Соблазненная принцем
Шрифт:
— Я это знаю, — сказала Виктория, не отводя взгляда.
Сунув руку в кармашек для часов, он вынул простое широкое золотое кольцо.
Дебютантки разочарованно застонали.
— Но твои уши и шея красивее любых рубинов и бриллиантов, и никакие сапфиры никогда не смогут сравниться по блеску и цвету с твоими глазами.
Искоса наблюдая за дебютантками, Виктория заметила, что их разочарование исчезло, и они, раскрыв веера, принялись
— Вот почему я предлагаю принять это кольцо, хотя оно простое и скромное. Я купил его на деньги, добытые неправедным путем, но это я их заработал.
— Играя в азартные игры? — спросила она.
— И на скачках, — добавил Рауль, усмехнувшись. — Ты слишком хорошо меня знаешь.
— Что правда, то правда.
— Если, зная все это, ты все-таки любишь меня и согласишься носить это кольцо и быть моей женой, я не могу обещать, что драгоценности когда-нибудь украсят твою руку, зато я могу подарить тебе горы и долины, города и лесные дебри. Я могу подарить тебе Морикадию.
Виктория любила Морикадию… но это было не то, что она хотела.
— Я могу пообещать, что буду защищать тебя со всей силой закаленного в боях воина, — продолжил Рауль. — Я буду лелеять тебя и боготворить. — Он наклонился вперед и торжественно произнес: — И я буду любить тебя, Виктория Кардифф, не только пока живу, но вечно.
— Ты любишь меня?! — со слезами на глазах спросила Виктория.
Она не смела ему поверить.
— Я не признавал это чувство, но мне кажется, что я полюбил тебя, как только увидел. Я знаю, что любил тебя, когда увидел, как ты обучаешь английскому языку ребятишек. Я буквально боготворил тебя, когда ты отказалась укрыться в безопасном месте во время нашего поединка с Жан-Пьером. Ты являешься воплощением храбрости, силы и решимости, ты заслуживаешь того, чтобы стать королевой Морикадии и властительницей моего сердца.
Он был абсолютно серьезен, причем было похоже, что он готов стоять перед ней на одном колене до тех пор, пока не получит нужный ответ.
Разумеется, это не могло быть правдой. Уж Виктория-то его хорошо знала. Если она не скажет «да», то он пошлет куда подальше все правила приличия, подхватит ее на руки, унесет отсюда и будет заниматься с ней любовью до тех пор, пока она из-за полного изнеможения не согласится выйти за него замуж.
Но как бы соблазнительно это ни звучало, она подумала, что королю и будущей королеве Морикадии негоже устраивать подобный скандал при английском дворе.
Виктория окинула взглядом толпу: присутствующие, затаив дыхание, застыли в ожидании. И взглянула на возвышение: королева наблюдала за ними с явным удовлетворением. Затем посмотрела на дебютанток: они, молитвенно сложив руки, мысленно уговаривали ее согласиться.
Виктория перевела взгляд на Рауля.
Он смотрел на нее с такой неутолимой страстью, что не оставалось ни малейшего сомнения: это и любовь, и неприкрытое вожделение, и обещание счастья, взятые вместе. Поэтому она дала ему то, что он хотел. Она наклонилась к нему, прикоснулась рукой к его лицу и сказала:
— Да. Я выйду за вас замуж, Рауль Лоренс, морикадийский король Сейбер, и мы будем любить друг друга и ныне, и присно, и во веки веков.
Виктория надеялась, что Рауль соблюдет внешние приличия, но ошиблась. Он поднялся на ноги, заключил ее в объятия и, издав радостный возглас, покружил ее.
Виктория держалась за его плечи и хохотала, сознавая, что это мгновение и есть настоящее начало их счастья.
Зал разразился аплодисментами, и королева Виктория, у которой округлились глаза от удивления, мгновение спустя тоже захлопала в ладоши.
Данел и Просперо отступили назад, стараясь не мешать страстным объятиям своих короля и королевы.
Данел шепнул:
— Не хотел бы я быть на месте Сейбера, когда ему придется объяснять, что церемония передачи права собственности в лесу является морикадийской церемонией бракосочетания.
Просперо кивнул:
— Прежде чем рассказывать ей об этом, ему следует приготовить веревку, чтобы связать ее. Эта женщина с характером.
— Что правда, то правда. Впервые я видел, как она потеряла самообладание, когда она выстрелила в меня. А второй раз — когда она чуть не отрубила руку мне и Сейберу тоже.
Вспоминая эти случаи, оба, и Просперо, и Данел, чувствовали неловкость.
— Как думаешь, она будет сердиться на нас? — спросил Данел.
— Интересно, долго ли она будет помнить обиду? — тихо спросил Просперо.
— Наверняка не дольше, чем до рождения их первенца.
— Или их второго ребенка.
Данел долго думал, потом сказал:
— Возможно, нам следовало бы убедить нашего короля спрятать меч Аттилы.
— Хорошая мысль, друг мой. Хорошая мысль, — сказал Просперо, положив руку на плечо Данела.