Собрание сочинений и писем (1828-1876)
Шрифт:
Для чего оно делает завоевания и будет ли оно делать их впредь? Оно не может поступать иначе, оно должно действовать именно так. Оно должно делать это уже ради одного своего самосохранения. Оно лишено всякой внутренней жизни, всякого движения, всякого прогресса, всякой цели внутри России. Вся его природа направлена на внешние проявления, и только благодаря этому постоянному распространению вовне, благодаря этому беспрерывному стремлению ко все большему расширению своих границ оно сохраняет свою напряженную силу, свое противоестественное, смертоубийственное существование. В нравственном мире, как и в физическом, каждое существо живет лишь до тех пор, тюка оно выполняет свое внутреннее назначение; неподвижность равносильна смерти, а так как российское государство может развиваться только вовне, то оно должно умереть, как только прекратит свои завоевания. Я сказал, что русское государство не есть русская нация, а лишь абстрактный принцип, нависший над этою нациею. Это-принцип абсолютистской власти, служащей для себя самоцелью, принцип помрачения и подавления народов во имя божественного права. Это - отовсюду изгнанный бес деспотизма, который бежал в Россию и окопался в этой стране как в своем последнем оплоте, дабы отсюда по мере возможности снова распространиться по всей Европе еще мрачнее и ужаснее, чем прежде. Я уже показал, что русский народ вовсе не так покорен и терпелив, как обычно думают; под снегом, покрывающим эту беспредельную империю, как будто обреченную на смерть, пламенеет вулкан, извержение которого можно задержать или вернее отсрочить только ограждением его от живого духа Европы. Эта опасность еще возросла с тех пор, как Польша была включена в состав России. Польша это страж русского народа, живой посредник между мим и Европою. Польша, по прекрасному выражению Ж.
– Ж. Руссо, проглочена Россиею, но ею не переварена и никогда не будет ею переварена. Польша - это пятно на совести русской империи и самая чувствительная ее часть, это - ее больное место, которое сна не может от себя оторвать, не разрушая этим всего своего организма, но которое в случае сохранения заразит и разъест все остальные ее части. Деспотическая Россия рядом с свободною Польшею невозможна, но столь же невозможна порабощенная Польша рядом с действительно свободною, самостоятельною и объединенною Германиею. Именно по этой причине российское государство является естественным врагом германской силы, германской свободы и чести, именно по этой причине оно не хочет немецкого единства. Вот почему она должна как можно дальше распространить свои завоевания и свое растлевающее влияние в Германии, оно должно стремиться, к этому в интересах самосохранения. Да, оно дошло уже до такого положения, что его точка равновесия, его главная опора находится скорее в Германии, а именно в Пруссии и Австрии, чем в самой России, и для сохранения этой опоры оно должно подчинить всю Германию если не прямо своей власти, то по крайней мере непосредственному влиянию.
Разве Россия и сейчас не хозяйничает в Германии? Я не хочу говорить от себя, пусть говорит за меня немецкая газета, газета, хорошо известная своими консервативными принципами и могущая по своему политическому положению быть названною германским "Journal des Debats", если бы в такой раздробленной стране, как Германия, вообще мыслим был "Journal des Debats". Итак в No 86 "Всеобщей Аугсбургской Газеты" 6 за 1848 г., на странице 1369, я читаю следующее:
"Только через труп Польши Россия могла бы добраться до сердца Германии, только подавление всякой свободы в Германии могло бы обеспечить господство кнута и в Польше". "Излишне возвращаться здесь к старой злосчастной истории насилий над Польшей, она памятна всему миру, упомянем лишь об одном эпизоде из целого ряда событий, обрушившихся за последние 80 лет на эту несчастную страну. В 1790 году Пруссия сообразила опасность, угрожающую ей в случае разгрома Польши, и заключила с Польшею, Голландией и Англиею союз для сохранения республики в ее тогдашнем состоянии. Через два года после того она снова позволила России оплести себя и уплатить себе за свое политическое предательство значительнейшую часть добычи. Доля Пруссии в третьем разделе [Польши] была максимальною, не шедшею ни в какое сравнение с долею Австрии и России, ибо тогда дело шло об удержании Пруссии в магическом кругу русской политики. Последствия этого известны. Пруссия снова потеряла большую часть своей добычи, а Россия добилась своей цели, не допустив сохранения самостоятельной Польши. Известно, к каким печальным результатам привела русская запретительная система, проведению которой Пруссия сама способствовала картельным договором, и мы готовы без всяких околичностей признать русскую политику прусского двора настоящею и почти единственною причиною революции. Народ глубоко чувствовал, что наследственный враг сидит у него на шее и что основная часть монархии почти беззащитна от его нападения; сверх того русская запретительная система была источником обнищания для большой части Силезии, для западной и восточной Пруссии. До тех пор, пока русская запретительная система изолирует Польшу, не приходится и думать о серьезном процветании этих провинций, и нетрудно себе представить, какое настроение создалось и продолжало поддерживаться подобным положением вещей. Люди стремились к свободе не из теоретического предпочтения (!?), а с целью освободиться при помощи общественного мнения от предательской дружбы России, которая по мнению народа имела своих оплаченных сторонников в самом королевском дворце".
