СОБЛАЗН.ВОРОНОГРАЙ [Василий II Темный]

Дедюхин Борис Васильевич

— Но, Антоний… Батюшка Антоний, — Василий Васильевич вдруг почувствовал себя нашкодившим ребёнком, слабо осознающим свою вину, но уже чувствующим неотвратность наказания. — Мы же выбрали Иону, он для нас митрополит? Так и дед мой Дмитрий Иванович Донской избирал Митяя…

— Избирал, избирал, да Бог не допустил этого самочиния.

— Знаю, Божиим попущением погиб Митяй не своей смертью на пути в Константинополь. А вместо него заявился гречин Киприан, которого дед не захотел принимать. Зачем же ты меня нудишь?

Антоний не сразу ответил, сердцем чувствуя, что сын его духовный подвержен таким повреждениям, которые могут привести душу его к полной погибели:

— Я буду молиться за тебя, сын мой, да простит тебе Господь чудовищное твоё заблуждение,

дарует тебе чистоту и смиренномудрие, чтобы николи ты не терял духовного рассуждения, без которого невозможно отличить, добро от зла. То, что вычитал я в свитках летописных, ведомо тебе по преданиям семейным. Да, высылал Дмитрий Иванович митрополита Киприана за то, что тот убежал из осаждённой Москвы, отдал её на разорение Тохтамышу. Великое горе ослепило благоверного Дмитрия Ивановича и привело в велий гнев. Но не помнишь разве, не рассказывали тебе разве отец твой, дядьки твои, как высокоторжественно встречал Дмитрий Иванович Киприана при его первом прибытии? Он со всем своим семейством, с чадами и домочадцами, с боярами и духовенством выехал за девять вёрст от Москвы к селу Котлы для встречи владыки. А ты как же осмелился такой грех на душу взять, что даже из дворца своего не вышел, и сейчас ещё говоришь непотребное, диавола тешишь? Сбирайся и иди скорым шагом к владыке с повинной головой!

— Спаси Бог, что надоумил меня, спаси Бог, спаси Бог, — потерянно благодарил Василий Васильевич. Нашёл в себе силы сбросить оцепенение:

— Иду! В ноги владыке упаду!

Позвал боярина Басенка и велел ему захватить все те дары, которые загодя готовились для встречи ожидавшегося митрополита Ионы.

6

Исидор сразу же освоился в митрополичьих палатах, но хотя уже наступало время для опочивания, он сам и все его многочисленные бояре и отроки не думали располагаться на отдых, а пребывали в деятельном и напряжённом ожидании. Исидор так и оставался при митрополичьем кресте с нарядным парамандом — платом на персях, где изображены осьмиконечный крест с подножием, орудия страстей Господних и адамова голова. И белый клобук митрополичий велел вынуть из походного короба и положить на стол, чтобы под рукой находился. Рядом же прислонил палицу — посох митрополичий. А как только дождался доклада боярина, что великий князь челом бьёт, велел просить немедленно и встретил его во всём архиерейском облачении.

Василий Васильевич кротко подошёл под благословение:

— Святитель высокопреосвященнейший, паки и паки винюсь и многажды припадаю. Не сведали мы загодя о прибытии твоём, а гонец верхоконный лишь к заутрене прискакал с туманной такой вестью. — При этих словах Василий Васильевич метнул короткий испытующий взгляд, который Исидор сразу же уловил, правильно понял и необидчиво ответил:

— Ведомо, ведомо, ждал ты Иону своего, ан тут — как это у вас говорится? — хуже татарина, незваный потому что. — Говорил грек Исидор без переводчика, что уже обрадовало Василия Васильевича. А когда улыбнулся митрополит своему сравнению с татарином — широко, ясно улыбнулся через густые, тронутые изморозью усы и бороду, то вдруг такое доверие меж двоих возникло, будто век они знались:- А я, государь, знал, к кому еду, готовился к встрече с тобой, и есть у меня тебе подарок.

Догадливые отроки без всякого указания владыки вынесли из соседней палаты круглый, плетённый из стеблей неведомого растения короб. Исидор сам открыл его. Запустил внутрь руки и, прежде чем достать что-то, с нарочитой серьёзностью покосился на великого князя, подчёркивая важность, исключительность происходящего.

