Соблазны бытия
Шрифт:
– Мы немножко мошенничаем, – пошутила Барти, в который уже раз наполняя рюмки. – Почти все мы здесь англичане. Но я все равно люблю этот праздник.
– Джорди у нас американец, – сказала Дженна. – И я американка. Да и ты, мама, тоже… обамериканившаяся.
– Наверное.
К своему удивлению, Барти согласилась с дочкой. Да, она успела пустить в Америке корни.
– И Кэти – американка, – продолжала Дженна. – Бедненькая Кэти, ей сейчас так плохо.
– Откуда ты знаешь?
– Оттуда, что ее с нами
– Мы не могли этого сделать, – тактично пояснила Барти.
– Очень даже могли. Здесь полным-полно комнат.
– Дженна, это семейный праздник.
– Кэти и Чарли нам такая же семья, как Джорди и Иззи.
– При всей моей глубокой симпатии к ним – нет.
– Но…
– Дженна! Ты помнишь, на каких условиях я согласилась не загонять тебя спать?
– Не помню.
– В таком случае позволь напомнить: ты обещала хорошо себя вести. А это значит – не спорить.
Дженна умолкла. Чувствовалось, это стоило ей немалых усилий. Торжество возобновилось. После обеда играли в «Монополию», которую она любила. Но на праздничное настроение Барти наползла тень. Неужели Чарли действительно рассчитывал на приглашение сюда и был огорчен? Эта мысль одновременно раздражала Барти и вызывала у нее чувство вины.
– Скорее всего, мне придется покинуть Чапин, – сказала Кэти.
– Почему? – спросила Дженна, с неподдельным ужасом глядя на подругу.
– Папа больше не может платить за учебу.
– Боже мой! Кэти, а откуда ты узнала? Он тебе сказал?
– Нет, конечно. Я нашла письмо. Из школы. Там писали, что банк не подтвердил его чек.
– Как это – не подтвердил?
– Очень просто. У папы на счете не хватало денег, чтобы выписать чек на такую сумму.
– Теперь понимаю. Но я думала…
– Что ты думала?
– Я думала, что за школу платит твоя бабушка. Мама твоего папы.
– С чего тебе взбрело в голову?
– Просто я…
Первый раз в жизни Дженна не могла найти слов. Это она услышала от своей матери. Барти сознавала, что говорит неправду, а потому сразу же потребовала от Дженны никогда не заикаться об этом: «Чарли терпеть не может разговоров о деньгах, и Кэти тоже. Я теперь жалею, что тебе рассказала».
– Бабушка никак не могла платить за мою школу, – сказала Кэти.
– Но почему?
– Потому что ее нет в живых. Она умерла еще до моего рождения. А вторая бабушка – мать моей мамы, – она невероятно скупая. Будет она платить за меня! Мой папа ее ненавидит.
– Ненавидит?
– Да. Он думает, я не знаю, а я слышала их разговор по телефону. Папа думал, что я уже сплю. Он кричал в трубку, называл бабушку скупой старой ведьмой.
– Это на Чарли не похоже, – сказала Дженна.
Слова подруги ее потрясли. Кэти очень редко выбалтывала семейные тайны, проявляя
– Эта бабушка умеет разозлить папу. Он мне один раз сам рассказывал. Она думает, будто папа виноват в смерти моей мамы.
– Но это же неправда? Твоя мама умерла от рака? При чем тут Чарли?
– Просто бабка свихнутая. Во всяком случае, папа так говорит.
– Кэти, а что же теперь будет с твоей учебой?
– Не знаю. Я действительно не знаю. Думаю, все обойдется. Папа говорит, что так всегда бывает.
Дженна была до крайности изумлена спокойствием Кэти. Для нее самой это казалось настоящей катастрофой.
Элспет находилась в смятении. Она мучилась, страдала, но не видела никакого решения. Будучи по натуре реалисткой, она хорошо представляла, какая жизнь ее ждет. Тесная квартирка в Глазго, где ей придется целыми днями одной возиться с малышом. Она не сомневалась, что ребенок очень быстро сведет ее с ума. Однако альтернативы такому житью тоже были отнюдь не радужными. Аборт полностью исключался. О нем Элспет не желала думать ни единой секунды. Это было убийство. Обыкновенное убийство. Лишение крошечного человечка права на жизнь. Гадкое, ужасное действо.
Конечно, она могла бы и не выходить за Кейра. Родить ребенка и растить его самой, с помощью няньки. Средства на это имелись, не лично у нее, но у ее родителей, и такой сценарий был предпочтительнее переезда в Глазго. Но и этот путь вызывал у Элспет угрызения совести. Здесь жизни ребенка ничего не угрожало, однако он получал клеймо незаконнорожденного. Незримое, но способное сделать его отверженным. Издевательства в школе, а потом всю жизнь – косые взгляды окружающих. Общество не жаловало бастардов. Более того, это меняло и положение самой Элспет. Она получала унизительный статус матери-одиночки. Она могла иметь деньги, квартиру, работу и ощущать за спиной объединенное могущество империи Литтонов – Уорвиков, но в социальном плане оставалась все той же женщиной, родившей вне брака. Стоило Элспет подумать, как к этому отнесется отец, и она чуть не падала в обморок. И потом, она ведь любила Кейра. Ужасно любила. Она хотела выйти за него, даже если это означало переезд в Глазго. Ребенок был их общим, и Кейр тоже имел право участвовать в его воспитании.
Жуткий круг мыслей замыкался, принося новые терзания и ни одной идеи, как ей поступить.
В таком состоянии внучку увидела Селия, зайдя к ней в кабинет. Элспет понуро сидела за столом, рассеянно помешивая кофе.
– Твой вид никак не назовешь счастливым. У тебя трудности с рукописью? Или другие? Может, расскажешь?
Бабушка припирала ее к стенке. Но бабушка была в высшей степени практичным человеком, не склонным к осуждению. Элспет выложила ей все.