Собрание произведений в одном томе
Шрифт:
Решив первую проблему, он тащит на себе всю жизнь в надежде бросить.
Надежда бросить никогда не оставляет мужчину.
Даже родив кучу детей и потеряв все перспективы, он лелеет эту единственную, светлую.
И наконец бросает.
Правда, трусливо.
Бросает так, чтобы бросаемый не догадался.
Он объясняется в любви, нежно целует, заботливо подносит, тщательно маскируя.
Бросаемый плачет от радости, бросающий плачет от сочувствия…
Это происходит так долго, что оба, к счастью, не доживают.
Театр
Репетиция
Любовь –
Свет луны, нежный и одинокий, в котором мерцает ручей, такой же нежный и одинокий. И ждет своего часа… И ждет своего часа… И ждет своего часа… Когда он сольется с нею…
Тот дивный час, когда два света соединятся и сплетут свои руки, свои лучи, чтоб на мгновенье, на мгновенье быть вместе, ибо неумолим закон, и восходит один, и меркнет второй, то есть другой… Но и в этом прелесть счастья, и рожденный этой странной любовью жемчужный свет осеняет день, встающий над землей, над миром…
О жизни свет! Все, умеющее шевелиться, приветствует тебя! Все рождено тобой. Силой, теплом и горечью любви. Так и театр, рожденный любовью тех, кто хочет видеть жизнь в том сдвинутом, в том тронутом виде, в той чуть правленной, вернее, чуть скругленной…
Боже, какая чушь!
Любовь, рождающая жизнь, я приветствую тебя!
Любовь создающая, любовь сотрясающая и врачующая одновременно. Любовь верная и верящая до конца.
Боже, какая лошадиная чушь!
Как я согласилась это говорить?!
Ждать и быть ожидаемой,
Идти и быть идущей,
Видеть и быть увиденной,
В том виде.
В том тронутом виде…
Где найти слова? Как найти слова? Как их вспомнить?
Их невозможно заучить.
Чем заглушить и возродить эту боль…
Правит миром любовь и сострадание к братьям нашим.
Берегите лес! Разрушайте капканы. Освобождайте всех маленьких и беззащитных. От самого бедного муравейчика до самой нищей лошади все поднимают лапки. Все умоляют о прощении. О защите.
Боже! Я уже своими словами.
Свободу этим несчастным!
Свободу ослам и верблюдам! Остановите лошадей!
Природа умоляет нас – выпусти!
Так выпусти, о Боже!
Мерцающим краем проходит луна.
Озера и реки снабжает она.
Природа взывает: навеки прости.
Зверята все тверже поют: отпусти!
Убирайте снег пылесосами!
…Какая чудовищная чепуха! Автор настаивал. Но где мои мозги? Они говорили: хватит о жизни, театр – нечто возвышенное. (За кулисы.) Мерзавец! Как вы меня подставили! Как вы могли дать мне это учить?! Это бред собачий! Кто сейчас так говорит? (В зал.) Он сказал – спойте: берегите котят, и они все лягут, где они легли? Ну выйдите, посмотрите.
Весь ужас в том, что говорю текст этого ублюдка. Разве можно сегодня это говорить со сцены? Актер! Актриса! Само слово волнует, как жизнь. Мы не виноваты. Нам пишут. Слишком часто мы слышим: «Боже, какую ерунду вы несете со сцены! Что вы поете? В какой картине ты снялась? Ты там такое несешь!»
Любовь! Самоотверженность! Это сегодня никого не волнует. Надо сказать то, что у каждого накипело, то есть нагорело. И он думает об этом, хотя высказаться еще не может. А ты уже
Опять чушь! Господи!
А наш зритель все про себя знает. Он встал рано утром, поехал на работу, ругался с начальством, старался выполнить что-то, умылся, переоделся, приехал с работы, включил телевизор, где ему показываем мы, как он встал утром, поехал на работу, ругался с начальством, старался выполнить что-то, умылся, переоделся, приехал домой, где включил телевизор… где мы ему показываем, как он встал утром, поехал на работу… Он же после этого, естественно, не сможет работать! Будет все время оглядываться, чтоб какой-нибудь автор заживо не описал.
Люди хотят возвышенного, но чтоб через это как-то просвечивала наша жизнь, а то уж совсем о постороннем. Как сейчас… Вон… Смотреть страшно… Сколько я воюю с авторами. Дайте мне жизнь, и я сыграю! Я хочу видеть влажные глаза. Я хочу слышать звенящую тишину, прерываемую вздохами… то есть всхлипами, нет вздохами (за кулисы), как там написано? Вздохами. Я должна выйти к людям и сказать что-то очень важное на их языке, (за кулисы) что?.. Почему на своем? На их языке… А как там написано? Что? На чьем?!. Чушь это все! Никто не реагирует! Они сидят и не реагируют! Плевала я!.. Писать надо! Талант надо иметь! Можете не писать – не пишите! Бочки грузите! Ищите успех на железной дороге, здесь вы провалились! Они не реагируют, тут надо пошутить… Я чувствую… (За кулисы.) Чего сказать?.. Какую шутку?.. Ну и что в этом смешного? Еще раз… Откуда?.. А поприличней ничего нет? Бред, мура! Могу попробовать, но вас посадят в тюрьму за непристойность!
(В зал.) Автор говорит, где-то здесь в тексте есть шутка… Если долго говорить то, что никого не волнует, можно попасть в сумасшедший дом… Ну и что? Это тупо… Они правильно не реагируют…
Спокойней всего на душе у того, кто непрерывно волнует публику.
Чушь! Один какой-то улыбнулся. Вот я хочу, чтоб вы так полчаса пытались рассмешить публику! Вова, уйди! Мама уже час не может рассмешить публику. Тебе не надо на это смотреть. Мама связалась с идиотом. Он знаешь что маме предлагал?.. (За кулисы.) Нормальный зал сегодня… Они разве из этой организации? Да нет, просто купили билеты и пришли… Нет, нет, это не почтовый ящик, их можно рассмешить, там еще много текста о мыслях актера, а здесь нужно рассмешить. Иначе они слушать не будут. Интерес упал… У меня в первую очередь.
Он так часто делал то, что ему не нравилось, что, когда это ему понравилось, он понял, что занимается не своим делом… Лучше… Трое улыбнулись… Еще… Когда мы добьемся, что руководитель, специалист и интеллигент будет один и тот же человек… мы постараемся, чтоб он нам сказал: «Спасибо, ребята!» Да… Закрепили… Актер должен говорить на одном языке со зрителем… И не надо открывать Америк. Что волнует актера – волнует всех. Не надо жить придуманной жизнью, не надо со сцены сообщать технологию сварки вытяжных устройств. Это слишком дорогое удовольствие – строить театр, собирать людей и сообщать им о плохой работе самоходного шасси.