…Позже человек из дома вышел.Без ружья, без шапки, без сапог.Он смотрел не в лес, а много выше…Словно видел то, чего не могВидеть раньше: в небе цвета сливыЗвёзды ярко-рыжие висят.Подошёл к мешку неторопливо,Развязал и… выпустил лисят.
Поздний звонок
Позвони мне из старого домаЧерез тысячу вёсен и лет,Не знакома мне эта истома —Весть из дома, которого нет.Позвони мне зарёй молодоюИз садовых зелёных пучин,Омывающей тёплой водоюБудут слёзы без всяких причин.Позвони мне из дома, как прежде.Буду ждать много зим, всё равно…Согревает же наши надеждыСвет звезды, что погасла давно.
* * *
Мы видим лишь свет звёзд, а не сами звёзды. В зависимости от возраста источника, этот свет мог быть испущен
ими ещё до появления Земли и дошёл до нас только сейчас. Таким образом, звёздная картина на небе – это отпечаток прошлого. Мы видим звёзды такими, какими они были тысячи лет назад. Многих из них давно уже нет.
Пересадка
Она сказала: «Здравствуй!.. Не узнал?..А я тебя – так сразу, по одежде…Наверное, опять пуста казна,Когда ты в той же куртке, что и прежде?..»Да, куртка та, что видела любовь…А также расставание «ненадолго»…На ней же – всё с иголочки… И бровьПодведена… Во взгляде – чувство долга.Я улыбнулся: «Вы ошиблись, мисс…Такую красоту впервые вижу…Вам – вверх на эскалаторе, мне – внизНа экскаваторе, во тьму и жижу…Я знал одну тут… Но не может быть,Чтоб злой судьбе насмешки было мало…А внешность – драгоценные гробы,Для тех, кого внутри переломало».Как объяснить на пальцах бытияБоль чувств, приговорённых к высшей мере?Она сказала: «Здравствуй! Это – я!..»Но я – другой, ей – новой, не поверил.
Пришелец
Вчера я разговаривал с пришельцем,Мы повстречались около пивной,На нём был плащ, сработанный умельцем,Похожий на обычный, но иной.Я не был удивлён, почти, как с братом,С ним говорил, по-русски, через мать:«Давай ко мне, мол, хочешь – с аппаратом,Я помогу в гараж его загнатьИ загудим!.. За встречу и контакты…»А он сказал: «Да праздник небольшой…»Я психанул и прохрипел: «Ах, так ты…Не уважаешь, коль к тебе с душой?..»Он посмотрел не то, чтоб очень строго,Но как-то опечаленно слегка,И отвечал, мол, времени немного,Давай по-быстрому хлебнём пивка.Немятые купюры, как салфетки,Извлёк он из запаса своего,По ним я, даже не служа в разведке,Узнал бы – не от мира он сего.Мы пили и закусывали зельцем,В окно с тоской смотрели на вокзал…Вчера я разговаривал с пришельцем,И он всё-всё мне, братцы, рассказал.Расстались мы – трудна его дорога,Но чем-то зацепил… К исходу дняЕго два слова: «времени немного» —Охоту пить отбили у меня.
Зёрна
На дорогах Земли по обочинам —Зёрна, зёрна,А на Млечном пути по обочинам —Звёзды, звёзды…Ну, а если с орбиты сойти,То вокруг – просторно.Жаль, что мы узнаём обо всём этомСлишком поздно.По дорогам земным экипажиЛетят пустые.А на Млечном пути полон смыслаПолёт каждый.Если след твой горячий в поляхИ цветах остынет,Я в созвездьях его отыщуНепременно однажды.Ржавый лист оторвавшийся —Кров мой, скелет остановки,Весь оклеен обоями броско: «Продам…»И «Сдаётся…»Ты проходишь, как осень, в какой-тоБлестящей обновке,Я, в обносках, смотрю на Луну,Как на свет из колодца.Эта жизнь – только сон. Что не сон —Несусветная небыль…Я сменю обстановку – в ПокровПо маршруту уеду.Там построю свою остановку,Открытую небу,Чтобы капли его приниматьПо сто граммов к обеду.У бутылки и форма-то —Как у трубы у подзорной:Приложись – и увидишь во тьмеУходящие вёсны…На обочинах густо, без плёвел,Посеяны зёрна.А на Млечном пути прорастаютВолшебные звёзды…На дорогах Земли по обочинам —Зёрна, зёрна,А на Млечном пути по обочинам —Звёзды, звёзды…Только если с орбиты сойти, то вокруг —Просторно.Жаль, что мы узнаём обо всём этом.Слишком поздно.
