Соблазн в жемчугах
Шрифт:
Ее несколько чопорное поведение казалось скорее высокомерным, чем сдержанным. Поскольку ее окружали самые лучшие – по выражению Каслфорда – представители света, это говорило в ее пользу. Каслфорд не лгал, сказав, что на обеде будут присутствовать самые сливки общества. Верити пришлось сохранять достоинство, когда ее представили двум герцогам, один из которых принадлежал к королевской семье и был не больше и не меньше, как принцем-регентом.
Каслфорд был трезв, чего нельзя было сказать о некоторых других гостях. Один из них, граф Роули, решил, что это позволяло ему немного повеселиться во
– Вы прелестная женщина, леди Хоксуэлл, – сказал он, наклонившись над столом и повернувшись к Верити, сидевшей через два человека от него. – Ваш муж выиграл сразу по двум статьям.
После этого выпада беседа за столом не прекратилась, однако Хоксуэлл заметил, что большинство его соседей по столу стали прислушиваться.
– Благодарю вас, лорд Роули. Мне польстило бы, даже если мой муж думает, что преуспел в чем-то одном.
– Большое наследство всегда украшает женщину, – сказал Роули, фыркнув. Он обернул пьяный взгляд на своего соседа, чтобы убедиться, что его шутку оценили. – Это завод, не так ли? Хлопок и все такое?
– Железо, – ответила Верити, нисколько не смутившись. – Мой отец был промышленником и изобретателем, но главным образом металлургом.
Другие гости снисходительно заулыбались, даже как будто извиняясь. Но не потому, что, по их мнению, хорошо иметь отца-металлурга, а потому, что один из их общества оказался ослом.
– Железо, говорите. Это печи, кузницы и все такое, – не унимался Роули, пронзив Хоксуэлла критическим взглядом. – Звучит неприятно, даже как-то грязно.
– К тому же и опасно, – откликнулся Хоксуэлл. – Работа у доменной печи требует смелости.
– Нам не удалось бы одержать победу над Бонапартом без таких смельчаков, – добавил принц-регент.
– Верно, верно. – Роули опрокинул рюмку кларета, которая явно была лишней. – Все же… – Он посмотрел на Хоксуэлла с презрением.
– А я владею железными рудниками, – сказал Каслфорд и немного подался вперед, чтобы все увидели, что его эта тема интересует. Прядь, упавшая на лоб, придала ему воинственный вид.
Хоксуэлл представил себе Тристана перед зеркалом, репетирующего идеальный образ настоящего герцога, а потом смахивающего на лоб эту прядь, чтобы дать понять, что все это притворство. Сидевшие рядом с ним дамы не могли оторвать глаз от этой щегольской каштановой пряди.
– Ты пытаешься сказать об этом что-то оскорбительное, Роули? – спросил Каслфорд. – Но ты слишком пьян и ошибся адресом.
– Я ничего не говорил о рудниках, Каслфорд.
– Ты говорил о железе. Я ясно это слышал.
– Я вообще говорил не с тобой. Я разговаривал с леди Хоксуэлл.
– Ты хочешь сказать, что пытался оскорбить вместо меня леди? Ну, знаешь, Роули.
Роули пришел в замешательство. Однако этого нельзя было сказать о его молодой жене. Она почувствовала, куда может завести пьяная болтовня мужа, и вперила в него негодующий взгляд. Самые лучшие люди общества, возможно, и принимали приглашения Каслфорда, но самые умные из них избегали привлекать к себе его пристальное внимание.
Роули, к сожалению, умным не был. Не почувствовал он и растущего беспокойства жены.
– Если женщина – дочь металлурга, нет ничего оскорбительного в том, чтобы сказать, что она
Хоксуэлл увидел, как опустились веки Каслфорда – это был опасный знак. Он переглянулся с Саммерхейзом. Верити, не обученная тонкостям светского этикета, не знала, как скрыть свое удивление странным поведением самых лучших людей общества.
Принц-регент потребовал налить всем вина, а потом, откинувшись на спинку стула, стал с удовольствием наблюдать за происходящим, радуясь, что предпочел именно это приглашение многим другим.
– Назвать леди Хоксуэлл дочерью металлурга, разумеется, не оскорбление, тем более что она с гордостью сама называет себя так, и правильно делает. Однако ты намекал, что Хоксуэлл сейчас занят в этом деле. Грязном, по твоему мнению. Я сомневаюсь, что он думает так же. Не так ли, Хоксуэлл?
Глаза всех гостей повернулись к Хоксуэллу. Черт бы их побрал, подумал он.
– Честно говоря, Каслфорд, я бы предпочел, чтобы меня называли торговцем, нежели спекулянтом, нажившимся на войне.
– Да, – протянул Каслфорд. – Я как раз собирался сказать об этом.
– Ты отрицаешь, что благодаря своим рудникам хорошо нажился во время войны? – продолжал Роули.
Стало так тихо, что было слышно, как тяжело вздохнул Саммерхейз.
– Надо будет поинтересоваться у моего агента. Сомневаюсь, что, добывая руду, мы терпели убытки. Это было бы глупо и непатриотично. А ты, Роули, разве не продавал во время войны выращенное на твоих полях зерно или шерсть со своего стада овец?
Роули задумался, как ему оправдаться за то, как он использовал свои земли.
– Ты обвинил меня в том, что я не просто получил доход, но и нажился на войне, – продолжал Каслфорд. – Однако если ты извинишься передо мной, перед Хоксуэллом и его женой, мы сможем обойтись без вызова на дуэль.
При слове «дуэль» Роули побледнел, но попытался приуменьшить свое поражение.
– Я не оскорблял леди.
– Я начинаю терять терпение, – сказал Каслфорд, и все поняли, что Роули не поздоровится, если это действительно так. – Ты хотел поставить ее в неловкое положение, а через нее и Хоксуэлла, а я не позволю оскорблять одного из моих старых друзей в моем собственном доме. Тебе это не удалось лишь потому, что леди Хоксуэлл не раба предрассудков и не стесняется своих предков, которых ей к тому же нечего стыдиться.
Роули был загнан в угол. Он стал центром скандала, о котором еще долго будут говорить в свете. Наконец он пробормотал что-то похожее, по-видимому, на извинение, сославшись на то, что слишком много выпил.
Каслфорд улыбнулся и обернулся к принцу-регенту с каким-то вопросом. Общая беседа возобновилась. Хоксуэлл понял, что все за столом надеялись на другой конец разыгравшейся драмы и на то, что вызов на дуэль все же состоится, но потом решили, что они и так неплохо повеселились.
Когда леди оставили джентльменов одних, Каслфорд, чтобы немного утешить Роули, ему первому предложил сигару. Саммерхейз подсел к Хоксуэллу.