Собиратель ракушек

Дорр Энтони

Конечно. И перетянул сам. Он лезет в карман и достает бумажный пакетик. Высыпает содержимое ей на ладонь. Доротея разглядывает остальные стримеры: желтые, синие, коричневые. Воображает, как они смотрятся в воде, какими видятся рыбам. Длинные, тонкие. Как мальки. На один укус. Идеальные. Чудо. Мягкая красота, нанизанная на острую сталь.

Он в очередной раз забрасывает, шлепая вдоль берега.

Доротея идет следом. Вода достает ей до щиколоток и поднимается выше.

Погоди. А мушки-то? – напоминает она. Стримеры.

Забирай,

говорит он, себе. Я еще сделаю.

Она отказывается. А сама не сводит глаз с этих мушек.

Он забрасывает леску. Не сомневайся, говорит. Дарю.

Качая головой, она все же опускает подарок в карман. Волны лижут ей коленки. Она вглядывается в воду, высматривая приметы морской жизни. Не мелькнет ли где плавник? Не выпрыгнет ли на поверхность какое-нибудь удивительное создание? Но в отступающем тумане на волнах лишь поблескивают золотые монетки солнца. Подняв глаза, Доротея убеждается, что парнишка-рыбак почти скрылся за мысом. Она шлепает следом. Смотрит, как он забрасывает. Волны охают и падают замертво.

Эй, окликает она, тут, наверное, рыбы полно, да? А иначе зачем в этом месте удить?

Парнишка улыбается. Будь уверена. Океан как-никак.

Мне почему-то казалось, что здесь больше живности будет. В океане. Особенно рыбы. В наших краях ничего такого нету, вот я и подумала, что здесь, наверное, кое-что будет, а теперь вижу, что океан хоть и огромный, но пустой.

Парень поворачивается к ней. Смеется. Отпускает леску, наклоняется и погружает руку в воду. Запускает пальцы в ил и достает пригоршню какого-то месива.

Вот, говорит, присмотрись.

Сначала в этом темном сгустке Доротея не различает ровным счетом ничего. Ну, падают комочки грязи. Осколки ракушек. Стекают водяные капли. Но потом глаза начинают различать еле заметное движение, мельтешение прозрачных точек. Они скачут, как блохи. Парнишка потряхивает ладонью. Из грязи появляется крошечный моллюск: ножка зажата между створками раковины, как прикушенный язычок. А вот и улитка – повисла вверх тормашками, указывая на землю своим крошечным рожком-домиком. И еще мелкий бесцветный рачок. И какой-то вертлявый червячишко.

Доротея трогает эту грязь пальцем. Парень с хохотом ополаскивает руку в море. Забрасывает леску.

Не иначе, говорит, как ты здесь впервые.

Да, верно. Она вглядывается в морскую даль. И пытается представить, сколько живности кишит у нее под ногами. Думает, что ей еще учиться и учиться. Смотрит на парня. Спрашивает, как его зовут.

После наступления темноты Доротея стоит, озираясь, в своей тесной каморке. Прикрепляет к стене карту. Садится на спальный мешок и обводит глазами контуры штата Мэн. Сушу с ее границами, столицами и названиями. А глаза сами собой возвращаются к синей бесконечности, что уходит за рамку карты.

За оконным стеклом бьется мотылек. В листве шуршат и пищат насекомые. Доротея убеждает себя, будто слышит море. Достает из кармана стримеры, чтобы

полюбоваться.

В дверном проеме появляется отец, он тихонько стучится, окликает дочку и садится рядом с ней на пол. Похоже, мучается без сна. Сутулится.

Приветик, папа.

О чем задумалась?

Здесь все какое-то чужое, пап. Нужно время. Чтобы привыкнуть.

Она со мной не разговаривает.

Да она, считай, ни с кем не разговаривает. Тебе ли не знать.

Отец сникает. Указывает подбородком на стримеры в дочкиной руке. Это что у тебя?

Мушки. Для рыбалки. Стримеры.

Ну-ну. А сам даже не пытается скрыть, что мыслями блуждает где-то далеко.

Я хочу порыбачить, пап. Можно прямо завтра?

Отец сжимает и разжимает пальцы. Глаза открыты, но слепы. Конечно, Доротея. Ступай. Порыбачь. Claro que si [5] .

За ним затворяется дверь. Доротея задерживает дыхание. Считает до двадцати. Слышит за стенкой протяжные папины вздохи. Словно каждый такой вздох – робкая подготовка к следующему.

5

Конечно (исп.).

Натянув коричневый свитер, она распахивает раму и вылезает в окно. Медлит в сыром дворике. Втягивает воздух. Над соснами кружится колесо галактики.

Костер развели в роще у скалы. Ветер чист, трава умыта росой. Под звездами скользят стаи облаков. Кроссовки у нее промокли. Свитер облеплен лесным сором. Присев на подстилку из сосновой хвои, за пределами светового круга, она видит движение темных фигур и скольжение изломанных теней по сосновым стволам. Места на бревнах и пнях заняты. Летит смех. Звякают бутылки.

Она находит глазами того парня: он сидит на бревне. Пламя окрашивает его улыбку оранжевым. Белеет ожерелье из ракушек. Со смехом запрокинув голову, он прикладывается к бутылке. Доротея надолго – на верную минуту – задерживает дыхание. Вскакивает, поворачивается, чтобы уйти, но наступает на какой-то сучок; раздается треск.

Смех умолкает. Она не шевелится.

Ау, зовет парень, это ты, что ли, Дороти?

Доротея выходит из темноты в круг света, понуро идет вперед и садится рядом с парнем.

Дороти. Братцы, это Дороти.

Освещенные пламенем лица устремляются в ее сторону – и отворачиваются. Разговор начинается заново.

Так и знал, говорит парень, что ты появишься.

Ну, прямо.

Железно.

Да откуда ты мог знать?

Знал, и все. Как чувствовал. Говорил же тебе: мы чуть ли не каждую ночь у костра тусуемся. Я для себя решил: давить не надо. Эта девочка еще появится. Дороти появится. И вот пожалуйста.

У тебя сегодня улов был? Когда я ушла?

Пару штук поймал. Но отпустил.