Соблазнительница
Шрифт:
Они подошли к дверям зала, и он посторонился, чтобы пропустить ее вперед. На пороге она остановилась и оглянулась. Глаза их встретились.
Он был уверен, что она хочет что-то сказать, но она только улыбнулась. Не губами, а глазами.
Потом повернулась и вошла в зал.
Он взглянул на нее, выругался про себя и двинулся следом. Она и раньше так улыбалась ему — и, как всегда, от этой улыбки дыхание его сбилось.
Он думал, что это будет просто поцелуй. А чем это обернулось… Полночи воспоминания не
Часы пробили полдень, когда Люк пересек холл своего дома. Документы ждали его в кабинете; он займется ими перед ленчем и освободится от навязчивых мыслей.
Он уже взялся за дверную ручку своего кабинета, когда услышал ее смех. Он хорошо знал эти звуки, мог в любой момент вызвать их в своей памяти. Сначала ему показалось, что это шутки его воображения. Потом он услышал голос, сопровождаемый смехом, не собственно слова, но тон, звучание.
Бросив взгляд назад, в холл, он прислушался. Амелия, его мать и сестры. И еще Фиона. Он напряг слух, но больше ничего не услышал. Значит, это не официальный прием, а просто визит друга дома.
Документы, лежащие на письменном столе, взывали к нему. Кое-какие векселя, с которыми нужно покончить к вечеру. Были еще и срочные счета, по которым он мог наконец-то расплатиться. Чувство долга гнало его в кабинет, но более примитивный инстинкт толкал его в другом направлении.
Вчера вечером она подчинилась ему, подчинилась легко и позволила ему вести ее — вплоть до этого поцелуя. Их, как предполагалось, обычного первого поцелуя. И вот тут она опрокинула все его планы. Это не он превратил игру в пылкую чувственную прелюдию — это сделала она.
И это порядком его встревожило. Если она смогла бросить вызов его власти даже в этой сфере, то неизвестно, что еще от нее можно ожидать.
А из этого, в свою очередь, вытекал весьма уместный вопрос: что она делает в его гостиной в этот час?
Дверь комнаты отворилась, и Амелия подняла голову. Она улыбнулась, не пытаясь скрыть своей радости, когда Люк вошел, увидел их и прошагал через всю длинную комнату к окну, туда, где они сидели.
Ее подруги тоже увидели его и улыбнулись, его мать сидела рядом с Амелией в шезлонге, а перед ними на двух стульях и кушетке устроились Эмили, Энн и Фиона. Он, ее суженый, являл собой зрелище, при виде которого ни одна леди не удержалась бы от восхищенной улыбки. Его синий фрак из дорогого сукна выгодно подчеркивал плечи и при влекал внимание к узким бедрам. Длинные мускулистые ноги были затянуты в лосины, заправленные в высокие сапоги, начищенные до зеркального блеска. Контраст между бледной кожей и совершенной чернотой волос и бровей производил неотразимое впечатление даже при дневном свете.
Он кивнул девушкам, склонил голову перед матерью и протянул руку Амелии.
Она вложила в нее свои пальцы, он крепко сжал их, и сердце у нее подпрыгнуло.
Он поклонился:
— Амелия…
Здесь, дома, они могли называть друг друга по имени; и хотя в его тоне для других, даже для матери, не было ничего особенного, она расслышала в его голосе предостерегающую нотку и увидела подтверждение этому в его глазах, когда он выпрямился и отпустил ее руку.
Ее улыбка стала еще веселее.
— Доброе утро. Вы ездили верхом?
Он замешкался, затем кивнул, отошел в сторону и при слонился к камину.
— Не хочешь ли выпить с нами чаю? — спросила мать. Люк посмотрел на поднос, стоявший на столе.
— Нет, благодарю тебя, я ничего не хочу.
Минерва изящно откинулась на спинку кресла.
— Мы обсуждаем полученные приглашения. Хотя сезон подходит к концу, на последние недели намечается несколь ко интересных балов.
Люк равнодушно спросил:
— Вот как?
Амелия взглянула на него:
— Хотя и осталось всего лишь около трех недель, не сомневаюсь — в развлечениях не будет недостатка..
Он посмотрел на нее, в ее невероятно невинные синие глаза.
— Все это так волнующе! — Фиона, яркая, как бутон, подпрыгнула на своем стуле, чем обратила на себя его внимание. Ее каштановые волосы были причесаны в том же стиле, какой предпочитала Энн, и еще что-то в ней было слишком знакомое… Наконец он понял, что на ней один из спенсеров Энн.
— Во всяком случае, на балах теперь уже не будет такой толчеи, — вставила Энн.
Фиона быстро повернулась к ней:
— Толчея?
— Именно так, — кивнула Эмили. — В начале сезона было гораздо хуже — просто столпотворение в полном смысле слова.
— Значит, ваш первый выезд вызвал столпотворение? — спросила Фиона.
Минерва улыбнулась:
— Воистину на том балу было очень много гостей.
Она посмотрела на сына. Люк встретился с ней взглядом и разделил ее гордую улыбку. Он все еще внутренне содрогался от напряжения, которое испытал тогда, на первом выезде в свет своих сестер, однако теперь он имеет возможность расплатиться за все.
— Очень жаль, что тебя не было с нами. — Энн схватила Фиону за руку. — Так странно, что твоя тетка отправила тебя к родственникам, а не на бал.
— Ну-ну, девочки, — вмешалась в разговор Минерва. — Фиона живет у своей тети, и миссис Уорли настолько добра, что все время отпускает ее к нам.
Энн и Фиона отнеслись к этому упреку смиренно, но было ясно, что их мнение о тетке Фионы, которая предпочла увезти ее в Сомерсет навестить родственников во время решающей недели сезона, не стало лучше.
— Я слышала, послезавтра в парке будут запускать воздушный шар.
Сообщение Энн отвлекло девушек; они принялись обсуждать предстоящее событие, а Минерва с нежностью наблюдала за ними.
Люк почти не обращал внимания на их болтовню: устремив взгляд на золотистую головку Амелии, он удивлялся — она смотрела на молоденьких девушек, улыбаясь их волнению.
— Не хотите ли посмотреть на это представление?
Она встретилась с ним взглядом и слегка покраснела.
— Может быть, мы пойдем все вместе?