Собрание произведений. Шестидесятые. Том 1

Жванецкий Михаил Михайлович

знания никогда применить не может, поэтому тащит их

за собой и пугает ими одиноких женщин. Тем не менее

сколько написано по его идеям и хорошего и плохого,

сколько неудачных миниатюр создано по его замыс-

лам. Нельзя также не отметить облагораживающую

роль его фамилии в нашей тройке. Представляете: Кац,

Жванецкий и Ильченко! Расцветает снизу вверх. Из-

вините, эта фраза: «Партия вам не проходной двор, то-

варищи!

Закройте дверь, мы закончили разговор!.. Что

у вас там?..»

Мы с Ильченко познакомилсь где-то в 54-м году

в Одессе, а с Карцевым сошлись где-то в 1960 году.

И конечно, конечно, наша жизнь всю жизнь была свя-

зана с Ленинградом. Без лести скажу, здесь как нигде

публика чувствует талант и так же безошибочно его чу-

яло начальство.

Как появились мы в 58-м году на этой сцене, так

перманентно и продолжаем и до сих пор. Как тяжело

даются слова: тридцать лет тому назад. И хотя эту мо-

лодость не назовешь счастливой, но что нам был дождь,

что снег, что проспект Металлистов, когда у нас впере-

ди была репетиция с Райкиным.

В 60-м Райкин приехал в Одессу, мы ему опять по-

казали себя, и я видел, как на сцене тронулся Кац, как

он сошел с ума, что-то с ним стряслось, остановивший-

ся взгляд, самасшедший вид.

— Что с тобой? — спросил я заботливо-завистливо

как всегда.

— Астахов передал, что Райкин передал: завтра

прийти в санаторий Чкалова в одиннадцать утра.

Для человека, с трех раз не попавшего в низшее

цирковое, для человека, шесть раз посылавшего свои

фото в обнаженном виде в разные цирки страны с оп-

лаченным отказом, это перенести было невозможно.

И он сошел с ума.

Райкин добил его, дав ему арбуз и отпечатанное

в типографии заявление: «Прошу принять меня на ра-

боту…» Осталась только подпись, которую не было сил

поставить.

На первом этаже дома по улице Ласточкина был дан

ужин в честь великого и народного артиста РСФСР

Райкина. Наша самодеятельность приникла к окнам,

Ромын батька, футболист и партизан Аншель Кац, раз-

носил рыбу и разливал коньяк. Мать двоих детей Каца

сыпала в бульон мондалах, сосед по коммуне, район-

ный прокурор Козуб, в коридор от ненависти не выхо-

дил, ибо опять они здесь что-то затевают.

Райкин был нечеловечески красив — это он умел.

Песочные брюки, кофейный пиджак, платочек и сороч-

ка — тонкий довоенный шелк, и это при таком успехе,

и это при такой славе, и это у Каца

дома, и это вынести

было невозможно, и мы молча пошли на бульвар

и молча пошли на работу. Особенно я. Я тогда работал

сменным механиком по портовым кранам и уже полу-

чал сто пять рублей.

В голове вертится фраза:

— Почем клубника?

— Уже шесть.

— Простите, вчера была пять.

— Я же говорю, уже шесть.

Первым сошел с ума Кац, вторым я. Я стал получать

его письма в стиле апреля 1960 года и с тем же право-

писанием. «И тогда сказал Аркадий Исаакович: "Сей-

час мы едем прописываться", — и мы сели в большую

черную машину, не знаю, как она называется, и поеха-

ли в управление, и он сказал: "посиди", и он зашел к ге-

нералу, а я совсем немного посидел, и он вышел и ска-

зал: "Все в порядке", — и мы поехали обратно, и нас все

узнавали, и мы ехали такие щастливые».

Как мне было хорошо читать эти письма, сидя на

куче угля, прячась от начальства, и только один раз

пришло письмо вдвое толще, в том же библейском

стиле.

«И тогда он сказал мне: "Завтра у нас шефский кон-

церт, может, ты попробуешь что-нибудь свое?" И я про-

чел твой монолог, и его хорошо принимали, и он ска-

зал: "Мы включим тебя с этим монологом в избранное".

Я посылаю тебе программку, посмотри там в глубине».

И только тут я заметил, что держу во второй или в тре-

тьей руке программу, развернул — и сошел с ума…

Что мне было делать на той куче угля, и каким же

я был, если б сказал своему начальнику Пупенко:

«Смотрите, вот программа Райкина, а вот моя фами-

лия». И я полез в трюм, где сломалась выгребальная

машина С-153, что выгребает уголь на просвет под

грейфер, и только слеза на пыльной щеке — благодар-

ность себе, судьбе, Кац-Карцеву-Кацу и сказочному

стечению обстоятельств.

Как все евреи тянут друг друга, так Кац потащил

за собой Ильченко, который к тому времени уже что-

то возглавлял в пароходстве и уже приобрел первые

навыки в демагогии и безапелляционности. Если

б мы его не показали Райкину, он был бы замминист-

ра или зампредоблсовпросра или предзамтурбюро

«Карпаты» з пайкамы, з персональной черной, з хра-

пящим шофером в сдвинутом на глаза кепаре, вiн

кожний piк вiдпочивав бы в санатории ЦК «Лаванда»

у «люксе» з бабою, з дитямы, гуляв по вечерам до мо-