что… Клянусь вам, она была счастлива, когда мы были рядом. Блеск в глазах женщины значит больше, чем любые слова. Но он никогда не оставлял нас одних. Только сегодня у нас появился шанс недолго побыть наедине. Мисс Стэплтон с радостью согласилась на встречу, но когда мы встретились, заговорила совсем не о чувствах. Да и мне не позволила. Она все повторяла, как здесь опасно и что, пока я не уеду отсюда, она не будет счастлива. Я сказал ей, что, как только я увидел ее в первый раз, мне тут же расхотелось отсюда уезжать, и что, если она действительно хочет, чтобы я отсюда уехал, единственный способ добиться этого – отправиться со мной. Но она не успела ответить, потому что тут прибежал ее братец, весь белый от злости, и наорал на меня. Что я себе позволяю с леди? Как смею я преследовать ее, если ей это неприятно? Не думаю ли я, что мне все позволено, потому что я баронет? Знаете, если бы он не был ее братом, я нашел бы, что ему ответить. А так я лишь сказал, что мне нечего стыдиться своих чувств по отношению к его сестре и что, надеюсь, она окажет мне честь и согласится стать моей женой. После этого Стэплтон окончательно вышел из себя. Тогда и я начал заводиться и заговорил с ним так, как, наверное, не следовало бы, тем более, что мисс Стэплтон стояла рядом. Все закончилось тем, что он ушел, прихватив сестру, как вы видели, а я остался. Честное слово, я ничего не понимаю. Ватсон, прошу вас, объясните, что все это значит, я буду вам очень благодарен!
Я, конечно, попробовал дать какое-то объяснение, но, откровенно говоря, сам мало что понимал в этой ситуации. Титул нашего друга, его богатство, возраст, характер, да и внешность – все, казалось бы, говорит в его пользу. Единственный минус, который приходит мне в голову, – это проклятие, висящее над его родом. Удивительно, что чувства сэра Генри к леди так яростно отвергаются, причем саму леди как будто никто и не спрашивает. Да и то, почему она мирится с этим, для меня тоже остается загадкой. Как бы то ни было, наши домыслы были развеяны, когда вечером нам нанес визит сам Стэплтон. Он извинился за свою несдержанность и имел долгий разговор с сэром Генри в его кабинете, в результате которого дружеские отношения были восстановлены, для подтверждения чего Стэплтон пригласил нас в следующую пятницу на обед к себе в Меррипит-хаус.
– Я все равно продолжаю считать его невменяемым, – сказал мне сэр Генри, когда Стэплтон удалился. – До сих пор помню его глаза, когда он мчался ко мне сегодня утром! Но должен признать, я еще никогда не слышал такого вежливого извинения.
– Он как-то объяснил свое поведение?
– Стэплтон сказал, что сестра для него все. Звучит вполне правдоподобно, к тому же я рад, что он ценит ее по заслугам. Они всю жизнь прожили вместе, и, по словам натуралиста, он – очень одинокий человек. Кроме сестры у него никого нет, поэтому его очень пугает мысль о том, что он может лишиться ее. Еще Стэплтон сказал, что до сих пор не понимал, какие чувства я питаю к ней, но теперь, когда он это увидел и понял, что может лишиться ее, это стало для него таким потрясением, что он на время перестал отдавать отчет своим поступкам и словам. Он извинился за то, что произошло утром, и сказал, что понимает, насколько с его стороны глупо и эгоистично считать, что такая прекрасная женщина, как его сестра, обязана всю жизнь провести рядом с ним. Но если уж отдавать ее в чужие руки, то лучше такому соседу, как я, чем кому-то другому. Однако для него это по-прежнему удар, и ему нужно какое-то время, чтобы прийти в себя и смириться с этим. Он не станет возражать против нашего брака, если я дам слово в течение трех месяцев не торопить события и не требовать от его сестры знаков любви. Я пообещал, так что пока все подвешено в воздухе.
Итак, одна из наших маленьких тайн прояснилась. И это радует, поскольку в том болоте, в котором мы барахтаемся, обрести ясность хоть в чем-нибудь – уже большое достижение. Теперь мы знаем, почему Стэплтон смотрел волком на поклонника своей сестры… даже если поклонником этим был такой завидный жених, как сэр Генри.
Далее я обращусь к другой нити, которую нащупал в этом клубке загадок. Я имею в виду рыдания посреди ночи, заплаканное лицо миссис Бэрримор и тайные ночные прогулки дворецкого к выходящему на запад зарешеченному окну. Поздравьте меня, дорогой Холмс, скажите, что ваш помощник не разочаровал вас и вы не жалеете о том, что поверили в мои силы и послали сюда вашего покорного слугу, ибо все обозначенные выше вопросы были разрешены за одну ночь.