Собрание произведений в одном томе
Шрифт:
Мы возмущаемся, почему организм коровы не может переработать все окончательно? Почему вода, земля, воздух не могут переработать все окончательно? Мы все возмущены. Ну действительно, нельзя пить, есть, дышать и купаться, но мы все это делаем. Когда так много нельзя, что нельзя жить, люди как раз и живут, и поэты пишут: «человек крепче стали». Он не крепче, просто он чаще сменяет друг друга. Он как бы все время есть, но это уже не тот, а другой. Музыка та же, стихи те же, камни те же, а люди уже другие. Так и должно быть, чтобы со стороны казалось, что они всегда есть. И Сталиным их, и Гитлером, и Чернобылем, и индустрией, а они есть и есть. Отсюда ошибочное впечатление, что их ничто не берет.
На Крайнем Севере чум дымит, но в нем за сорок лет уже три поколения дымят и два поколения под шпалами лежат, а третье как бы ездит. Не успеваешь объяснить человеку, как он живет, как аудитория меняется и лектор другой. Антибиотик от туберкулеза спасает, а от антибиотика спасения нет. Если количество этой еды увеличат, шире гибнуть будем и чаще. Даже навоз стал ядовитым. Так что подумать надо, может, пустые полки и есть то, что нам надо. Жизнь и так коротка, а во второй половине водопадом уходит. Шкала ценностей меняется. За промтовары можем жизнь отнять. Что дороже – постепенно стало неизвестно. Сразу после двадцати начинается вторая половина жизни. Мы делаем из нефти платья и мыло, а потом пополняем запасы нефти собою и следующие жгут нас в бензобаках.
– Почему бензина нет?
– Сейчас подвезут.
И пошел в бак пятый век до нашей эры со всеми страстями и расстройствами. Потому от нефти и гибнет все: прежняя жизнь давит. Тоска прежняя, религиозный фанатизм, скука деревенской жизни, отсутствие телефона, автомобиля – все это душит и давит жизнь.
Мы еще быстрее нефтью станем, мы будем давить следующих нашей тоской, паникой, автомобилями, телефонами, магазинами, бумажными деньгами, злобой друг к другу. Нас в бак зальют, мы торчком встанем от ненависти. Потому бензин так дико горит, что в нем ненависть всех предыдущих к последующим. А последующие загоняют в цилиндр: нет, гады, будете белье стирать, ток давать, динаму крутить, и еще раз умрете в тесных цилиндрах, и, умирая, толкнете поршень в последний раз и повезете. А нам искры достаточно. Взорвемся и везем.
А как нефть разольется – никто живым не уходит. Отсутствие жизни, быта, темнота, ненависть к другим народам – лежит, черным сверкая. Много поколений в ней, и все черным сверкает.
Решил я стать решительным
Было как-то. Решил я стать решительным. И стал. И две недели был им. Я предупредил и, прождав ее двадцать минут, ушел, косолапо ставя ноги… Я решительно порвал с шефом из-за несправедливости ко мне. Ушел со спектакля, чтобы не терять времени. Сделал запись в книгу жалоб. Плохо разговаривал с родственником. Ушел из гостей. Сказал всем, кому хотел, то, что давно хотел и не говорил. Толкнул пьяного. Он упал. Я поднял, опять толкнул. Он упал, я опять поднял и толкнул. Решительно ушел. Резко ответил на предложение работать с этим человеком. Вырубил телевизор. Перестал его смотреть. Порвал к чертовой матери шаблон своей биографии как лживый. Написал правдивую, где назвал некоторые вещи некоторыми именами. Вернули биографию, анкеты, просили поговорить. Решительно бросил трубку. Остановился утром напротив старух у подъезда и с размаху закатил скандал – не их старушечье дело… Все! Танцевал до трех. Один. Позвонил в милицию, нажаловался наконец на детей. К черту. Орут и прыгают, и вообще… В толпе что чувствовал, то произнес. Никаких колебаний! К черту. Скандал был грязный. Из-за твердости – не отступал. Нарвался на удар. Решительно ответил, получил ответ. Опять ответил, получил несколько ответов, затих… К черту. Слабость… Решил себя закалять. Бегаю. С собаками. Качаю плечевой пояс. Тоска от этой решительности. Но ничего… От премии отказался. Себе и своим всем – не заслужена. Не поддержали. Ну и черт с ними… И целых две недели был таким. Я растерял – нет, не друзей, друзья-то с трудом дотянули. Я потерял людей. Я потерял работу. Я прохожу сквозь двор, как сквозь строй. Я не разговариваю с детьми. Я растерял родных. Я расстроил маму… И с этой, со своей, я не могу помириться… Уважение к себе, о котором я мечтал, не получилось. И чувство собственного достоинства так и не возникло в этих скандалах. Нет. Это нужно. Решительность и твердость. А вот нету у меня. Я мучаюсь. Я не могу ответить резкостью. Я опять молчу. Я опять живу мучительно. И ко мне стекаются люди.