Я пою
Я пою о ней, нервной, шальной и упрямой,Нездоровой психически, глупой и злой,Той, что тысячу раз находил и терял я,С кем горел, да подёрнулись угли золой;Я пою о ней, нежной, простой и красивой,Отрезвляюще мудрой, навеки одной,Для которой у неба тепла я просил бы,Если б мир наш накрыло волной ледяной;Я бы вовсе не пел, да она зазвучала,Я откликнулся сердцем и тайно постиг —Только с ней отыщу я начал всех начало,Даже если для счастья отпущен лишь миг.
Шарлиз
Влюбился мой сосед. Такое дело!Забыл про сон.Врозь до утра душа его и тело.Хрипит шансон.Гремят бутылки. Жарится картофель.Визжит братва.В подъезде курит хмурый Мефистофель.Табак – ботва.Вздыхает: виновата снова юбка,Со всех сторон.Возлюбленная этого ублюдка —Шарлиз Терон!Лицо её попалось на обложке,Взглянул – пропал…И это он ещё не видел ножки,Миф, идеал!..Гася окурок, повернулся в профиль,И я узнал:Соседу он же сам, коварный профи,Достал журнал…А тот, на весь район теперь икая,С балкона внизРевёт, и криз, и кризис накликая:«Приди, Шарлиз!!!..»Увидел нас: «Вам хорошо – не пьёте!..А я в г… огне!..»Есть вещи посильней, чем «Фауст» Гёте.Поверьте мне.
Люсь
Я здесь проездом из Рязани в Суздаль.Но задержался, встретив тебя, Люсь.Я в девяностых провожал Союз в даль,В которую и сам теперь стремлюсь.Весь наш приют – в кафе обычный столик.И мы вдвоём за ним – почти семья.– Поэт, бродяга, но не алкоголик, —Так Люсе о себе ответил я.Ведь это счастье – родственные души.Пусть вера – меньше мелкого зерна,Сидел бы тихо целый век и слушал,Как о рябине мне поёт она…Беседовал тут с бывшим её мужем.Он всё бросал мне дерзости в лицоО том, что никому никто не нужен.Ну как общаться с этим подлецом?..Он угрожает: будь, мол, осторожен,Понять не может в вечном пьяном зле,Что у меня – нет никого дороже,Роднее, чем она… На всей Земле…
Гвенделин
Гвенделин любила апельсины,Алый бархат летнего заката,Орхидеи, звуки клавесина…У неё душа была крылата.Вечерами у окна мечтала,И ждала с задумчивой улыбкойЧас, когда, рассеянно-усталый,Шёл домой Сарториус со скрипкой.Здесь она сыграть его просила,От смущенья взгляд свой нежный пряча,Золотые дольки апельсинаПоднося к губам его горячим.И следила, чтоб он не запачкалНи один свой драгоценный пальчик…Гвенделин была старуха-прачка.А Сарториус – соседский мальчик.Гвенделин была когда-то птицей,И она об этом с детства знала,Никому не говоря, что снится,Будто на земле ей места мало;Но была уверена с рожденья,Что взмахнёт руками посильнее,Вдруг взлетит над лугом лёгкой тенью,И – туда, где все родные с нею.Лишь узнав, что люди не летают,Позабыла светлую обитель,Не пыталась… И осталась в стае,Чтобы нас, бескрылых, не обидеть.Ей отрадой в клетке из приличийСтал мираж пленительный и зыбкийПод щемяще-нежный голос птичий,Что играл Сарториус на скрипке.
Художник и любовь
Жил да был один Художник, влюблённыйНе в кого-то, а в себя – очень прочно.А роман с собою, определённо,Может длиться целый век, знаем точно.Как ухаживал он без раздвоенияЗа душой и телом – это интимно,Но частенько он страдал от сомнения:Настоящая любовь ли? Взаимна?Проверял, не убеждался. Скандалил.В книгу Вечную, премудрость любя, вник.Силы высшие совет ему дали:«Ближних надо возлюбить, как себя в них».А Художник думал: «Я ж не настолько…»Как любить, когда у ближних взгляд узкий:Вот, сосед и бывший друг – Ломов Колька —Всё ревнует, гад, к жене своей, Люське.Но вчера за обувным магазиномНа скамье совсем сопливая ОлькаПоделилась с ним большим апельсиномИ сказала ему: «Я – твоя долька…»И стоял на перепутье Художник,Собирал себя: весь мир – его части!Сверху капал надоедливый дождик.Этот дождик был он сам – вот ведь счастье…
С тобой
В хороводе рекИ полейГород есть, что мнеВсех милей.Яркий натюрмортНа земле,Город, словно тортНа столе.Там средь колоколен —СвечейБог сияет светомОчей.Там живёт любовьИ покой.Город-облакоНад рекойЛебедем летитВ высоте,Город – вечный гимнКрасоте.В нём от куполовИ до звёзд —Из молитв и словСветлый мост.Как хрусталь цветной,Тонкий лёд,Он дрожит струнойИ поёт.По нему пройдётНе любой.Я смогу,Но только…С тобой.