Соблазнитель
Шрифт:
Сегодня, когда я уже стал зрелым человеком, мне кажется, мужчину можно оценить только по его отношению к женщине. Я не имею в виду его сексуальные возможности, это отдельная проблема. Но думаю, что это такой человек, который в любую минуту и в любой ситуации может взять на себя ответственность за судьбу своей женщины и своего потомства. И вот тогда я вернулся к героям Джека Лондона. Они шли на север, чтобы заработать деньги. Приключения эти мужчины переживали как бы мимоходом, они для них являлись только средством, а не целью. Помню, что герои американского писателя были чуткими и нежными по отношению к женщинам. Мужчина на лыжах прокладывал дорогу упряжке и саням, которыми управляла женщина. Без этой упряжки он погиб бы в ледовой пустыне. Но и упряжка не уехала
А вот подслушанный разговор двух девушек в кафе:
– Я тебе клянусь, Мариола, что Зютек поимел не только Ивону, но и Баську.
Поимел? Я был потрясен. Значит, теперь так говорят? Может, действительно им кажется, что мы их только используем, а затем отбрасываем как ненужную вещь?
Я стал прислушиваться к такого рода разговорам – и что оказалось? Чаще всего я слышу от мужчин, что он «женился» или «трахнул ее». Эти два определения, вероятно, в каком-то смысле отражают грустную действительность. Современные мужчины либо «женятся», либо «трахают женщину». Только немногие мужчины способны подчинить себе женщину, сделать ее своею частью, существом, которое дышит только им и смотрит на мир его глазами. Мужчина должен чувствовать ответственность за оргазм женщины, ибо женщина, которую мужчина никогда не доводил до оргазма, подсознательно относится к нему с презрением. То же самое происходит, когда он в каком-то важном вопросе обманет ее доверие. Это не длинные кальсоны и жалобы на боль в пояснице делают нас ничтожными в глазах женщины, а наша беспечность в повседневных и скучных жизненных вопросах.
Дорогая госпожа профессор, – закончил я свое письмо, – еще раз хочу точно сформулировать свое отношение к этому вопросу: мужчину можно оценить исключительно по его отношению к женщине.
Речь не идет о том, чтобы он был всегда умелым и прекрасным сексуальным партнером. Дело в том, чтобы он всегда соответственно относился к судьбе своей женщины и ее потомства, прокладывал ей дорогу в жизни, понимал ее, умел переложить на себя часть ее забот. Не кулак и не сила, не коррида, не удочки, не ружья, а ответственность. Согласны ли вы со мной?»
Мартин Эвен умер без фанфар, шума, поминальных речей и слез любовниц. Я даже забыл о нем, и мне казалось, что все о нем забыли тоже. Но вдруг однажды ночью, когда я лежал уже в кровати, жена несмело сказала:
– И все же жаль, что нет твоего Эвена…
– Что ты имеешь в виду?
– Вовсе не так уж глуп был этот человек, Эвен. Конечно, он несколько иначе смотрел на жизнь, чем мы все, но он разбирался в женщинах и мужчинах, а также много знал о любви. А теперь даже не с кем посоветоваться, если возникнет какой-нибудь вопрос.
– У тебя какие-то проблемы?
– Не у меня, у моей коллеги по работе. Она любит мужа, но с ней происходит что-то нехорошее. Вроде между ними все как раньше, однако что-то не так. Ее раздражают даже его жесты, его ласки, его поцелуи…
– Пусть идет к психологу или сексологу, – зевнул я.
– Легко сказать, – проворчала жена, – где она найдет сексолога? Один наш сотрудник как-то раз показал ей фотографии, ну, знаешь какие, и она не перестает о них думать. Сказала об этом своему мужу, а он ей в ответ: «Не будь свиньей, у тебя дочь растет, как тебе не стыдно». Хорошо, если бы ты поговорил с ее мужем, объяснил, что он не прав…
– Ты что, с ума сошла! Сама с ним поговори, если тебе хочется. Какое мне до них дело? Я писатель, а не эксперт по семейным делам. Я создал Эвена, чтобы люди могли учиться любви, но вы его убили, а теперь отстаньте от меня. Спи!