Василий Васильевич непроизвольно вытянул шею, пытаясь запустить взгляд в короб. А Исидор всё томил, оглянулся на окно, через толстые стёкла которого пробивались лучи полуденного солнца, и сдвинул корзину по столещнице поближе к свету.

— Вот! — победно объявил наконец и выхватил ослепительно блеснувшую золотом и многоценными камнями высокую шапку, по форме как бы митрополичью.

— Митра нешто? — растерянно спросил Василий Васильевич.

— Митра, да, но не архиерейская митра, а царская, видишь вон, венцом окружена. Такую только один византийский император носит. А теперь будешь ещё и ты, поелику на Руси, как мы разумеем, ты первый самодержец по воле Божией. Были до тебя славные русские князья, но ты первый кладёшь начало государственному самодержавию, которое направлено на благо всех христиан.

— Слова митрополита, равно как и несравненный дар его, и смутили, и глубоко взволновали Василия Васильевича.

— Ну, какой я царь…

— Ты царь! Ты утвердил себя, непокорных убрал, завистников к ногам склонил. Дела твои богоугодны, ибо подчинены спасению душ подданных от диавольского наваждения, в согласии они со словами Божиими: «Не хощу смерти грешника, но еже обратитися нечестивому по пути своего, и живу быти ему».

— Знаю, знаю, святитель, что власть дана мне от Бога, всё надзирающего Промыслителя, но вижу, что попущением Божиим впадаю я в несчастия и царский трон мой колеблется, вон опять татары грозятся меня спихнуть, — возразил Василий Васильевич с прямодушием, какого сам не ожидал от себя.

— Да, сын мой, существует в мире и другая власть. Помнишь, как искушал Христа Спасителя господством над миром сатана: «Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне». И ты верно сказал про попущение Божие — не тебя одного, многих праведников делает оно несчастными. Само лоно православия Византия под сатанинской угрозой. Уже у стен града Константина стоит треклятый султан. И что турки, что татары — всё едино семя, всё сатанинская погибель. А я для того и прислан на русскую кафедру, чтобы обрела твоя царская власть благодатную силу Господнего благословения. Державная власть в христианском государстве освящена Промыслом Божиим. У нас с тобой Священная миссия внедрить церковное сознание всем нашим подданным, вывести на путь света Христова все дикие, языческие народы, коими окружена твоя святая и великая Русь.

— Истинно, истинно, святитель! Как славно слышать мне тебя и как верно сказано в Писании: «Вы — соль земли. Если же соль теряет силу, то чем сделаешь её солёною?»

— Божиим позволением и твоей, государь, поддержкой. Бог даёт тебе власть, ты должен использовать её во имя блага подданных. Спасёшь державу — спасёшь и душу свою. Благословляю тебя, сын мой! — И митрополит трижды почеломкался с Василием Васильевичем, который был растроган до слёз, а покидая палаты владыки, думал: «Как верно это — что Бог ни делает, всё к лучшему!»

7

В честь митрополита Исидора великий князь дал пир, который длился три дня.

Званых было многое множество: все князья русские — великие, удельные, служилые, все лепшие бояре и воеводы, главы всех русских епархий, духовенство, иноземные послы и посланники, купцы, знатные придворные изографы и здатели [98] каменных церквей.

Епископ Иона, чьё имя в переводе на русский значило «голубь», кроток был, необидчив и миролюбив. Он на правах местоблюстителя митрополичьей кафедры занимал в Кремле монастырское подворье, но с приездом Исидора отправил своё имущество в Рязань, куда возвращался епископствовать. В день приезда в Москву он передал Исидору митрополичью печать и ризницу с утварью и драгоценностями, а также все договора с князьями о церковных владениях, которые были разбросаны по всей земле Русской. Митрополиты на Руси пользовались не только высшей церковной властью, но имели значительные земельные и имущественные владения. С тех пор как Андрей Боголюбский положил начало церковной собственности, пожаловав Успенскому собору во Владимире целый город Гороховец со многими сёлами, владения церкви стали быстро расти и приумножаться. Для обслуживания этих владений имел митрополит множество бояр и дворян, своих придворных и даже свой полк ратников.

98

Здатель-созидатель, строитель церкви, монастыря.