Собрание сочинений Т.4 "Работа актера над ролью"
Шрифт:
Я буду вам особенно горячо аплодировать тогда, когда вы замрете в какой-то паузе, неподвижный, не замечая ничего кругом, и будете внутренним взором видеть всю ту картину, которая так бесконечно дорога подлинному артисту военного искусства. Стойте, утирайте слезы, которые крупными каплями текут по щекам, удерживайтесь, чтоб не разрыдаться, и говорите еле слышно, как говорят о самом важном и сокровенном.
Этот монолог прерывается, может быть, большими паузами, во время которых Отелло
Кусок “Г” (IV). Начинается со слов: “Возможно ли?” — кончается словами: “Я вам больше не слуга”.
Название куска и задачи: о_б_ъ_я_с_н_и_т_ь Я_г_о, ч_т_о — б_е_р_е_г_и_с_ь, б_е_з_н_а_к_а_з_а_н_н_о т_а_к ш_у_т_и_т_ь н_е_л_ь_з_я.
Исполнитель должен всеми способами и средствами, приспособлениями, приемами, убеждениями, мольбой, предупреждениями, запугиванием, наконец, простой физической силой и грозным видом убедить Яго в том, что его ждет.
После того как он изранил себе душу, нарисовав в предыдущем куске картину того, что он теряет, ему становится необходимым на ком-нибудь излить свои муки. Вот тут начинается срывание своей боли на Яго.
В конце этого куска при словах Яго: “О, смилуйтесь! Спаси меня, о небо!” — Отелло, просто разгорячившись, хочет сейчас же привести свои угрозы в действие. Но Яго так закричал, что привел его в сознание. Отелло на минуту остановился и понял, что сделал. Ему стало противно, тошно на душе, и он бежал. Куда?
Вот тут-то мне и нужна та площадка, о которой я говорил в объяснениях в начале картины.
Кусок “Д” (V). Начинается: “Я вам больше не слуга” — кончается: “...когда она рождает оскорбленья”.
Название куска: ч_т_о я с_д_е_л_а_л?!
Задача: с_к_р_ы_т_ь_с_я, ч_т_о_б н_е в_и_д_е_т_ь н_и с_е_б_я, н_и д_р_у_г_и_х.
Объяснение. Отелло так противно, стыдно и так тошно на душе, что он должен уйти от людей, никого не видеть. Поэтому он убегает назад и ложится.
Яго ведет контрзадачу. Он как ловкий актер и провокатор, по-настоящему испуганный грозившей ему смертью, запыхавшись от происшедшей борьбы, пользуется своим состоянием для новой провокации. Ему нужно проучить Отелло, испугать тем, что он оставляет его одного, так, чтоб этот урок надолго был ему памятен.
Для того чтобы сыграть эту сцену горячо, он пользуется случайно взвинтившимися нервами. Отелло лежит неподвижно от отчаяния (не нужно здесь плакать, как всегда это делают; его состояние сильнее, больше, чем слезы).
Кусок “Е” (VI). Начинается: “Нет, погоди!” — кончается: “...ее застать?”
Название куска: к_а_р_а_у_л! с_п_а_с_и! н_е_т с_и_л!
Задача: р_а_з_ж_а_л_о_б_и_т_ь Я_г_о, ч_т_о_б о_н п_о_м_о_г.
Если в куске “В” Отелло хотел объяснить Яго то, ч_т_о он с ним сделал, то в этом куске он хочет его разжалобить, показать иллюстрировать внешне, физически весь ад, который он переживает.
Это своего рода спектакль, которым люди при общении друг с другом пользуются для того, чтобы лучше, образнее показать то, что с ними происходит.
Все приспособления, все краски голоса и движений, которые могут объяснить не столько уху, сколько глазу то, что чувствует актер, Отелло пускает в ход.
Когда Яго понял состояние Отелло и то, что он, Яго, ему необходим, он стал несколько авторитетнее, чем раньше.
Кусок “Ж” (VII). Начинается словами: “Смерть и проклятье!” — кончается: “...одна слаба для мщенья моего!”
Название куска: с_л_е_д_о_в_а_т_е_л_ь..
Задача: х_о_ч_у р_а_з_о_б_р_а_т_ь_с_я, п_о_н_я_т_ь.
Отелло делает все, чтобы заставить Яго говорить.
В этом куске в роли Отелло можно уже по тексту начать возмущаться и свирепствовать, но это было бы нехорошо в смысле постепенности и подбора красок. Поэтому его восклицания: “Смерть и проклятье!”, “Чудовищно! Чудовищно!”, “Я разорву ее на части!” — надо понимать так: он восклицает это не от ужаса перед уже совершившимся фактом, а лишь от ужаса перед допускаемым предположением. Ведь и такие восклицания поощряют Яго к дальнейшему рассказу.
Главная игра Отелло не в этих восклицаниях, а во время текста, произносимого Яго. Он жадно слушает его и этим, естественно, как бы подстегивает его к дальнейшему рассказу.
При словах: “Чудовищно! Чудовищно!” — Отелло впервые на минуту поверил в возможность этих фактов и остолбенел.
В таком же тоне идет и последующая реплика: “Да, сон, но обличает он то собой, что было наяву”... и т. д.
Тут он еще в оцепенении и переваривает известие.
Реплика: “Я разорву ее на части!” — инстинктивно вырвалась, как тигриный рев
Следующей репликой: “Такой платок я подарил ей” — он с болью доказывает Яго, что он прав.
Все это — лестница, подходы к дальнейшему финальному решению, но не забывайте — только подходы, а внутреннее обоснование для них — в основной задаче куска: хочу понять.
Три последние строчки: “О, отчего не сорок тысяч жизней у этого раба?” и т. д. — говорятся не с яростью, а с ужасающей болью, с тоской, а не с силой, именно ввиду постепенности нарастания и распределения красок.