Собрание сочинений (200 сказок. 1895 г.)
Шрифт:
Долго не хотел Гансль-Игрок этому верить, но, наконец, сказал: «Ладно, схожу в подвал, но я-то ведь знаю, что вина там нету».
Начал он нацеживать из бочки, и вдруг потекло из нее самое лучшее вино.
Принес он Господу Богу вина, и остались они у него ночевать.
На другой день рано на рассвете говорит Господь Бог Ганслю-Игроку, чтобы выпросил он у него для себя три награды. Думал Господь, что тот будет просить, чтоб пустил он его в рай, но Гансль-Игрок попросил у него карты, которыми можно было бы всегда выигрывать, такую же игральную кость и дерево, на котором росли бы разные плоды и овощи, и если бы кто на то дерево взобрался, то спуститься оттуда назад не мог бы, пока он сам ему не прикажет. И дал ему Господь Бог все, что он попросил, а затем ушел вместе со Святым Петром.
Только теперь и начал Гансль-Игрок играть по-настоящему и в скором времени выиграл целых полсвета.
Говорит тогда Святой Петр Господу Богу: «Дело не к добру клонится, этак в конце концов он весь свет выиграет. Надо бы нам послать к нему Смерть».
И они послали к нему Смерть. Приходит Смерть, а Гансль-Игрок как раз в это время сидел за игорным столом. Вот Смерть и говорит: «Гансль, выйди-ка сюда на минутку».
А Гансль-Игрок ей отвечает: «Подожди маленько, пока игра кончится, а пока что взберись на то вон дерево да чтонибудь сорви, чтобы было нам что по дороге жевать».
Вот Смерть и взобралась на дерево; захотелось ей вниз спуститься, но она никак не могла, и заставил ее ГансльИгрок сидеть там целых семь лет, и за это время не умер ни один человек на свете.
Говорит тогда Святой Петр Господу Богу: «Дело, Господь, не к добру клонится, теперь ведь никто не помирает, надо бы нам к нему самим сходить».
Пошли они сами, и приказал Господь Бог ГанслюИгроку, чтобы позволил он Смерти с дерева слезть. Тот тотчас пошел и сказал Смерти: «Слезай вниз!»
И Смерть тотчас схватила его и задушила. Она ушла вместе с ним оттуда и увела его на тот свет.
Вот подошел это мой Гансль к небесным вратам и постучался. «Кто там такой?» – «Гансль-Игрок». – «Ах, нам такого не надо, ступай прочь отсюда».
Подошел он тогда к вратам чистилища и постучался опять. «Кто там такой?» – «Гансль-Игрок». – «Э, да ведь ты попал к нам не из-за беды и несчастья, а играть мы с тобой не собираемся. Ступай прочь отсюда».
Подошел тогда Гансль к вратам ада, его впустили, но там никого не оказалось, кроме старца Люцифера да хромых чертей (другие в то время по свету расхаживали). Усадил их тотчас Гансль-Игрок и принялся опять за свою игру. Но сейчас у Люцифера не было ничего, кроме вот этих хромых чертей; вот Гансль-Игрок и выиграл их у Люцифера, потому что своими картами он мог все выиграть.
Выбрался он со своими хромыми чертями из ада и направился в Гогенфурт. Вырезал там себе шест для прыжков, подкинул его к небу и начал небо раскачивать, и стало оно уже потрескивать.
Вот и говорит опять Святой Петр Господу Богу: «Дело не к добру клонится, надо будет его сюда впустить, а не то он нас самих с неба сбросит».
Вот, значит, Пустили они его на небо. Но принялся Гансль-Игрок опять там за свою игру, и поднялся на небе тотчас такой шум и беспорядок, что не могли они и собственных слов разобрать.
И говорит Святой Петр опять: «Господь, дело не к добру клонится, надо будет его вниз сбросить, а не то он взбунтует все небо».
Вот, значит, взяли они его и сбросили вниз; и разделилась тогда его душа на части и вселилась в разных других игроков-побродяжек, что живут и до сей поры.
САПОГ ИЗ БУЙВОЛОВОЙ КОЖИ
Бесстрашный солдат большею частью бывает и беззаботным человеком. Такой-то вот беззаботный солдат и получил однажды отставку; и так как он ничему не обучался и ничем не мог заработать, то и пришлось ему бродить по миру и просить милостыню. На плечах у него еще была накинута старая шинель, и пара кавалерийских сапог из буйволовой кожи еще держалась у него на ногах.
Случилось ему как-то забрести далеко в поле и дойти до леса. Он и сам не знал, куда забрел, и вдруг увидел, что на пне сидит человек, одетый в приличное зеленое охотничье платье.
Солдат подал ему руку, опустился около него на траву и вытянул ноги. «Вижу я, приятель, – сказал солдат егерю, – что у тебя тонкие сапоги и вычищены важно; ну, а вот если бы тебе пришлось столько же шляться, как мне, то не долго бы они у тебя продержались. Вот посмотри на мои: они сшиты из буйволовой кожи и давно уже служат, а все еще в них куда хочешь ступай!»
Немного спустя солдат поднялся и сказал: «Не могу здесь больше оставаться, голод меня подгоняет. Но, франтприятель, не знаешь ли хоть ты тут в лесу дорогу?» – «Не знаю, – отвечал егерь, – я и сам заблудился в лесу». – «Так, значит, и тебе так же солоно, как и мне приходится? Ну что же, ровня с ровнею товарищи; значит, мы оба вместе и дорогу разыскивать станем».
Егерь слегка усмехнулся, и пошли они далее вместе и шли до наступления ночи. «Вижу я, – сказал солдат, – что мы из лесу не выберемся; но вон вдали огонек – там, верно, найдется нам что поесть».
И точно, они подошли к каменному дому, постучались у дверей, и им отворила старая женщина. «Мы ищем себе ночлег, – сказал солдат, – да кой-какой подкладки для желудка, потому что мой-то пуст, как старый ранец». – «Здесь вам нельзя оставаться, – сказала им женщина, – здесь разбойничий притон, и вы отлично сделаете, если отсюда уберетесь подобру-поздорову прежде, нежели они вернутся; если они вас здесь найдут, вам несдобровать». – «Ну, что ж за важность! – сказал солдат. – У меня уже два дня во рту маковой росинки не было, и мне решительно все равно – здесь ли погибнуть или в лесу околеть от голода! Как хочешь, а я войду!»
Егерь не хотел с ним входить, но солдат втащил его насильно, приговаривая: «Войдем, приятель! Ведь не сейчас же они до нас доберутся?!»
Старуха сжалилась над ними и сказала: «Залезайте за печку; коли от их ужина что-нибудь останется, то я вам эти остатки подам, когда они заснут».
И чуть только успели они усесться в углу, как в дом ворвались с шумом двенадцать разбойников, сели за стол, уже накрытый для них, и громко стали требовать, чтобы им подан был ужин. Старуха внесла большой кусок жареного мяса, и разбойники принялись за него очень деятельно.