СОБЛАЗН.ВОРОНОГРАЙ [Василий II Темный]
Шрифт:
Жители маленького городка были предупреждены о приезде великого князя. Они собрались толпой у околицы и встретили молодого государя шумными изъявлениями радости и приветствиями… Взрослые и дети, мужчины и женщины — все теснились к великокняжеским саням, чтобы поближе увидеть своего князя…
«Помнят наши милости-любят нас!..» — подумал опять Василий. Он приветливо улыбался жителям и кивал им головой, забыв в эту минуту все свои тревоги и опасения.
Радонежцы проводили великого князя до выезда из города и простились с ним.
— Дай тебе Бог говенья тихого, кормилец наш! Здрав будь,
Поезд спустился с Радонежской горы и через час уже подъезжал к стенам обители. Государь подоспел вовремя: в монастырских церквах только что ударили к вечерне…
Чернец-привратник, стороживший дорогу с караульной башни над воротами, издали разглядел государев поезд и опрометью бросился вниз оповестить игумена.
В обители засуетились. Через несколько минут длинная вереница братии с иконами и хоругвями в руках, во главе с игуменом уже выходила из ворот навстречу великому князю…
Царский поезд остановился. Василий с помощью бояр вышел из саней и подошёл под благословение к игумену.
Благословив государя, игумен и старейшие из братии почтительно поддерживая Василия под руки, повели его в собор прикладываться к мощам Сергия преподобного…
Прямо с пути, не отдыхая, простоял государь всю вечернюю службу. Вместе с ним простояли до конца и оба малолетних сына…
Тихий мир святого места и усердная молитва наполнили умилением душу великого князя.
Созерцание святых мощей преподобного Сергия уничтожило в сердце Василия всякие страхи и сомнения…
Тем же вечером после службы, беседуя с игуменом и другими старцами, Василий рассказал и о дурной примете. Но рассказал он уже успокоенный, без прежнего страха…
Игумен благословил его на сон грядущий.
— Спи покойно, государь благочестивый! — произнёс старец. — Преподобный и святой Сергий оградит тебя от всяких бед и напастей!..
И Василий спокойно заснул в эту ночь…
IV ЧТО-ТО БУДЕТ?
На полпути между Москвой и Коломной, под вечер накануне Великого поста, по Коломенской дороге лёгкой рысью, почти шагом, подвигалась толпа всадников.
Дорога пошла густым лесом.
Проехав ещё с версту, передовой всадник остановился. Он внимательно огляделся кругом, взглянул на небо, порозовевшее от заката, и решительно спрыгнул на землю. Понемногу подъезжал и останавливался и весь отряд.
Передовой, сняв шапку, подошёл к двум всадникам, сидевшим на красивых вороных лошадях в богатой сбруе.
— Здеся-тко, государи великие! — произнёс он с низким поклоном. — Тут, влево, тропка сейчас будет…
Те, которых он назвал государями великими, с помощью слуг слезли с лошадей и вслед за проводником по чуть заметной тропке свернули в лес. За ними гуськом, по одному, потянулся весь отряд. Лошадей спешившиеся всадники вели в поводу.
— Надо быть, ночевать в лесу придётся, князь! — вполголоса проговорил высокий смуглый мужчина в лисьем кафтане — один из тех, к кому обращался проводник. Это был знакомый уже нам князь Дмитрий Юрьевич.
Товарищ его, князь Иван, пожал плечами:
— Коли не ждёт в сторожке- придётся, государь…
Впереди меж деревьев засветлело. Через минуту открылась небольшая лесная поляна. Та же узенькая тропка вела наискось через всю поляну к противоположной опушке. Здесь, под деревьями, приютилась небольшая сторожка, полузасыпанная снегом. Кругом не виднелось никакого другого жилья и стояла мёртвая тишина…
Проводник подошёл к сторожке и отворил низенькую покосившуюся дверь. Оба князя, нагнувшись, вошли вслед за ним. В избёнке было темно и холодно.
— Нету… ночевать будем, — проговорил Дмитрий. — Не уехал, знать, сегодня ещё…
Слуги натаскали в избушку сухого валежника, и через несколько минут на земляном полу затрещал небольшой костёр: едкий сизый дым наполнил всю сторожку, выбиваясь клубами в открытую дверь… В таком дыму, казалось бы, нельзя пробыть было и минуты, но оба князя, как и все русские люди, привычные ко всему, спокойно устроились на разостланных для них на полу кошмах…
Оживилась и пустынная лесная прогалина.
В нескольких местах запылали костры, послышался людской говор; с опушки то и дело доносилось ржанье лошадей…
Наступила тёмная, безлунная ночь; княжеская челядь — большей частью из небогатых боярских детей, — утомлённая дневным переходом, стала устраиваться на ночлег вокруг костров под открытым небом. Понемногу замолкали голоса; вся поляна погрузилась в сон.
Не все, однако, спали в эту минуту: около ближайшего к сторожке костра, шагах в десяти от двери, сидели четыре человека и тихо разговаривали между собой; одежда всех четверых была богаче, чем у остальных челядинцев; для них на снегу были постланы кошмы, и по всему было видно, что это — ближние княжеские люди… Между ними был и тот, который давеча указывал дорогу князьям на поляну. Он приходился дальним родственником боярину Старкову и вместе с ним приезжал из Москвы к князю Можайскому. Он был из числа тех выборных от боярских детей, о которых говорил боярин Можайскому. Звали его Иваном Волком, и это прозвище как нельзя более подходило к нему: лицо у Волка было постоянно угрюмое и нахмуренное, а маленькие, косые глаза совершенно по-волчьи злобно смотрели исподлобья.
Двое других — старик и молодой, оба боярские дети-были стремянными князей Дмитрия и Ивана; четвёртый — молодой боярский сын по прозванию Бунко, родом рязанец — принадлежал к дворне Можайского. Во время последнего похода против татар Бунко оказал какую-то услугу князю Ивану, и тот обласкал его и наградил поместьем около Козельска…
Бунко и Волк лежали рядом на кошмах и только изредка вступали в разговор, который вели между собой княжеские стремянные…
Старик стремянный, которому всё казалоеъ холодно, подбросил несколько веток в огонь.
— Шибко морозит, — проговорил он, протягивая руки к самому огню, — ровно и на февраль не похоже…
— У тебя всё морозит, дядя Степан! — засмеялся молодой. — И летом, чай, в тулупе ходишь…
Старик, не говоря ни слова, подбросил ещё ветку.
— Поживёшь с моё, парень, сам такой же будешь… — добродушно заметил он. — И куда только тащимся мы, прости Господи?!
На этот вопрос никто ему не ответил. Старик не унимался.
— Волк, ты-то, чай, знаешь?! — обратился он снова к проводнику.