Соборы пустоты

Левенбрюк Анри

Худой как мертвец, с запрокинутой головой и взлохмаченными ветром волосами, он словно впал в мистический транс. То было зрелище из другой эпохи, подобное ожившей библейской гравюре.

Засевшие на скале Вламинк и Маккензи обменялись удивленными взглядами.

— Что он тут делает? — пробормотал озадаченный агент.

Ари пожал плечами. Он выпрямился, намереваясь спуститься внутрь каменного круга, но его движение прервала череда невероятных событий, погрузившая их обоих в полное смятение.

Сначала из центра этой странной арены донесся голос Доктора. Такой низкий и

мощный, что он казался усиленным, преображенным, перекрывающим даже оглушительные завывания ветра.

— Не приближайтесь, Маккензи! — крикнул Доктор, не сдвинувшись с места.

Как он, стоя к ним спиной, с закрытыми глазами, мог догадаться об их присутствии? Или он заметил их уже давно? Каким образом он в таком шуме мог расслышать их шаги?

— Возвращайтесь! Поверьте, здесь вам больше ничего не добиться, Ари!

В тот самый миг, когда Вэлдон произнес эти слова, солнце, словно по волшебству, прорвалось сквозь тучи и первые его лучи осветили вершину.

Это было потрясающее и фантастическое зрелище.

Одна за другой высокие черные скалы вспыхивали под натиском утреннего светила, и их сверкающая поверхность, казалось, превращалась в золото, будто свинец в самых безумных мечтах алхимика-недоучки. Таинственная игра отражений тысячекратно усилила свет в центре высоких камней, так что ослепленным Маккензи и Вламинку поневоле пришлось закрыть глаза руками.

Ари, стиснув зубы, устоял, но бельгиец, повинуясь инстинкту самосохранения, отступил, чтобы укрыться по другую сторону монолита.

И тут что-то сильно ударило Маккензи в лоб. Камень, брошенный бурей. На миг ему показалось, что он теряет сознание. Ноги подкосились, и он рухнул, судорожно вцепившись руками в неровные края скалы. Голова закружилась, и мир вокруг него качнулся. Кое-как он поднялся в этом вихре воздуха и света и, полуприкрыв глаза, соскользнул на твердую землю, чтобы попытаться догнать Доктора. Нельзя позволить ему сбежать.

Ноги больно стукнулись о каменистую почву. По вискам стекала липкая кровь. Тошнота подступила к самому горлу. И все же он попытался идти, совладать с собой, но у него ничего не вышло.

Сцена, разворачивающаяся в нескольких шагах от него, представлялась ему зыбким и обманчивым сном, обрывочными образами, тонущими в золотистом сиянии солнца.

Он увидел, как Вэлдон, преодолевая ветер, величественным жестом воздел руки над головой. И тут же в его ладонях вспыхнул красный огонь. Кристалл Рубедо. Камень разгорался все ярче и ярче, словно электрическая лампа. Он как будто впитывал в себя весь окружающий свет, поглощая ослепительные лучи, отраженные скалами.

Прикрыв лицо, шатаясь, Ари шагнул вперед. Еще один шаг. Ему послышались крики. Какое-то заклинание. Он разобрал несколько слов: «Так ты обретаешь славу всего мира. Поэтому от тебя отойдет всякая тьма». Где-то он их уже слышал. Даже рев бури не мог заглушить истерический голос Доктора: «Эта сущность восходит от земли к небу и вновь нисходит на землю, воспринимая силу высших и низших областей мира!» [75] Ари узнал слова из «Изумрудной скрижали»…

Втянув

голову в плечи, борясь с разбушевавшейся стихией, он продолжал идти вперед. Всего несколько шагов отделяло его от Доктора, когда у него на глазах свершилось немыслимое и он сам не знал, не повредился ли он рассудком.

75

Перевод Ф. Зелинского.

Свет, излучаемый кристаллом, вырвался на свободу мощным взрывом, страшным краснозолотым всполохом. Ари инстинктивно зажмурился и скорчился.

Когда он снова открыл глаза, все тело Вэлдона пылало.

Потрясенный Маккензи несколько секунд не мог сдвинуться с места, не способный понять, осмыслить это невероятное зрелище. Ему никак не удавалось объяснить этот феномен, единственным свидетелем которого он стал: его картезианский ум противился мелькавшим в голове сверхъестественным объяснениям. И все же это ему не снилось: Вэлдон, все еще стоявший перед каменным алтарем, горел, покорно ожидая смерти.

Едва стряхнув с себя оцепенение, Ари кинулся к Доктору, хотя и понимал, что ничего не сможет поделать. Оказавшись рядом, он увидел, как рухнуло обугленное тело старика, так и не издавшего ни единого крика.

Ошеломленный аналитик упал на колени. Он и сам не знал, как долго не мог пошевелиться, до глубины души потрясенный этим апокалипсическим зрелищем. Он перестал ощущать ход времени.

Когда наконец к нему подошел Вламинк, солнце поднялось выше, и лучи, отражавшиеся от каменного круга, уже не слепили глаза. Гора приобрела свой обычный цвет.

Агент ССЦ бросился к Маккензи. По распростертому перед ними обгоревшему трупу Вэлдона все еще пробегали язычки пламени, словно блуждающие огоньки, пустившиеся в безумную пляску.

— Что?.. Что случилось? — пробормотал бельгиец.

— Не знаю, — признался Маккензи, переводя на него остекленевший взгляд.

— Он сжег сам себя?

— Не знаю, — тусклым голосом повторил Маккензи.

Ветер постепенно стихал. Буря уходила прочь, унося с собой душу старого Вэлдона. Навечно.

Эпилог

Алкахест

113

Через два дня Маккензи и Вламинк приземлились в Брюсселе.

На обратном пути Ари не произнес ни слова: то, что он чувствовал, нельзя было выразить словами. Все еще не оправившийся от шока, он был подавлен морально и физически. Как это часто случается в конце расследования, он испытывал опустошенность: что-то среднее между baby blues [76] и замиранием сердца, подобие головокружения и тоскливого разочарования. Прильнув к иллюминатору, он уставился в пустоту, блуждая среди воспоминаний, сожалений, страхов и надежд.

76

Послеродовая депрессия (англ.).