Собака, которая любит
Шрифт:
В нашей машине динамики магнитофона вмонтированы в дверцы так, что один из них находится под самым моим правым локтем. Ездим мы далеко и подолгу, можем за день и тысячу километров отмахать, и без музыки в такой дороге трудно и пассажирам, и водителю. Мои девочки-фоксы, всласть насмотревшись в окно, пресытившись дорожными впечатлениями, укладываются спать у меня на коленях, головками к правому локтю, чтобы не мешать водителю. А это означает - ухом прямо на динамик, в котором, перекрывая рокот двигателя и прочие дорожные шумы, ревет обожаемый моими мужчинами довольно-таки жесткий рок. Я не всегда хорошо слышу свой собственный голос. А они - спят!
Вы можете подумать, будто у моих собак, вынужденных приспосабливаться к тяжелым условиям существования,
Тарахтит моя старенькая пишущая машинка. В углу комнаты, правда, негромко и не хард-рок, играет музыка - я люблю под нее работать. Девчонки мои блаженно развалились на кровати. Что еще делать в морозный денек, нагулявшись, наигравшись и перекусив, как не дремать в тепле и уюте? Под стук машинки я не всегда слышу входной звонок, но знаю, видела полчаса назад, что дворничиха затеяла уборку лестницы. Тогда она мыла и мела этажом выше нас.
Вскинулись, хотя и не залаяли, мои собаки. Прислушиваюсь. Ни звука. Но собаки врать не станут, и я выхожу через другую комнату в прихожую. Ну, так и есть! Дворник легонько задевает метлой с тряпкой нашу дверь. Собаки услышали и отреагировали только тогда, когда дело дошло до наших с ними владений. Что ж на посторонние шумы-то внимание обращать! А если они слышали звуки уборки и раньше, то какова же мощность их слуха?
Способность к избирательному восприятию, обусловленная значимостью той или иной информации, известна и у человека. Так мать, крепко спавшая при артиллерийском обстреле, вскакивает при первом же изменении дыхания своего ребенка - при всей хрестоматийности этого примера он все же весьма показателен. Так мой Юрка, обычно безмятежно спящий под любые шумы и грохоты, мгновенно вскинулся, когда во входную дверь поцарапалась когтями похищенная тремя днями раньше Каська. Существующие объяснения этого феномена не столько проясняют дело, сколько его затуманивают, но ясно лишь одно: дело тут ни в какой не физиологии, а в чисто психических процессах.
Звук своей машины они узнают тогда, когда она и во дворе-то еще не показалась, а только лишь свернула с Невского в длинный, метров ста пятидесяти протяженностью, проезд, ведущий к нам, в глубину двора. Различив среди общегородских и общедворовых шумов звук родного двигателя, они просыпаются и бегут даже не к окну, а прямо к дверям встречать хозяина. Впрочем, тут-то дело, может быть, вовсе и не в слухе? Мой знакомец Руперт Шелдрейк, на которого я уже ссылалась, рассылает по разным странам мира свой опросник, касающийся того, как собаки ждут своих хозяев, предчувствуя их появление даже в необычное время и непривычным транспортом.
Он и книгу написал, "Семь экспериментов, которые могут изменить мир", и посвящена она как раз тем наблюдениям за животными, которые не требуют ни специальной аппаратуры, ни основательной научной квалификации.
Но: ах, если бы собачьи загадки исчерпывались лишь тем, что связано с обонянием, осязанием и слухом! Зрение собаки оценивается физиологами и совсем невысоко. Принято, например, думать, будто оно слабее человеческого настолько, что при полном освещении пес не способен разглядеть и узнать хозяина с расстояния в сотню-полторы метров. Но Акела узнаёт меня в неверном свете осенних фонарей, в окно третьего этажа, когда я появляюсь в другом конце двора! По прямой, если верить Пифагору, это составляет больше семидесяти метров.