В другой статье в No 80 того же года я снова встречаю следующие строки:
"В одной из последних статей мы, основываясь на современных отношениях, показали, что присоединение Германии к русским должно при всех обстоятельствах послужить нам во вред. При этом мы в известной мере оставались на теоретической почве, но мы можем также подтвердить сказанное на чисто практической почве опыта. В отношении русской помощи мы имеем за собою поучительное прошлое".
"Россия довольно скоро стала враждебно относиться к первой французской революции. Екатерина II в 1793 году выслала всех французов, не согласившихся отречься от принципов революционной Франции, из своей страны и признала графа Прованского7 регентом Франции. Сын Екатерины Павел в начале своего царствования запретил носить в России французскую одежду. Он не позволял российской Академии рассуждать о переворотах небесного свода. В июле 1 799 года он объявил "беззаконное" стоявшее у власти во Франции правительство "отверженным богом" и запретил датским судам и подданным доступ в Россию "за то, что в Копенгагене и во всей Дании существуют клубы и общества, разделяющие принципы, выдвинутые французскою революциею, а датское правительство это допустило". Вторая коалиция против республики 8 была если не прямо делом царя, то во всяком случае самым горячим его желанием. Но как только во Франции, отчасти в результате этой коалиции, начала возвышаться военная монархия, между нашим восточным и западным соседями начали уже завязываться отношения более мирного рода. Павел вступил в дружескую переписку с Бонапартом, в которой обсуждался вопрос о будущем устройстве Германии. Убийство русского императора ничего в этом отношении не изменило. Его преемник Александр считал более выгодным идти с французами, чем против них. В секретных статьях договора от 11 октября 1801 г. с.-петербургский и французский кабинеты договорились об общих действиях относительно Германии. 18 августа 1802 г. послы Франции и России передали имперской депутации план, составленный обеими державами в целях нового территориального деления Германии и при этом установили двухмесячный срок для окончания переговоров по сему предмету. План был принят, и первым последствием принципиальной" борьбы, которую Россия с Германиею начали против Франции, было то, что духовные курфюршества, Майнцское, Трирское и Кельнское, были уничтожены, все сохранившиеся еще епископства и аббатства, все самостоятельные мелкие графства и баронии, все свободные имперские города кроме шести утратили свою независимость, великий герцог Тосканский получил Зальцбург, а герцог Моденский - Бресгау. Первым последствием войны между Россиею и Германиею будет уничтожение мелких государств, но не в интересах немецкой свободы, а в интересах чужеземных правительств и абсолютистской власти.
"Громкие предостережения 1802 года не были услышаны германскими кабинетами. Когда Австрия снова выступала против Наполеона, остальная Германия с нею не поднялась. Наши государи ставили постыдный нейтралитет или еще более позорное увеличение своих владений выше общих интересов нации. В день битвы трех императоров (2 декабря 1805 года) рядом с австрийскими войсками стояла не прусские, а русские. Побитый лотарингец 9 не нашел в побитом вместе с ним Романове никакой по крайней мере сильной поддержки. Русские офицеры говорили о Германии как о самой презренной части земного шара (В этом отношении до сих пор ничего еще не изменилось. Ненависти, а особенно презрение к Германии старательно поддерживаются и возбуждаются в русском народе свыше. Когда русская гвардия возвращалась с знаменитых маневров в Калите10 (которые были устроены с определенным намерением сблизить русскую армию с прусской) в Петербург, их встретил тогдашний командир гвардейского корпуса, ныне покойный генерал-лейтенант фон-Бистром11, и после первых приветствий спросил их: "Ну, ребята, вы повидали немецких солдат; не правда ли, дрянь?" "Дрянь, ваше высокопревосходительство". "Ну, я так и знал", ответил генерал, который сам был немцем и не умел правильно говорить по-русски. Горе тому, кто позволил бы себе в России сказать, что император Николай - Голштейн-Готторп, а не Романов, что он немецкого, а не русского происхождения. Сибирь была бы для него еще легким наказанием. (Примечание М. Бакунина)).
У поистине не слишком патриотически настроенного Гентца12 переворачивались его "немецкие" внутренности, когда он видел, как русские топчут ногами австрийцев, и слышал, как великий князь Константин третирует австрияков. И концом русско-немецкого союза был Пресбургский мир (21 декабря 1805 года). По этому миру австрийцы потеряли тысячу квадратных миль земли, три миллиона душ и пятнадцать миллионов гульденов дохода. Ослабление одной немецкой великой державы без непосредственной выгоды для России было вторым следствием русско-германской борьбы против Франции..
"Мы должны были пережить еще третье.
