Собака и Волк
Шрифт:
Нимета шевельнулась. Глаза ее оставались закрытыми, но она схватилась за край туники, стараясь опустить ее вниз. Скорчившись, попыталась лечь на бок.
— Нет, — откликнулся Уллус и обеспокоенно глянул в сторону Форума. Ветер трепал его бороду и свистел в ушах. Надвигалась темнота. Она казалась стеной, из которой летели клочья. — Мы и так долго с ней провозились. Наверное, уже закат. Разве в такую погоду поймешь? Пошли назад, в лагерь. В их лагерь, там, где золото, пока еще хоть что-то можно увидеть.
— Завтра
— Эй, полегче, — вмешался юноша. — Не надо портить такую отличную девчонку. Если она не может идти, я ей помогу.
— Она прекрасно может идти, — сплюнув, сказал тот, что с дубинкой. — Упрямая ведьма. Я ее быстро выучу.
— Шагайте! — рявкнул Уллус. — Никогда не видел такого тумана.
Юноша и копьеносец поставили девушку на ноги и потащили, поддерживая ее с двух сторон. Она, спотыкаясь, шла между ними. Глаза были закрыты по-прежнему. Синяк на челюсти становился все заметнее. По бедрам струйками стекала кровь.
Туман крутился вокруг них вихрем. Уллус выругался.
— Держитесь вместе. Придется идти ощупью. Тот, кто отстанет, будет искать дорогу до утра: ведь это просто дыра, полная привидений.
Из тумана выскочил кто-то с мечом. Ударил стальной клинок. Уллус пошатнулся, выронил топор, схватился за живот. Изумленно уставился на кровь и кишки, вывалившиеся в ладони.
— Как, быть этого не может, — пробормотал он и упал вниз лицом. Подергался и затих. Человек с мечом исчез.
Троица гневно и угрожающе завопила. Встав друг к другу спиной, образовали треугольник. Ветер злорадно засмеялся и набросил на них еще одно одеяло.
Копьеносец заорал:
— Вот тебе! И метнул в тень свое оружие. Оказалось, это лишь скопление тумана. Высокий человек проскользнул под древком и нанес удар снизу вверх, в горло. Человек с дубинкой ринулся на него, но того уже и след простыл. Удар пришелся по поваленной статуе. Дубинка повредила рот скульптуры, так что теперь она не улыбалась, а злобно усмехалась.
Глаза Ниметы открылись. Двоим, что остались, было уже не до нее. Открыв рот, они смотрели в темноту. Она отошла от них подальше.
— Нужно идти, — выдохнул человек с дубинкой. — Ты смотри направо, а я — налево. Вроде краба, понимаешь?
Продвинувшись на несколько шагов вперед, добрались до стены, верхнюю часть которой видеть они не могли. Ощупью пошли вдоль нее. Тот, что с мечом, прыгнул сверху. Приземлился на плечи человека с дубинкой. Бандит упал. Послышался хруст сломанного позвоночника и ребер. Он остался лежать там, куда свалился, потому что его тело его ниже пояса мгновенно парализовало. Бандит молотил руками по воздуху и орал, на губах выступила кровавая пена.
— Нет! — закричал парень. — Пожалуйста, пожалуйста! Простите меня! —
Эвирион нашел Нимету примерно на середине дороги Тараниса. Она отдыхала на крыле, отвалившемся от каменного грифона. С лезвия меча текло, но жидкость эта была бледного оттенка: туман, осевший на клинке, смыл кровь. Шум прибоя усилился. Ветер стих.
Он стоял и смотрел на нее, хотя в темноте едва мог ее разглядеть.
— Как ты? — хрипло спросил он.
Она подняла голову.
— Жива, — ответила она тусклым голосом. — Я могу идти, если пойдем медленно. А ты?
— Можно сказать, невредим, если не считать плечо, но и с ним ничего страшного. — О многочисленных синяках, порезах и царапинах, которые он получил, карабкаясь по камням к морю, упоминать не счел нужным. — Завтра птицы, питающиеся падалью, превратят бандитов в навоз.
— Как тебе это удалось?
— Сам не знаю. Будто что-то руководило мной. Словно поспорил: четыре жизни в обмен на две.
Она обхватила себя руками, закусила губу и с усилием поднялась на ноги.
— Значит, дело сделано. Пока мы в силах, тронемся в обратный путь, — сказала она.
— Да. — Он протянул ей свободную руку, и она оперлась на нее. — Никогда больше сюда не вернемся. Дураком же я был, что пошел на это. А боги, которым я доверял, не то злые, не то сумасшедшие. Теперь я у тебя в неоплатном долгу.
Она смотрела прямо перед собой, в неспокойную темноту, сквозь которую они пробирались.
— Ты меня не принуждал к этому, — устало сказала она.
— По крайней мере, — сказал он, — ты в полной мере получишь свою долю.
Она покачала головой.
— Я не возьму ничего. Оставь все себе.
— Как это? После всего, что нам это стоило? — Его словно громом поразило. — Да как ты можешь такое говорить? Или ты что-то такое знаешь?
— Я знаю не больше того, что случилось сегодня вечером. — Она вдруг не смогла идти дальше. Покачнулась. Ноги подкосились. Он поймал ее.
— Бедная девочка, — пробормотал он. — Бедная, несчастная девочка. — Зачехлил меч и поднял её на руки. — Вот так, возьмись за мою шею. Я тебя понесу. Завтра, на рассвете, пойдем назад. Если ты отказываешься от золота — ладно, но знай: в любую минуту ты можешь рассчитывать на меня. Всегда.
Она положила голову ему на плечо.
— Я это запомню, — прошептала она.
Гора Монс Ферруций и леса за Одитой оделись в осенний наряд: красный, красновато-коричневый, желтый. Рассветные лучи солнца заставляли блестеть росу, над водой клубился белый туман. В абсолютной тишине, под голубым просторным небом, несла свои воды река. Прохладный воздух с запахом земли вливался в легкие.