Собаки и волки. Рассказы. Часть 2
Шрифт:
Когда я вернулся к стоянке, с пустыми руками, Пестря уже спал, свернувшись клубочком в кустах недалеко от кострища и даже головы не поднял. Может быть не услышал - река шумела в пяти шагах и плотной завесой, глушила все остальные звуки.
Опасаясь непрошенных гостей ночью, я зарядил ружьё: один ствол картечью, а другой пулей и подвесив двустволку на сучок, над головой. Ещё днём, я видел неподалеку, на обтаявшей наледи, недавние следы медведя и рядом, несколько волчьих.
Это заставляло меня быть настороже - весной медведи не боятся человека, тем более в такой глуши.
Расстелив
Солнце скрылось за горами. Стало сумеречно и прохладно. Разведя большой костёр, я положил в него две смолистые коряги и когда на небе появились первые звёздочки, уже дремал, чутко слушая, сквозь лёгкий сон мерный шум реки, треск дров в костре и насторожённую тишину, на противоположном берегу.
Ночью стало холодно и поднялся ветер, принёсший невидимые тучи, закрывшие звёздное небо. Перемена погоды, вселила в меня лёгкую тревогу и мешала заснуть по-настоящему...
Впрочем, тревожность - обычное состояние для ночёвок в глухой тайге, в незнакомом месте. Присутствие в округе голодных, после берлоги медведей, тоже не добавляло оптимизма, как впрочем и перемена погоды с хорошей на плохую...
Проворочавшись до четырёх часов утра на жесткой подстилке, я проснулся окончательно при первых мазках света на тёмном небе...
Сходив за водой, развёл на прогоревшем кострище новый костерок, подвесил котелок, и когда вода закипела, заварил крепкий чай. Есть совсем не хотелось, и откусив два кусочка хлеба с колбасой, с трудом прожевав их, остальное кинул Пестре.
Преодолевая тошноту выпил две кружки сладкого чая и стал собираться.
Пестря, увидев брошенный мною ломоть хлеба, не спеша поднялся, выгибая спину, как кот потянулся, осторожно ступая сбитыми подушечками лап по камням, неловко переваливаясь с лапы на лапу, отыскал в траве хлеб, съел его, и подойдя к костру лёг рядом, блестя глазами и облизываясь...
На востоке постепенно начало светлеть и чем дальше, тем яснее становилось, что погода испортилась.
Серый свет пробивался сквозь клочковатые, быстро и низко бегущие облака. Кое - где, изредка проглядывала полоска тёмно - синего неба, но после, тучи на долгое время укрывали небо, мешая свету разлиться в полной силе над проснувшейся землёй.
Собравши свой походный скарб в мешок, я ещё ненадолго задержался у костра отогревая стынущую спину, потом черпнув воду котелком, залил дымящиеся головёшки, затоптал их и тронулся в обратный путь...
Возвращались мы по вчерашней тропе, вдоль берега реки...
Вскоре, окончательно рассвело, но пасмурное небо, толстый слой быстро летящих, низких облаков, по прежнему не пропускали дневной свет к земле и в лесу было сумрачно и неопределённо тревожно.
Ветер порывами пробегал по ущелью и шум прибрежных кедрачей соперничал с шумом реки, уменьшившейся к утру в размерах - снег на горах замёрз ночью накрепко и приток талой воды прекратился...
В какой-то момент, я глянул на часы и отметил, что уже половина шестого...
И тут же, рядом с тропой я увидел серые клочки светло - серой оленьей шерсти, лежащей на поверхности земли.
Меня это заинтересовало - откуда она здесь и что тогда случилось с оленем?! Свернув с тропы, я пошёл вдоль цепочки кочковатых шерстинок, видимо, вчера принесённых с ближнего склона, талой водой. Пестря на время исчез из поля зрения...
Шагов через тридцать, посреди зарослей стланика, обнаружилась полянка, диаметром метров в пять, с сорванным верхним слоем толстого мха. Посреди тёмно - коричневого круга истоптанного мха, лежали останки оленя!
Гадая над причиной его смерти, я подошёл к кучке остатков, состоящей из обрывков шкуры и костей. "Видимо какой- то крупный хищник - думал я -напал на оленя и в борьбе, они сорвали мох до земли..."
Приподняв шкуру, я увидел под ней объеденные ноги зверя, с торчащими трубчатыми костями, остатки черепа и обломки рогов. Это были рога молодого северного оленя.
Рассматривая всё это, я подумал, что только медведь мог, таская пойманного зверя по кругу, так разворошить толстый мох. Но и для того ещё, чтобы заваливать мхом, спрятать тушу жертвы от волков и росомах.
Опустив шкуру на землю, я поднял голову и увидел, всего шагах в двадцати пяти, под кустом разлапистого стланника, круглого, почти черного, мягкого, неслышно двигающегося, средних размеров медведя!
Он беспорядочно, суетливо двигался, то исчезая в хвое зарослей, то вновь возникая в прогале...
У меня, вдруг, в голове возникла нелепая мысль - вопрос: "А что он здесь делает!?"
Однако я, тотчас сам себе и ответил: "Он пришёл доедать медведя..."
Прошло несколько тягучих мгновений и я, отстранённо наблюдая передвижения зверя, не понимал... не хотел понимать опасности, вдруг нависшей надо мной - настолько неожиданной и неуместной казалась мне эта встреча...
Наконец беспокойство передалось от медведя и мне!
Я вскинул ружьё и прицелился в левую лопатку шерстистого хищника... Но стрелять не стал... Мне было неясно - нападёт медведь или отступит, продемонстрировав, ясно свои намерения...
Я отпустил ружьё вниз, не желая убивать "беззащитную", как мне показалось жертву, сделал три больших прыжка, перескочил на открытое со всех сторон пространство посреди зарослей стланника и остановился.
На какое - то время, я потерял мишку из виду и с тревогой вглядывался в зелено - хвойную чащу! Когда, вдруг, внезапно заметил, как заколыхались ветки стланика впереди и тут же, над ними неслышно и проворно "всплыл" медведь!!!
Зверь, какое-то время стоял, переминаясь с ноги на ногу, ворочал головой, потряхивал лапами с чёрными, длинными когтями на концах... Затем, он медленно двинулся на меня, по прежнему стоя на дыбах и словно сохраняя равновесие, цеплялся передними расслабленными когтистыми лапами за ветки.
Я хорошо рассмотрел его в этот момент: треугольная, с конусообразным носом башка вращалась на толстой шее, незаметно переходящей в бочкообразное туловище.
Шерсть на загривке, мягкими волнами переливалась в такт шагам, скрывая сильные мышцы. Маленькие чёрные глазки, не глядели в мою сторону; полукружья "плюшевых" ушей, чуть выделялись на лобастой, мотающейся из стороны в сторону, несоразмерно крупной голове.