Собрание сочинений Т.4 "Работа актера над ролью"
Шрифт:
Аркадий Николаевич сказал мне:
— Вы мне напомнили мотоциклиста, который мчался по шоссе Петровского парка и кричал: “Держите меня, или я расшибусь!”
— Когда я волнуюсь, меня захлестывает и я не владею собой, — оправдывался я.
— Это потому, что у вас нет творческих целей. Вы играете трагедию “вообще”. А всякое “вообще” в искусстве опасно, — убеждал меня Торцов. — Признайтесь, для чего вы сегодня играли?— допрашивал он...
— Самое лучшее, если б в роли можно было ограничиться лишь одной-единственной
Но на это могут быть способны разве только одни гении. Почувствовать в одной сверхзадаче всю сложную духовную сущность целой пьесы нелегко! Нам, простым смертным, это не по силам. И если мы сумеем ограничить число задач в каждом акте пятью, а во всей пьесе двадцатью или двадцатью пятью задачами, которые в совокупности вместят в себя всю сущность, заключенную во всей пьесе, это лучший результат, который мы можем достигнуть.
— Наш творческий путь, наподобие железной дороги, разделен на большие, средние, малые станции и полустанки, то есть задачи. И у нас есть свои Харьковы, Киевы, Одессы, то есть главные центры, свои Курски, Мценски, Лозовые, то есть менее важные этапы, свои Мытищи, Пушкино, Перловки, Кунцево и другие малые и самые малые станции и полустанки, требующие к себе большего или меньшего внимания, долгой или короткой остановки.
Мимо всех этих станций можно промчаться со скоростью курьерского, почтового, пассажирского или товарного поездов. Можно останавливаться на всех станциях или только на самых главных, избранных; можно делать короткие и длинные задержки.
Секодня вы промчались на курьерском без всяких остановок, мимо всех промежуточных задач этюда. Они мелькали, как телеграфные столбы. Вы не успевали ни заметить их, ни осознать, да они и не интересовали вас, так как вы сами не знали, куда вы стремились.
— Я не знал, потому что вы нам об этом ничего не говорили, — оправдывался я.
— Не говорил, потому что не пришло время. А вот сегодня сказал, так как вам пора уж об этом знать.
Прежде всего надо позаботиться о том, чтоб поставленная цель или задача была ясна, верна и определенна. Она должна быть утверждена прочно. О ней надо думать в первую очередь, К ней надо направлять все свои волевые хотения и стремления. Без этого заблудишься, что и случилось с вами сегодня.
Этого мало: цель или задачи должны быть не только определенны, но и увлекательны, волнительны.
Задача — живец, за которым, точно щука, охотится наша творческая воля. Живец должен быть вкусен, а задача содержательна и манка. Без этого ей не привлечь к себе вашего внимания. Воля бессильна, пока она не вдохновится страстным хотением. Возбудителем его является увлекательная задача. Она — могущественный двигатель творческой воли, она — сильный манок для нее.
Кроме того, чрезвычайно важно, чтоб задача была правильная. Такая задача вызывает верное хотение; верное хотение вызывает верное стремление, а верное стремление оканчивается правильным действием. Наоборот, неправильная задача вызывает неправильные хотения, стремления и самое действие.
Щепкин сказал: “Ты можешь играть хорошо или плохо — это не важно. Важно, чтоб ты играл верно“1.
Для того чтоб играть верно, надо итти по правильным задачам, точно по вехам, указывающим дорогу в степи.
Давайте же в первую очередь исправим эту ошибку и сыграем вновь сцену. Но для этого предварительно разделим ее на соответствующие большие, средние и малые куски и задачи...
Чтоб не уходить в детали, давайте делить вашу сцену на самые большие куски или задачи. В чем они заключаются у Отелло и каковы они у Яго?
— Яго вызывает ревность мавра, — сказал Шустов.
— Что же он делает для этого? — спросил Торцов.
— Хитрит, клевещет, смущает его покой, — ответил Шустов.
— Конечно, так, чтоб Отелло этому поверил, — добавил Аркадий Николаевич. — Вот вы и добейтесь этой цели как можно лучше, так, чтобы убедить не Отелло, которого пока здесь нет, а самого, живого, сидящего перед вами Названова. Если вам это удастся, больше ничего и не требуется, — решил Аркадий Николаевич.
— Какая ваша задача? — обратился Аркадий Николаевич ко мне.
— Отелло не верит ему, — сказал я.
— Во-первых, Отелло еще нет. Он не создан вами. Пока есть только Названов, — поправил меня Торцов. — А во-вторых, если вы не верите наговорам Яго, то нет никакой трагедии, и все благополучно кончится. Нельзя ли придумать что-нибудь ближе к пьесе?
— Я стараюсь не верить Яго.
— Во-первых, это не задача, а во-вторых, вам нечего стараться. Мавр так уверен в Дездемоне, что его нормальное состояние верить жене. Поэтому так трудно Яго нарушить эту веру, — объяснял Аркадий Николаевич. — Вам трудно даже понять то, о чем говорит злодей. И если б вы услышали страшную новость от кого-нибудь другого, а не от Яго, которого вы считаете честнейшим и преданнейшим, вы бы посмеялись или прогнали вон интригана, и все бы кончилось.
— В таком случае, может быть, задача мавра в том, чтоб стараться понять то, что говорит Яго, — предложил я новую задачу.
— Конечно, — подтвердил Торцов. — Прежде чем поверить, надо постараться понять то невероятное, что говорят доверчивому мавру о его супруге. Только после того как он задумается над клеветой, у него явится потребность доказать ложность обвинения, чистоту души Дездемоны, неправильность взгляда [Яго] и проч. Поэтому для начала постарайтесь лишь понять, ч_т_о и д_л_я ч_е_г_о говорит Яго.
Таким образом, — резюмировал Торцов, — пусть Шустов старается вас смутить, а вы постарайтесь понять, что вам говорят. Если вы оба выполните только эти две задачи, я уже буду удовлетворен.
— Возьмите каждую из второстепенных, вспомогательных задач, пронижите их одним общим, так сказать с_к_в_о_з_н_ы_м д_е_й_с_т_в_и_е_м и на конце поставьте, наподобие аграфа, с_в_е_р_х_з_а_д_а_ч_у, к которой все стремится.
Вот тогда вы добьетесь в своем этюде и цельности, и красоты, и смысла, и силы.