Райское существование
Впервые такое странное полурайское существование. Как я люблю одиночество. В пятистах метрах от одиночества – люди, музыка, голубое море и белые теплоходы. Желтый песок. А тут (не путать со «здесь»), тут в зелени сижу я. Сижу в зелени, гляжу сквозь зелень, как болонка сквозь шерсть, как девочка сквозь чубчик… Ах, сквозь! Ах, через! Когда уже второй слой перекрывает взор и даль. Взор от меня, даль ко мне. Из дали большая музыка – ко мне. От меня маленькая музыка – туда.
Представьте 12 октября. На солнце жарко, утром холодно. И что-то вечером: какое-то кафе, какой-то разговор с каким-то умным, но темноватым джентльменом и страшная книжная ночь в лагере на Колыме.
Днем желто-зеленый, ночью черно-белый. Самый быстрый в мире переход из цветного в черно-белый мир… Не дай господь!..
Наслаждаюсь. Синее море, белый пароход, красный огонек, солнечный денек…
Есть еще запахи в этом празднике. Жарят шашлык, и даже из рыбы. Белый шашлык, усатый грузин, рушатся качели, визжат дети, старушки говорят в сторону моря. Катер «Гавана» ждет последние две минуты. Ресторанный дым, и очень вкусно, говорят, и, говорят, недорого. Все зависит от заработка, которая зависит от работы, которая зависит от специальности, которая зависит от способностей, которые зависят от человека, который зависит от родителей, которые зависели от воспитания, которое давала жизнь, прожитая раньше, где тоже были синее море, белый пароход, духовая музыка, солнце и зелень, нескончаемо наблюдающие смену людей в Аркадии.
Вам привет
Для Р. Карцева
Что ты пристал? Какой мне привет? Откуда? Ну откуда? Пристал как банный лист. Вам привет, вам привет. Откуда? Ну откуда? От кого нам привет? Ну?.. Еще чуть-чуть… Ну?.. Поднажмись!.. Ах, не помнишь… Вспомнишь, передашь… Как моя фамилия? А как зовут? Ну!.. А от кого привет? Ну и кому ты нужен со своим приветом… Почему «подождите»? Почему «подождите»? Я уже час с тобой вожусь. У каждого забора по полчаса стоим… Не можешь, не мучайся. Ишь ты! Так я тебе и дал свой адрес, чтобы ты ко мне домой приперся. Плевал я на твой привет! Передай ей… Ах, это он передавал? Ну кто?.. Ну кто?.. Ну! Давай! Жмись!.. Все! Отстань! Уйди! Растворись! Вот иди вот туда, встань и вспоминай. Там ты никому не будешь мешать. Я вернусь через час.
…Отпусти рукав. Люди собираются. Ты же меня знаешь. Уйду без пальто. Не смотри на меня. Не поможет. У тебя изнутри не подымается. Беги! Все! У меня нет времени. Не держи меня за руку, не потей. Мы уже три часа ходим, взявшись за руки. Смотри, вон рыбу дают, и никого. Бегом туда. Раз-два. Для всех займи. Ну-ну… Вот тебе и на, взрослый мужчина… платок есть?.. Ну хватит, хватит… Давай еще раз для твоего выздоровления, чтобы тебе роды облегчить… Это Гриша из Севастополя, где ты был проездом? Не помнишь… Откуда ты ехал? Из Павлодара? Куда? В Екатеринослав?.. Не помнишь? Это Елизавета Ивановна из Кустаная, Борисов Герман Павлович из Ленинграда? Полковник Петров, ракетчик, здоровый такой, красный, нет?.. Официант Жорик из Риги, худой, заикается… А где ты был? Кого ты встретил? Ты рядом сидел?.. Не помнишь? Лежал рядом?.. Ты что рядом делал? Где этот привет передавали? Обстановку вспомни. Музыка играла, официант подавал, зелень за окном – «Каскад» в Сочи… Музыка играла, простыни белые. Больница в Нарьян-Маре… Солнце днем и ночью, рыба, свадьбы – Мурманск?.. Нет.
Крики, жара, воровство – базар в Ташкенте?.. Ну?.. Холод, лед, снег, медведи – ты бежишь из ссылки?.. Колючая проволока, тебя не пускают – женская тюрьма под Одессой… Ну? Откуда еще мне привет? Ну? Кокчетав – травматология. Ночная профилактика – Казань. Перегон Фастов – Ясиноватая, комната матери и ребенка, Клава? Мальчик Петя в семье у врачей – Элиста. Уфа – аккумуляторный завод – вахтер на протезе, мясокомбинат в Алма-Ате – проходная, завод резинотехнических изделий, Ярославль – проходная. Лагерь строгого режима, лесоповал, Архангельск. Павел Иванович Ратицкий – капитан… Все! Моя жизнь кончилась. Больше я вам ничего не скажу. Иди!.. Передай ему… Ти-хо! Передай: спасибо за весточку, скажи: у него все хорошо, только он внезапно умер… Иди… Я не буду стрелять…
Перекличка
Для Р. Карцева и В. Ильченко
– Новосибирск?
– Да!
– Где Кириллов, который боролся с приписками?
– Умер.
– Камчатка?
– Да!
– Женщина Полякова – инициатор движения за облегчение женского труда под девизом «Прочь с дороги, бабы»?
– Уволилась.
– Норильск!
– Да?
– Ефремов, призывы к демократии, 1975 год?
– О, умер давно, еще в 1976 году.