И, только что прочитав о неважном собачьем зрении в книжке вроде "Служебного собаководства", вы через пару-другую страниц наткнетесь на утверждения совсем иного свойства. Собаки, говорится в книге, речи не понимают, но зато запросто оценивают эмоциональное состояние и намерения человека по тончайшей мимике, не распознаваемой людьми. Но окликните-ка свою собаку с другого конца двора и, не давая команды, подождите, что она сделает! Могу спорить, что она с большой вероятностью разгадает ваши пожелания не хуже, чем если бы слышала команду или видела ваше лицо вблизи. Мои, во всяком случае, поступают именно так. Какая уж тут "тончайшая мимика", когда я и сама не могу на таком расстоянии узнать соседку! Так у кого же зрение слабее, если эту самую мимику видит собака, но не видит человек?
К слову сказать, они моментально и безошибочно распознают намерения не только хозяина, но совершенно незнакомого человека, случайно возникшего на их пути и едва видимого в полумраке. Единственное, что существенно затрудняет этот процесс, это подсветка сзади, контражуром, несколько ослепляющая собаку. А ведь мимика человека так же индивидуальна, как и манера произношения или пластика тела. И если собака имела возможность годами изучать "мимический акцент" родного хозяина, то как же она успевает настроиться на "диалект" чужака? Нам с вами не всегда удается сразу отличить искреннюю дружескую улыбку от притворно-лицемерной. Может быть, и здесь все решают не физиологические особенности органов чувств?
Всем как будто хорошо известно, что собаки - дальтоники и цветовое зрение у них практически отсутствует. Насколько я понимаю, это утверждение основывается на том, что в зрительном аппарате собаки существенно преобладают палочки, отвечающие у человека (подчеркиваю: у человека!) за черно-белое зрение, в том числе и ночное, поскольку они чувствительны даже к очень малой освещенности. Колбочки же, обеспечивающие у нас с вами различение цветов, у собаки развиты очень слабо. Вот отсюда и делается общепринятый вывод о дальтонизме собаки. Но послушайте-ка, что рассказал мне мой знакомый, отличный армейский дрессировщик, который в свое время выбрал в качестве дипломной работы обучение колли службе поводыря слепых. Надо вам сказать, что эта спецслужба по праву считается самой трудной из всех собачьих специализаций, и сравниться с ней может разве что работа собаки-спасателя. Недаром в нашей стране существует лишь один-единственный питомник, под Москвой, где готовят таких собак, их мало и стоят они очень дорого.
Работа поводыря предполагает максимальную самостоятельность собаки, опекающей беспомощного незрячего хозяина; ее ответственность уже не за себя, а за члена своей стаи. А куда же поводырю без способности уверенно ориентироваться в сложной обстановке города, где на первый план выходит совсем не собачьи задачи и правила поведения! И один из важнейших элементов - это умение переводить слепого через улицу по сигналам светофора. Можно, конечно, надеяться на то, что собака сориентируется по месту горящего "глаза" - красный в наших светофорах всегда наверху, а зеленый - внизу. Но нередко светофор бывает плохо виден из-за ветвей деревьев, с уровня обзора собаки его могут частично заслонять и проезжающие машины, и фигуры людей. Есть и такие модификации светофоров, в которых желтый сигнал отсутствует. А поведение других пешеходов - дело в наших условиях и вовсе ненадежное, мало ли таких, кто преспокойно переходит на красный свет, в ущерб собственной безопасности. Для слепого будет гораздо лучше, если собака надежно обучена распознавать цвет сигнала. Но как делать это дальтонику?
Мой знакомец разрешил мне выдать вам часть его профессиональных секретов. Начал он дрессировку с того, что обнес часть комнаты лентами разных цветов и позволял собаке выйти на кормежку только в том случае, когда она перешагивала через зеленую ленту. Чуть позже он начал менять ленточки местами, а потом в ход пошли и толстые и тонкие крашеные веревочки, и не только в три светофорных цвета, а затем и швейные нитки. Когда собака уверенно освоила различение цветов ограждения, он раздобыл модель светофора и принялся работать с ней. Чтобы распознавание сигнала не зависело от разного рода случайностей, он менял местами светофильтры, убирал их по очереди, оставляя то один, то два, а то и укладывал светофор на бок. Собака справлялась со все более сложными заданиями, доказав свою способность ориентироваться именно по цвету горящего сигнала, а не по его расположению относительно других.