Соболезнуем вашей утрате
Шрифт:
Глава 4
Когда Нок вернулся домой, отец еще храпел на диване. Люк, вероятно, тоже пока не проспался и продолжал лежать на крыше, свернувшись клубком. Мама сидела на своем обычном месте за кухонным столом, прихлебывая кофе и аккуратно орудуя карандашом в раскраске для взрослых.
– Здравствуй, милый… – Во взгляде на вошедшего через заднюю дверь сына читалось удивление. – Рано ты сегодня.
– Привет, мам. – Нок подошел к холодильнику, отыскал апельсиновый сок и налил себе стакан. – Школьное задание. Фотокружок.
– Чудесно! Не знала, что ты увлекаешься фотографией.
Нок сделал глоток. Рассказывать про завал по
– Как насчет завтрака? – Мама закрыла раскраску. – Я как раз собиралась пожарить омлет.
– Да, конечно. Спасибо, мам.
Поднявшись, та принялась шарить по шкафчикам в поисках сковородки. Нок подал упаковку яиц, которую достал из холодильника.
– Слушай, мам, а ты в последнее время не разговаривала с Люком?
– С Люком? Конечно, разговаривала – он ведь мой сын, так? – Разбив яйцо в миску, мать выбросила скорлупу в мусор.
– И… с ним все было нормально?
– Нормально? – Та расколола еще одно. – Ну, это же Люк… Он всегда в своем репертуаре. Хотя, если подумать, в последнее время действительно чуть сильнее, чем обычно…
Мама вдруг резко повернулась, и скорлупа хрустнула у нее в руке.
– Почему ты спрашиваешь? Что-то случилось?!
– Нет-нет, все в порядке.
Нок протянул масло. Очевидно, о разрыве Люка и Кэрри маме пока неизвестно. Значит, и четырем старшим сестрам тоже. Джанин, Мэри, Элизабет и Норин составляли как бы единую бдительную ячейку, и все, что им удавалось узнать, тут же сообщалось матери.
– Тогда почему же ты спрашиваешь?
– Просто поддерживаю разговор. Успокойся, мам.
– Ладно. – Она принялась энергично взбивать яйца. – Как прошла вечеринка?
– Какая вечеринка?
– Норин сказала, ты идешь в гости к той девушке, Иззи, с которой вы встречаетесь.
Бросив на горячую сковородку кусочек масла, мама подвигала его ножом по кругу.
– Мы с ней не встречаемся. Не в этом смысле. – Нок плюхнулся на ближайший кухонный стул. – И никакой вечеринки у нее не было. Просто она позвала кое-кого…
– Разве не это называют вечеринкой – когда приглашаешь кого-то к себе?
– Не совсем… – Нок вздохнул. – А можешь мне еще бекона пожарить?
– Он кончился. Я приготовлю тебе свиные колбаски. – Она вылила яйца на сковородку. – Значит, ты не встречаешься с этой Иззи? Вы расстались?
– Нет, не расстались. – Нок безнадежно обхватил голову руками. Если бы не обещанные колбаски, он был бы уже на середине лестницы наверх. – Мы никогда и не были вместе. Мы просто друзья. Почему Норин ведет себя так, будто она в курсе моей жизни?
– Возможно, я что-то не так поняла. В моем возрасте неудивительно… – Мама указала на него лопаточкой. – Но, милый, если что-то не так, обязательно говори мне. Если тебя что-то беспокоит, ты всегда можешь поделиться со мной. Ты ведь знаешь, правда?
– Конечно,
На самом деле это было далеко не так – Джуди Флэнаган теперь продвигалась по жизни с большой опаской, избегая всего, что могло бы нарушить хрупкое эмоциональное равновесие. Не следила за политикой, не посещала вечеринки или какие-то общественные мероприятия, перестала смотреть свои любимые документальные детективы, не садилась за руль в час пик и вышла из команды по боулингу – слишком азартно. Когда «Чикаго Кабс» выигрывали Мировую серию [2] и вся семья в одинаковых синих футболках приникла к экрану большого телевизора, мама во время последних подач ушла и спряталась в туалете, боясь не вынести, если те все же потерпят поражение. И она определенно не хотела бы знать о каких-то проблемах детей, более серьезных, чем легкое урчание в животе от голода, которое тут же можно исправить большой порцией омлета и свиных колбасок. Поэтому Нок не мог рассказать матери ни о своих жалких отношениях с Иззи, ни о паршивых оценках. И уж точно не мог поговорить о Патрике, о том, как скучает по нему – иногда просто невыносимо. Даже если захотел бы. Мама просто не стала бы слушать. Ей это было не по силам.
2
В 2016 году «Чикаго Кабс» одержали сенсационную победу на Мировой серии по бейсболу, куда не могли пробиться на протяжении 70 лет, что считалось своеобразным «проклятьем» команды.
В дверях вдруг возник Люк собственной персоной – со стеклянными глазами и сальными волосами, через плечо сумка для ноутбука.
– Привет, – хрипло буркнул брат, избегая смотреть на Нока.
– Ты как раз к завтраку, – проговорила мама.
– Нет, спасибо. Опаздываю на семинар.
Прихватив из холодильника бутылку красного изотоника и сунув ее в сумку, Люк с неопределенным взмахом руки вышел в заднюю дверь.
– Бедный мальчик, – с заботой в голосе проговорила мама, следя через сетчатое окно, как тот пересекает двор и исчезает за воротами. – У него такой измотанный вид. Наверное, все из-за этого экзамена. Столько работает!
Снова взяв карандаш, она вернулась к наполовину законченной раскраске с извивающимися голубыми, розовыми и зелеными узорами. Нок продолжал молча есть. Он заранее знал, что увидит, поднявшись наверх убрать камеру: забытый, как обычно, на ночном столике ноутбук Люка, который тот купил себе три года назад, поступив в аспирантуру. Как и то, что сделает после – поднимет с пола журнал и набросит сверху, чтобы мама, если окажется в их комнате, ничего не заметила и не начала что-то подозревать. У самого Нока, конечно, давно уже возникли сомнения по поводу этих субботних семинаров, а также трясущихся рук и красных глаз брата и нетронутой стопки тетрадей у его кровати. Однако спросить напрямую?.. Нет, в их семье так не было заведено.
Глава 5
Внешне мистер Хьюз представлял собой ходячий стереотип учителя ИЗО. У него были тронутые сединой дреды до плеч и толстые очки в квадратной черной оправе, которые он то и дело сдергивал с носа и сощуривался, чтобы получше рассмотреть работы учеников. В кармане рубашки с расстегнутой верхней пуговицей и желтыми пятнами под мышками – неизменный набор коротких и толстых угольных карандашей. Поклонники восхищенно перешептывались, какой у них классный учитель – одну его инсталляцию когда-то выставили в Музее современного искусства, а еще он лет десять жил в Нью-Йорке!