Собиратель костей
Шрифт:
Бергера в номере не оказалось, и Райму пришлось оставить сбою затею. Теперь он бесился оттого, что ему никак нельзя было со злостью швырнуть трубку на рычаг.
— У тебя какие-то проблемы? — встрепенулся Селитто.
— Нет, — прорычал Линкольн.
«Куда он исчез? — раздражительно думал Райм. — Уж в такое время мог бы и посидеть в гостинице». Сейчас Райма охватило давно забытое чувство ревности. Как же так? Его личный доктор смерти отправился помогать умирать кому-то другому!
Неожиданно Селитто рассмеялся. Райм посмотрел на приятеля. Тот заедал виски шоколадом,
— Я вот что хотел рассказать, — немного успокоившись, начал он. — У нас работал такой Бенни Понцо, помнишь?
— А как же, в отделе борьбы с организованной преступностью. Только это было, кажется, двенадцать лет назад.
— Да.
Райму нравилось занятие Бенни. Преступники там всегда профессионалы, а места преступлений особенно будоражили кровь. Кроме того, сами жертвы очень редко оказывались невинными овечками.
— Вы о ком говорите? — подал голос Мел Купер.
— Вспомнили одного боевого товарища, — откликнулся Селитто. — Помнишь, когда он требовал бутерброд, ну, хотя бы с конфеткой?
Райм кивнул и тоже засмеялся.
— Что же это за история такая веселая? — заинтересовался Купер.
— Ну, хорошо, — начал Селитто. — Представь: мы с Раймом и еще двумя парнями работали в центральных кассах по продаже железнодорожных и авиабилетов. А Бенни, этакий здоровяк, вдруг уселся на скамейку, скорчился и начал ощупывать свой живот. Неожиданно он застонал: «Я голоден. Я так голоден! Мне сейчас хотя бы бутербродик с конфетой». Мы переглянулись, и я спросил: «А что это такое?». Он посмотрел на меня так, будто я с луны свалился, и заявил: «Ты что, вообще ничего не понимаешь? Берется шоколадка „Херши“, кладется между двумя батонами хлеба и съедается. Только и всего!»
Все снова рассмеялись. Селитто протянул шоколад Куперу, но тот замотал головой, потом Райму. Линкольн вдруг почувствовал непреодолимое желание откусить хотя бы немножко. Вот уже год, как он не притрагивался к шоколаду. Он старался избегать подобных продуктов: сахара, пирожных, конфет. Эта еда доставляла ему немало проблем. Такие мелочи, над которыми никогда не задумывается здоровый человек, для инвалида становятся тяжким бременем и здорово изматывают. Ну, хорошо, допустим, вы не в состоянии нырять с аквалангом или покорять вершины Альп. Ну и что из этого? Многие не могут себе это позволить. Но зато все чистят зубы. Ходят к дантистам, ставят пломбы, ездят на электричках домой. А когда никто не смотрит, то любой человек может запросто выковырять пальцем застрявший в зубах орешек.
Любой, но только не Линкольн Райм.
Он тоже отрицательно замотал головой и надолго приник к своей соломинке. Его глаза снова скользнули на экран компьютера. Он вспомнил, что начал писать прощальное письмо Блэйн, когда этим утром Селитто и Бэнкс ворвались сюда, в спальню, и нарушили его покой. Кроме того, ему надо было написать еще несколько писем.
Одно из них он уже долгое время откладывал в долгий ящик. Оно адресовалось Питеру Тейлору, специалисту по травмам позвоночника. Большей частью они с ним разговаривали
А как насчет Амелии Сакс?
Дочь Копа тоже, разумеется, получит записку. Так решил Райм.
Калеки обладают благородным сердцем, калеки добры, калеки имеют железную волю…
Да ничем они не обладают. Просто они умеют прощать.
Дорогая Амелия! Моя дорогая Амелия! Дорогой офицер Сакс!
Ввиду того, что я в течение некоторого времени имел удовольствие работать с вами вместе, хочу воспользоваться случаем и поставить вас в известность о следующем. Хотя я и считаю вас предательницей и Иудой, я вас прощаю. Более того, я желаю вам всего наилучшего в вашей будущей карьере. Пусть вам сопутствует успех в нелегком деле целования репортерских задниц…
……
— А что ты знаешь о Сакс, Лон?
— По-моему, все, кроме того, что у нее, оказывается, взбалмошный и несносный характер. Вот это мне было неведомо.
— Она замужем?
— Нет. Правда, у нее такое личико и фигурка, что, конечно, можно было бы представить, что в таком возрасте ей уже давно пора обзавестись семьей. Какой-нибудь симпатичный парень уже приметил бы ее. Но она даже ни с кем не встречается. Мы только слышали, что несколько лет назад у нее был то ли приятель, то ли жених, но она никогда об этом не распространяется. — Он заговорил тише. — Ходят слухи, что она лесбиянка. Но я утверждать ничего не буду. Что касается моей личной жизни, то я «снимаю» себе женщину вечером в субботу в прачечной самообслуживания. Между прочим, очень оригинальное место и никогда не подводит. Так что я не жалуюсь.
Тебе придется научиться забывать мертвых…
Райм вспомнил выражение ее лица в тот момент, когда он произнес эту фразу. Что бы это могло значить? Потом он рассердился на себя за то, что слишком уж много времени думает об этой женщине. И снова занялся соломинкой.
Зазвенел звонок у входной двери. Райм и Селитто одновременно повернули головы в сторону лестницы. Вскоре раздался топот ног, и в спальне возник высокий молодой человек в брюках для верховой езды и синем шлеме, работавший, как было видно из его внешнего вида, в элитном отряде нью-йоркской конной полиции. Он протянул Селитто здоровенный конверт и сразу же удалился.
Детектив вскрыл сверток:
— Посмотри-ка, что нам принесли.
С этими словами он высыпал содержимое на стол. Три или четыре дюжины пластиковых пакетов с этикетками для вещественных доказательств равномерно рассыпались по поверхности. Райм посмотрел на них с отвращением. Каждый пакет содержал кусочек целлофана с упаковки от телятины, за которыми Линкольн посылал по магазинам сотрудников полиции.
К конверту прилагалась записка от Хауманна:
«Кому: Линкольну Райму, Лону Селитто. От кого: Боу Хауманн, ОНРВС».