Собрание сочинений (200 сказок. 1895 г.)
Шрифт:
Сердце не замедлило с ответом на вопросы того голоса: «Да, я был жесток и неумолим и никогда не делал добра моим близким. Когда приходил ко мне бедняк, я отвращал от него взоры. О Боге я позабыл и думал только об увеличении моего богатства. И если бы даже мне принадлежало все то, что существует на свете, мне и того было бы мало…»
Услышав этот ответ сердца, мужик страшно перепугался; колени начали у него дрожать, и он должен был присесть на лавку.
Тут кто-то опять постучал, но на этот раз у дверей комнаты. То был его сосед, бедняк,
«Знаю я, – подумал бедняк, – сосед у меня богат, но и жесток; не думаю, чтобы он мне помог, но детки мои хлеба просят – так вот, надо попытаться…»
И вот он сказал богачу: «Знаю я, что ты нелегко расстаешься со своим добром, но я нахожусь в положении безвыходном: дети мои голодают, ссуди ты меня четырьмя мерами ржи».
Богач долго и пристально смотрел на него, и первый луч доброты стал по капельке растоплять ледяную кору скупости. «Четырех мер взаймы я тебе не дам, – сказал он, – а подарю тебе целых восемь мер, но обязав тебя одним условием». – «Что должен я сделать?» – спросил бедняк. «Когда я умру, ты должен будешь провести три ночи на моей могиле».
Не совсем по сердцу бедняку пришлось это условие, но в той нужде, в которой он находился, он готов был на все согласиться; и поэтому он отвечал богачу утвердительно, и понес хлеб домой.
Казалось, что богач предвидел то, что его ожидало: три дня спустя он умер скоропостижно; никто не знал, как это случилось, но никто и не думал о нем горевать.
Когда богача похоронили, бедняк вспомнил свое обещание; он бы и не прочь был с этим обещанием развязаться, но он думал так: «Он оказался по отношению ко мне добрым, я насытил своих голодных деток его хлебом, да если бы этого не было – я дал обещание и должен его сдержать».
При наступлении ночи пошел он на кладбище и присел на могильный холм богача.
Кругом была тишина; только месяц светил на могилы, да изредка пролетала сова, оглашая воздух своим жалобным криком.
При восходе солнце бедняк благополучно вернулся домой; и вторая ночь прошла точно так же спокойно. Под вечер третьего дня бедняку было как-то особенно жутко: ему все казалось, что ему еще предстоит пережить что-то страшное.
Подойдя к кладбищу, он увидел у его ограды человека, совершенно ему незнакомого.
Он был уже немолод, лицо все в рябинах, а глаза вострые, так и горят. Весь он был окутан в старый плащ, изпод которого были видны только сапоги со шпорами.
«Чего вам здесь надо? – спросил у него бедняк. – Или вам не страшно на пустом кладбище?» – «Ничего мне не надо, – отвечал незнакомец, – и бояться мне нечего. Я отставной солдат и собираюсь здесь провести ночь, потому что у меня нет другого приюта». – «Коли вы точно ничего не боитесь, так проведите ночь со мною и помогите мне стеречь одну могилу». – «Стоять на страже – солдатское дело, – отвечал тот, – и что бы ни случилось с нами, хорошее или дурное, мы все поделим пополам».
Ударили
Все было тихо до полуночи, а в полночь раздался вдруг в воздухе резкий свист, и оба стража увидели перед собой дьявола, который явился перед ними в своем настоящем виде.
«Прочь отсюда, негодяи! – крикнул он им. – Тот, кто лежит в этом могиле, давно уж принадлежит мне: я унесу его с собою, а если вы не отойдете прочь, то и вам обоим сверну шею!» – «Господин с красным пером, – заговорил солдат, – вы мне не начальник, и я не обязан вас слушаться; ну, а страху я покамест еще не научился. Ступайте-ка своей дорогой, а мы здесь останемся».
Дьявол подумал: «Золотом, пожалуй, я скорее этих оборванцев сманю».
И, значительно понизив голос, спросил их по-приятельски, не согласятся ли они сойти со своего места, если он им предложит кошелек, полный золота.
«Это – другое дело! – сказал солдат. – Но ведь кошельком, полным золота, нас не удовлетворишь, вот если ты желаешь дать нам столько золота, сколько влезет в один из моих сапогов, так мы тебе очистим место и уйдем». – «Да столько-то у меня с собой не найдется, – сказал дьявол, – но я сейчас вам принесу: в соседнем городе живет у меня приятель-меняла; тот меня охотно ссудит золотом на время».
Когда дьявол исчез, солдат снял сапог с левой ноги и сказал: «Давай-ка мы натянем нос черномазому; подай сюда ножик, куманек». Он обрезал подошву у сапога и поставил сапог в высокую траву на край полузаросшей ямы.
«Вот так-то ладно, – сказал он, – теперь пускай приходит нечистая сила!»
Оба опять уселись и стали ждать, и немного спустя явился дьявол с мешочком золота в руках.
«Высыпай сюда, – сказал солдат и чуть-чуть приподнял сапог вверх, – да только этого недостаточно будет».
Дьявол опорожнил мешок, золото просыпалось сквозь сапог, а сапог оказался пустым. «Глупый дьявол! – воскликнул солдат. – Этого не хватит, разве я тебе этого тотчас же не сказал? Возвращайся обратно да больше приноси».
Покачал дьявол головою, опять улетел и через час вернулся с еще большим мешком золота под мышкой. «Пополнится маленько, – сказал солдат, – но я сомневаюсь, чтобы этого хватило весь сапог заполнить».
Золото зазвенело, падая внутрь голенища, но сапог все же оставался пустым.
Дьявол и сам в него заглянул своими огненными очами и убедился в том, что сапог был действительно пуст. «Ужасно у тебя икры толсты», – воскликнул он, искривив рот от злости. «А ты небось думал, что у меня ноги-то лошадиные, как у тебя? – возразил ему солдат. – А с коих пор ты стал таким скрягой? Тащи скорее сюда денег побольше, а не то из нашей сделки ничего не выйдет».
И опять улетел дьявол.
На этот раз он пробыл долее в отсутствии и когда наконец явился, то кряхтел под тяжестью мешка, который тащил на плече. Он высыпал все золото из мешка в сапог, который точно так же мало наполнился, как и прежде.