Соблазненная принцем
Шрифт:
Глава 28
Сегодня все будет по-другому.
Сегодня Виктория была твердо намерена найти правильные слова, которые заставят людей Рауля осознать важность ее задачи. Сегодня была своего рода дата: она прожила в обветшавшем замке Рауля уже десять дней и, наблюдая за воинами мужского и женского пола, поглощавшими свой обед, отрыгивая и почесываясь, все больше и больше убеждалась в том, что они отчаянно нуждаются в ее помощи.
Но самое главное, ей хотелось посмотреть в глаза Раулю при свете дня и сказать, что
Виктория взглянула на Просперо: если она победит его, то победит всех.
— Сегодня мы будем учиться приветствовать друг друга и есть при помощи вилок.
Просперо, раскачивавшийся на своем стуле с кубком эля в руке, громко спросил:
— Зачем нам учиться всем этим вещам, которым вы придаете такое большое значение? Они никому не нужны, а для нас главное — победить в революции!
Виктория подождала, пока затихнет одобрительный шум.
— Потому что, Просперо, ваша революция, начавшись, закончится или победой, или поражением в течение нескольких дней, самое большее — недели. А если вы победите, ваш король займет свое место во дворце, и вы будете его придворными. К вам будет приковано внимание всего мира. И вам нельзя будет ударить в грязь лицом. Вы просто не имеете права показать себя дикарями.
— Мы вежливые люди, — с воинственным видом заявил Просперо.
Виктория чуть не рассмеялась, настолько парадоксально звучали эти слова из уст Просперо. Но она понимала его и его гордость.
— Конечно, у вас имеется грубая вежливость. — Она повысила голос, чтобы его услышали даже в самых дальних уголках главного холла. — Но причина, по которой вы готовы умереть за дело революции, за вашего короля, заключается в том, что вы понимаете, что ваша жизнь настолько жестокая и отсталая, что ни у вас, ни у ваших детей нет иного шанса, кроме как оставаться здесь. Если вы поедете в Италию, Францию или Данию, вы будете выглядеть как крестьяне, которых перенесли на тысячу лет в будущее и поместили в современном мире. В Англии, Испании, Пруссии, например, есть газеты. У них есть железные дороги. Откуда вам знать, как вести себя в поезде? Вы и понятия об этом не имеете. Учитесь тому, чему я могу научить вас, если не ради себя, то ради своих детей и вашего короля.
Должно быть, она сумела задеть их за живое, потому что Хейда проковыляла вперед, и ее страшная хромота была горьким напоминанием о де Гиньярах и тех злодействах, на которые они способны.
Просперо наблюдал за женой, тяжело дыша, чуть не дрожа от подавляемых эмоций. Повернувшись к Виктории, он сказал:
— Проблема в вас. Вы так гордитесь своими путешествиями и своей искушенностью, а знаете ли вы, в чем ваша беда?
— Не знаю. Расскажите мне.
Просперо повысил голос, чтобы его было слышно в глубине главного холла:
— У вас нет личной заинтересованности в исходе этой революции. И вы, как только сможете, уедете. Сейбер планирует удалить вас отсюда до того, как начнется битва, и вы умчитесь, даже не оглянувшись. Мы останемся здесь, чтобы бороться и умирать, а вам это будет безразлично. Вы каждую ночь спите с нашим королем
Виктория содрогнулась, почувствовав, что стало трудно дышать.
— Знаете ли вы, что проделывают с людьми де Гиньяры? Приходилось ли вам когда-либо видеть человека, которого растягивают на дыбе до тех пор, пока не разорвутся суставы? Знаете ли вы, что происходит, когда на веревке делают два узла, обматывают ею лицо и стягивают, пока глаза человека не вылезают из орбит?
Виктория не могла говорить. Она лишь покачала головой, пытаясь не представлять себе Рауля на месте этого человека.
— Я видел. Каждый из присутствующих здесь людей видели пытки.
Люди Рауля отворачивались, поглядывали на вход, ерзали на стульях, как будто им хотелось уйти и от рассказов Просперо, и от неприятных воспоминаний.
Хейда встала позади мужа, положила руки ему на плечи и стала наблюдать за Викторией, не выдавая взглядом никаких эмоций.
— Со дня нашего рождения нас таскают в Тонагру, чтобы показать заключенных до того, как де Гиньяры их повесят. Я видел своего собственного отца…
Просперо склонил голову, закрыл глаза и ухватился за руки Хейды. На него нахлынули мучительные воспоминания.
— Извини, Просперо, — пролепетала Виктория.
Он открыл глаза и сердито посмотрел на нее, отказываясь принимать ее сочувствие. Его голос снова зазвучал громко.
— Вы тут болтаете о манерах, а мы смотрим в лицо смерти. Так что я не хочу присоединяться к вашему современному миру. По крайней мере до тех пор, пока не доведу до конца дело, которое нам необходимо завершить.
Хейда сняла руку с плеча мужа и шлепнула его по затылку один раз. Сильно.
— Замолчи! — сказала она.
— Зачем ты это сделала? — спросил он, повернувшись к ней.
— Она права, — сказала Хейда. — И ты знаешь, что она права.
— Ты думаешь, что эта женщина права? — Он потер затылок. — Может, она и права, но я не хочу учиться у высокомерной…
Хейда снова дала ему затрещину.
— Пусть она будет высокомерной, но она учит твоего сына считать. — Она повернулась и взглянула на других женщин: — Я знаю, что в мисс Кардифф есть много такого, что заставляет вас сомневаться в том, что она полезна для нас и нашего короля. Но она учит наших детей читать. Мы не просили ее. И она не требует ни одобрения, ни денег, а просто взяла на себя эту работу. И вы все знаете, что дети ее любят.
Женщины — одна за другой — начали кивать.
Виктория стояла спокойно, понимая, что произошел прорыв — изменение отношения по инициативе матерей тех ребятишек, которых она учила. Оно и понятно. Кто еще, кроме матерей, может оценить по достоинству важность хорошего образования.
Хейда снова повернулась к Просперо:
— Ты можешь не желать присоединяться к современному миру, но это то, за что я боролась. Это шанс выучиться для наших детей. Так что уважай мисс Кардифф и применяй на практике то, чему она учит.