"У гроба Фридриха Великого прусский король и русский царь поклялись друг другу в вечной дружбе. Личные узы обоих государей, одинаковый страх перед Наполеоном, казалось, делал их союз против императора французов нерасторжимым. После сражения при Фридланде Александр все еще располагал слишком достаточными средствами для ведения продолжительной войны с французами в пользу Пруссии, но не счел нужным использовать эти средства. По Тильзитскому миру (7 и 9 июля 1807 года) Пруссия потеряла половину своих владений; зато Россия получила до тех пор принадлежавший Пруссии Белостокский округ (размером в 206 кв. миль) (И требовала еще уступки ей Данцига, на что Наполеон однако не согласился. (Примечание М. Бакунина).), а секретным пунктом договора устанавливалось, что если Порта, на владения которой Россия давно уже бросала алчные взоры, откажется принять посредничество Наполеона в ее войне с царем, то Франция и Россия совместно должны объявить ей войну и отнять у нее все ее владения кроме Румелии и Константинополя. Третьим следствием немецко-русского союза было то, что вторая немецкая великая держава была ослаблена к непосредственной выгоде России, что Россия получила виды на Дунайские княжества, эту столь важную для нас область (А теперь именно Австрия отдает в руки России Дунайские княжества и Турцию вообще. (Примечание М. Бакунина).), и что Россия и Франция отныне вступали в союз.
"Если дружба России чуть не довела нас до гибели, то вражда ее угрожала окончательно ввергнуть нас в пропасть. Несмотря на то, что по постановлению Тильзитского мира русские войска должны были быть выведены из Молдо-Валахии, они с согласия Франции остались в этих областях до Эрфуртского конгресса. На этом конгрессе Наполеон (12 октября 1808 г.) согласился на присоединение Молдавии и Валахии к Российской империи; вскоре после того это присоединение состоялось, чем у нашего германского юго-востока был бы перехвачен кровеносный путь, а 14 октября 1809 г. состоялось новое расширение царской империи непосредственно за счет Германии. По Венскому миру Австрия уступила союзной с Францией России часть восточной Галиции с населением в 400 тысяч человек. Если бы союз Франции с Россией [продлился] еще несколько лет, Германия стала бы антикварным понятием, исторической реминисценцией. От такого несчастья нас спасла страсть Наполеона к завоеваниям, но прежде чем мы были спасены, мы должны были получить новые доказательства русских замыслов относительно Германии.
"Чтобы иметь достаточно сил для борьбы с Франциею, Россия 24 марта 1812 г. заключила наступательный и оборонительный союз с Швецией, в третьей статье которого устанавливалось: Швеция получает Норвегию, которую Дания должна ей уступить; если Дания сделает это добровольно, то она получает за это соответствующую компенсацию в Германии. В четвертой статье Александр заставлял Швецию признать расширение русской границы до Вислы. В январе 1813 г. русские стояли в нашем отечестве; их прокламации дышали дружбою к Германии и ненавистью к Франции; в них можно было прочитать, что "русский народ протягивает немцам руку а целях их освобождения", "продвижение русских войск диктуется целью, стоящею выше всяких корыстных расчетов". То обстоятельство, что вскоре после того в завоеванной Саксонии неограниченно распоряжался русский генерал-губернатор, который назначал офицеров ниже полковника, в то время как русский царь по его представлениям выбирал штаб-офицеров, в сутолоке событий не так бросалось в глаза. Зато заветные стремления России можно было усмотреть в более поздних переговорах между европейскими державами.
"Главным условием этих переговоров, приведших 30 мая к первому Парижскому миру, Александр поставил сохранение Эльзаса и Лотарингии за Франциею (Это он сделал правильно. В интересах цивилизации и свободы, равно как европейского счастья, великая Франция не должна подвергаться обкарнанию. Хотя Эльзас и Лотарингия происходят из германского корня, но по настроению и симпатиям они стали насквозь французскими, что они неоднократно доказали во время революционных войн и позднее, когда союзники вторглись во Францию (Примечание М. Бакунина.)).
На Венском конгрессе Россия потребовала для себя всей Польши и утверждала, что "требование это составляет моральную обязанность для царской империи; оно необходимо для улучшения управления польскими подданными его императорского величества и для обитателей Герцогства Варшавского, которые в настоящее время в силу военной оккупации герцогства также являются его подданными" - указание, что при благоприятных обстоятельствах Россия может признать своею моральною обязанностью теперь, когда пробудилась идея панславизма. С большим трудом выступавшие против этого державы добились того, что Александр удовольствовался нынешним Царством Польским, которое в доброй своей части состояло из земель, уступленных Пруссиею, т. е. Германиею по Тильзитскому миру. Когда вслед затем Людовик XVIII вторично был возвращен во Францию с помощью собственно германских войск, Александр добился от нового короля обещания, что он будет поддерживать русские планы относительно Польши и Востока, и в том, что второй Парижский мир (20 ноября 1815 г.) оказался для нас, немцев, не более благоприятным, кроме Англии повинна прежде всего Россия.