И жена на какое-то время от меня отстала. Но в одно из воскресений моя дочь показала мне книгу:
– Представляю, – сказала она, – что об этом романе сказал бы Мартин Эвен. Наверное, умер бы со смеху. На одном уроке у нас сексуальное воспитание, и мы изучаем что и как, а на другом польский язык – и нас снова заставляют верить в аистов.
Я взял в руки книгу и перелистал ее.
– Это очень хорошая книга, – сказал я, – только, возможно, она немного устарела.
– Так напиши об этом в газету и подпишись: «Мартин Эвен», – предложила дочь. – Зачем нам смеяться над литературой?
Приехал мой сын, уже студент четвертого курса медицинского факультета.
– Знаешь ли, отец, что мы провели недавно анонимное анкетирование в гинекологической клинике? Мы это сделали по просьбе социологов и сексологов. Твой Эвен был прав. Мы ужасно ведем себя с женщинами. Каждая вторая написала, что делает «эти вещи» с отвращением и только потому, что боится, как бы ее муж не оставил семью. Ты не мог бы воскресить Эвена? Напечатай отдельно одну из его историй. Конечно, на эти темы существуют разные брошюрки, но ты ведь знаешь, что случаи из жизни лучше воспринимаются.
– Я писатель, а не консультант, – я гордо выпятил свою грудь. – Если тебе трое говорят, что ты болен, ложись в постель. Я не нашел ни одного защитника Эвена, все говорили, что эти истории психологически неправдоподобны и никому не нужны. Я начинаю новый роман. Это будет история о большой, безумной, несостоявшейся любви. Мой герой, мелкий чиновник, в один прекрасный день в автобусе увидел (как Вокульский Изабеллу Ленцкую в театре) женщину дивной красоты. Увидев ее, он испытал странное чувство восхищения, пережил почти экстаз. Женщина вышла из автобуса, а он поехал дальше, но с тех пор искал ее везде – на улицах, в магазинах, кафе, забросив дела и нажив множество неприятностей. Это будет метафорически написанная история погони за идеалом. И вот однажды…
– У него случился приступ фокусной эпилепсии, – прервал меня сын.
– Не понимаю, – сказал я немного раздраженно.
– Ну, да. Потому что такое состояние неожиданного озарения и удивительного чувственного наслаждения, которое можно испытать в самых разных местах: в церкви, автобусе, на скамейке в парке – обычно предшествует первому приступу фокусной эпилепсии. Если у кого-то случится такое в автобусе, где как раз рядом сидит красивая девушка, то, не понимая причин своих ощущений, он может посчитать, что озарение вызвано ее видом. Пароксизмальные половые болезненные ощущения, чаще всего встречающиеся у женщин, обычно имеют, пользуясь медицинской терминологией эпилептический патогенез.
– Ты говоришь, как Ганс Иорг и Мартин Эвен вместе взятые, – сказал я с горечью.
Сын пожал плечами.
– И ты, и все другие писатели, а также критики, хорошо знаете, что литература представляет персонажей с патологическими изменениями, нечто вроде «сумасшедшего дома». Но вы считаете, что ничего страшного в этом нет. Ни один из вас не отдал бы своего ребенка на воспитание в психиатрическую клинику, чтобы у психически больных людей он учился нравственности, правилам поведения, реакциям, неадекватным по отношению к раздражителю. Но вы беспечно хотите при помощи такого рода литературы воспитывать других, все общество, а потом удивляетесь тому, что некоторые люди так странно себя ведут. Один из наших профессоров сказал, что следующее поколение ждет огромная работа по пересмотру достижений культуры. Не бойся, по-видимому, останутся «Ромео и Джульетта», «Кукла» [73] , «Дон Кихот» и другие произведения, но нужно будет к ним написать совершенно другой комментарий. Люди начнут несколько иначе, чем сегодня, относиться к этим книгам. Сохранится поэзия, огромная сфера человеческих переживаний и ощущений, но возникнет также и новое понимание многих вопросов, которые сейчас мы представляем людям в мистическо-идеалистическом соусе.
73
«Кукла» (1891) – произведение известного польского писателя Болеслава Пруса (1847–1912).