Соблазнительный шелк
Шрифт:
Она сказала себе, что Кливдон — всего лишь мужчина, а мужчин она всегда понимала и умела ими манипулировать. Но легче от этого не стало.
Он был сильным и очень теплым. Его красота завораживала. Его сила и надменность волновали. В этом и заключалась проблема. Всегда сильная и уверенная, Марселина перед ним чувствовала себя слабой. Ее воля и доводы рассудка не выдерживали натиска чувств.
Сквозь одежду она ощущала тепло его тела, ее охватил жар, вызывая желания, справиться с которыми она была бессильна.
— Я не хочу вас, — солгала она. — Мне нужна только ваша…
Его жадный рот не дал ей договорить.
Его
Его властный рот завладел ее губами, словно утверждая свои права на нее. Поцелуй был жадным и настойчивым. И она сдалась. Ее губы открылись, чтобы принять его, почувствовать его вкус и насладиться им. Ничего подобного она уже бесконечно давно себе не позволяла. Он имел вкус тысячи грехов, и эти грехи были медово-сладкими.
Ее руки, еще недавно упиравшиеся в грудь мужчины, чтобы освободиться от его объятий, теперь обвивали его шею, безжалостно смяв шейный платок с невидимым в темноте экипажа изумрудом. Она отбросила его шляпу и запустила пальцы в густые шелковистые волосы, что ей хотелось сделать с того самого момента, как он склонился к ее руке в Итальянской опере.
Поцелуй был не таким, как предыдущий. Кливдон был зол на женщину, а она на него. Но между ними существовало нечто намного большее, чем просто злость. На этот раз Марселина не контролировала ситуацию. Она утонула в водовороте чувств, его вкуса, запаха его кожи, ощущения его мощного тела, собственнического прикосновения его рук.
Уже целую жизнь ее никто так не целовал.
Она знала — какая-то часть ее знала, — что должна немедленно высвободиться. Но… еще только немножечко… Она прижалась к мужчине и почувствовала торжество, поскольку его эрекция ощущалась даже сквозь многочисленные слои одежды. Когда его отвердевшее мужское естество прижалось к ее бедру, Марселину бросило в жар.
Кливдон издал утробный звук и прервал поцелуй. Ей следовало отстраниться, но она еще не была готова. А его губы тем временем скользнули по ее щекам, шее, плечам… Марселина едва не замурлыкала от удовольствия и откинула голову, всецело отдавшись великолепным ощущениям. Его руки жадно шарили по ее телу, пробуждая желания, которые она много лет держала в узде. Каждое прикосновение его губ рождало маленький пожар. Кожа горела, и пламя быстро распространялось внутрь.
Но не только она так сильно возбудилась. Марселина чувствовала, как участилось его дыхание, а когда теплая ладонь накрыла ее грудь, герцог издал низкий рык, словно хищник, готовящийся сожрать добычу. Звуки, которые они издавали, сливались в темноте, и женщина подумала о пантерах, спаривающихся в тени деревьев. Образ показался ей на удивление точным.
Он — хищник, она тоже.
Его губы снова оказались рядом. Каждым своим движением Кливдон, казалось, утверждал свою собственность. Он словно заявлял всему свету: эта женщина моя. Но и она не отставала. Ее руки гладили мускулистые плечи и грудь. Было восхитительно чувствовать, как напрягается под ее руками мужское тело. Самоконтроль явно покидал его, и это безмерно радовало Марселину, хотя ее этот пресловутый контроль покинул тоже.
Она изменила позу и опустила руку вниз, туда, где пульсировал твердый и очень большой — у герцога иного и быть не могло — фаллос. У нее голова пошла кругом, в возбужденном мозгу замелькали соблазнительные образы: обнаженные потные тела, смятые простыни, и она, кричащая от удовольствия.
Не прерывая поцелуя, Марселина приподнялась и оседлала его колени. В ограниченном пространстве экипажа шорох ее юбок прозвучал громко, как гром.
Кливдон положил руки ей на плечи и принялся стягивать вниз платье. Она услышала звук рвущегося шелка, но ей уже было все равно. Мужчина опустил до талии ее платье и корсет. Марселина успела почувствовать, как свежий воздух коснулся ее обнаженных грудей, прежде чем Кливдон прервал поцелуй и, наклонив голову, стал покусывать и посасывать ее сосок. В первый момент у нее перехватило дыхание. Потом она рассмеялась, прижала его голову к груди и принялась лихорадочно целовать его шелковистые волосы. Ощущения передавались от грудей сразу в нижнюю часть живота, и Марселина поняла, что не может больше ждать.
Она схватила свои юбки, подняла их, и большая мужская рука сразу легла на ее бедро…
Вспыхнул яркий свет, и в экипаже стало светло. Это длилось всего одно мгновение. Свет был ослепительно ярким; он испугал Марселину и избавил от охватившего ее безумия даже раньше, чем оглушительный грохот потряс экипаж.
Она оттолкнула руку мужчины, опустила юбки и, как могла, натянула лиф платья, после чего поспешно пересела на противоположное сиденье.
— Проклятие! — тихо выругался герцог. — Мы только подошли к самому интересному.
Еще одна ослепительная вспышка. Пауза. Гром.
Марселина лихорадочно пыталась привести в порядок платье.
— Ничего не должно было произойти, черт меня побери. Я же знала, что не должна садиться с вами в экипаж. Откройте дверцу. Вы обязаны меня немедленно выпустить.
Снова молния. И гром. Создавалось впечатление, что началась война.
— Вы никуда не пойдете в такую погоду.
Она попыталась открыть окно, чтобы добраться до дверной ручки снаружи. Но тут экипаж резко дернулся, и она полетела вперед. Герцог поймал ее, но женщина впилась ногтями в его руки.
Он все равно не выпустил ее.
— Это был всего лишь поцелуй, — тихо сказал он.
— Это было нечто большее, чем простой поцелуй, — возразила Марселина. — Если бы не молния, мы бы сделали именно то, что, как я вам говорила, я не должна, не могу и не стану делать.
— Вы говорили мне другое. Вы лишь весьма многословно объяснили, что ваши будущие лондонские покровители ничего не должны узнать.
Марселина вырвалась, и в этот самый момент экипаж резко тронулся с места, и она рухнула прямо на герцога. Она ничего так не желала, как остаться в экипаже. Ей хотелось снова забраться к нему на колени, насладиться его прикосновением, его силой и теплом. Но она заставила себя оттолкнуть его руки и сесть напротив. Это потребовало немалых усилий.
Оказывается, противиться искушению невероятно тяжело! Ничего не должно было произойти. Один случайный поцелуй, и ее покинуло обычное благоразумие. Она никак не могла этого ожидать. Она недооценила герцога или переоценила себя, и теперь ей хотелось кого-нибудь убить, потому что невозможно было придумать способ получить этого восхитительного мужчину и не испортить все дело.
Если она уже все не испортила.
Экипаж остановился, и Марселине захотелось плакать. Неужели это путешествие никогда не закончится? Неужели оно закончилось?