Собор Парижской Богоматери (сборник)
Шрифт:
– Почему ваша матушка постоянно носит робу, украшенную гербами, как наши бабушки времен Карла Седьмого? Скажите ей, прелестная кузина, что теперь это уже не в моде. Петли и лавры ее герба, вышитые на платье, придают ей вид ходячего камина. Теперь уже не принято восседать на своих знаменах, клянусь вам!
Флёр де Лис с упреком подняла на него свои прекрасные глаза.
– Больше вам не в чем поклясться мне? – проговорила она шепотом.
Между тем простодушная госпожа Алоиза, восхищенная тем, что они так близко наклонились друг к другу и шепчутся, говорила, играя застежками своего часослова:
– Трогательная картина
Капитан, приходя все больше в замешательство, опять вернулся к вышиванию.
– Право, прелестная работа! – воскликнул он. При этом замечании Коломба де Гайфонтэн, другая блондинка с нежным цветом лица, в платье из голубого шелка, плотно застегнутом до самого горла, решилась вставить свое слово, обращаясь к Флёр де Лис, но надеясь, что ей ответит красивый капитан:
– Милая Гондлорье, видели вы вышивки в особняке ла Рош-Гюон?
– Это тот самый особняк, в ограде которого находится садик луврской белошвейки? – спросила, смеясь, Диана де Кристель, которая смеялась при каждом удобном случае, чтобы показать свои прекрасные зубы.
– И где еще стоит эта большая старинная башня, оставшаяся от прежней парижской стены? – прибавила Амлотта де Монмишель, хорошенькая, свеженькая, кудрявая брюнетка, имевшая привычку вздыхать так же, как ее подруга смеяться, сама не зная почему.
– Вы, вероятно, говорите об особняке, принадлежавшем господину де Беквиллю при Карле Шестом, милая Коломба? – спросила госпожа Алоиза. – Правда, там есть прекрасные тканые обои.
– Карл Шестой! Карл Шестой! – бормотал капитан, закручивая ус. – Боже мой, какую старину помнит почтенная дама!
Мадам Гондлорье продолжала:
– Действительно, прекрасные. Такая чудная работа, что считается единственной в своем роде!
В эту минуту Беранжера де Шаншеврие, стройная семилетняя девочка, смотревшая на площадь через узорчатую решетку балкона, позвала:
– Крестная Флёр де Лис! Смотри-ка, какая хорошенькая танцовщица пляшет там, на улице, и бьет в бубен! А кругом на нее все так и смотрят!
Действительно, с улицы доносился громкий звон бубна.
– Какая-нибудь цыганка, – отвечала Флёр де Лис, небрежно поворачивая голову в сторону площади.
– Посмотрим! Посмотрим! – закричали ее резвые подруги.
Все бросились к решетке балкона, между тем как Флёр де Лис, озабоченная холодностью своего жениха, последовала за ними медленно, а сам жених, вырученный этим случаем, положившим конец натянутому разговору, возвратился в глубину комнаты с чувством облегчения, как солдат, сменившийся с караула. Одно время ему нравилось ухаживать за прелестной Флёр де Лис, но мало-помалу это стало ему надоедать, а теперь близость их предстоящего брака охлаждала его с каждым днем все больше. Впрочем, он от природы отличался непостоянством, да вдобавок обладал еще и несколько грубым вкусом. Несмотря на свое высокое происхождение, он приобрел на военной службе солдатские замашки. Ему были по душе таверны и кутежи. Он чувствовал себя хорошо только там, где раздавались грубые остроты, где можно было отпускать казарменные любезности, где красота была доступна и успех легок. А между тем в семье ему дали некоторое воспитание и привили известные манеры; но он слишком рано попал в казарму, слишком рано начал жить, и с каждым днем дворянский лоск все более стирался от грубого трения его военной перевязи. Бывая время от времени из уважения, еще не вполне угасшего в нем,
Впрочем, все это сочеталось у него с большой претензией на изящество, с щегольством и красивой наружностью. Пусть читатель соединит все это, как ему будет угодно. Я только историк.
Так он стоял несколько минут молча, точно в раздумье, прислонясь к резному наличнику камина, как вдруг Флёр де Лис, повернув голову, обратилась к нему с вопросом. Ведь, по правде говоря, разговаривать с ним холодно бедной девушке было очень трудно.
– Вы, кажется, говорили мне, прекрасный кузен, о какой-то цыганочке, которую вы спасли от целой шайки жуликов два месяца тому назад, объезжая с патрулем город?
– Как будто говорил, прекрасная кузина, – отвечал капитан.
– Не она ли пляшет там, на площади? Посмотрите, не узнаете ли вы ее, кузен Феб?
В этом кратком приглашении подойти и в обращении по имени явно сквозило желание примириться. Капитан Феб де Шатопер – читатель, вероятно, уже с начала главы узнал его – медленно направился к балкону.
– Посмотрите на эту девочку, – обратилась к Фебу Флёр де Лис, нежно беря его под руку, – не ваша ли это цыганочка?
Феб взглянул и сказал:
– Да. Я узнаю ее козу.
– Ах, в самом деле, какая прелестная козочка! – воскликнула Амлотта, всплеснув руками от восхищения.
– А что, ее рожки из настоящего золота? – спросила Беранжера.
Мадам Алоиза заметила, не вставая с кресла:
– Не одна ли это из тех цыганок, которые в прошлом году вошли в Париж через Жибарские ворота?
– Матушка, теперь эти ворота называются Адскими воротами, – кротко заметила Флёр де Лис.
Мадемуазель де Гондлорье знала, как коробят капитана устарелые выражения ее матери. Действительно, он усмехался, повторяя сквозь зубы:
– Жибарские ворота! Жибарские! Все воспоминания о короле Карле Шестом!
– Крестная, – позвала Беранжера, чьи все время бегавшие глазки вдруг устремились к верхушке собора Богоматери, – какой это там, наверху, человек в черном?
Все девушки посмотрели вверх. Действительно, на верхнюю балюстраду северной башни, выходившей на Гревскую площадь, облокотился человек. Это был священник. Ясно видны были его одежда и лицо, подпертое обеими руками. Он стоял неподвижно, как статуя, устремив пристальный взгляд на площадь. В его позе было что-то напоминающее неподвижность коршуна, заметившего воробьиное гнездо и смотрящего на него.
– Это жозасский архидьякон, – сказала Флёр де Лис.
– Хорошее у вас зрение, если вы узнали его отсюда, – заметила Гайфонтэн.
– Как он смотрит на плясунью! – заметила Диана де Кристель.
– Беда цыганочке! – сказала Флёр де Лис. – Он не любит ее родины – Египта.
– Жаль, что этот человек так смотрит на нее, – прибавила Амлотта де Монмишель. – Она танцует восхитительно…
– Прекрасный кузен Феб, – вдруг обратилась к молодому человеку Флёр де Лис, – так как вы знаете эту цыганочку, то сделайте ей знак, чтобы она подошла сюда. Это бы нас позабавило.