Собрание сочинений, том 14
Шрифт:
Итак, «внутреннее положение» становилось при «продолжающемся мире с каждым днем все более неустойчивым». Поэтому Фогт должен был постараться облегчить Луи Бонапарту нарушение мира. Армия, «единственная действенная опора» его «власти», угрожала «ускользнуть» у него из рук. Поэтому Фогт доказывал, что задача Европы заключается в том, чтобы снова привязать французскую «армию» к Луи Бонапарту при помощи «локализованной» войны в Италии. Действительно, в конце 1858 г. роль Баденге, как непочтительно называют парижане «племянника своего дяди», казалось, должна была завершиться ужасным финалом. Всеобщий торговый кризис 1857–1858 гг. парализовал французскую промышленность{84}. Маневры правительства с целью помешать обострению кризиса придали этому бедствию хроническую форму, так что застой во французской торговле затянулся до начала Итальянской войны. С другой стороны, хлебные цены в 1857–1859 гг. упали так низко, что на различных congres agricoles {съездах сельских хозяев. Ред.} стали громко раздаваться жалобы, что французское земледелие при низких ценах на хлеб и при высоких налогах становится невозможным. Смехотворная попытка Луи Бонапарта искусственно поднять хлебные цены путем указа, предписывающего пекарям во всей Франции завести хлебные амбары, выдавала только беспомощность и замешательство его правительства.
Внешняя политика режима государственного переворота продемонстрировала лишь ряд неудачных попыток разыгрывать Наполеона — одни только наскоки, постоянно оканчивавшиеся официальным отступлением. Таковы интриги Луи Бонапарта против Соединенных Штатов Америки, маневр с целью возобновить работорговлю [499] ,
499
В 1852 г. французское правительство разработало план иммиграции негров из Африки, в том числе из африканских владений Португалии, для работы на плантациях во французских колониях в Вест-Индии. Осуществление этого плана, фактически восстанавливавшего работорговлю, привело к конфликту между Францией и Португалией.
человека» в «гуттаперчевого человека». Между тем, бомбы Орсини, точно молнией, осветили внутреннее положение Франции. Оказалось, что режим Луи Бонапарта все так же еще непрочен, как и в первые дни государственного переворота. «Lois de surete publique» [500] изобличили полную его изолированность. Ему пришлось переуступить власть своим собственным генералам. Неслыханное дело — Франция была разделена, по испанскому образцу, на пять генерал-капитанств. С учреждением регентства Пелисье был фактически признан высшей властью Франции [501] . Между тем возобновление terreur {съездах сельских хозяев. Ред.} не внушало страха. Вместо того, чтобы казаться страшным, голландский племянник Аустерлицкой битвы казался уродливо смешным [502] . Монталамбер мог разыгрывать в Париже Гемпдена, Берье и Дюфор выбалтывать в своих защитительных речах в суде надежды буржуазии, а Прудон проповедовать в Брюсселе луи-филиппизм с acte additionel [503] , между тем как сам Луи Бонапарт признавал перед всей Европой растущую мощь Марианны. Во время шалонского восстания [504] офицеры, услыхав о провозглашении республики в Париже, вместо того, чтобы обрушиться на мятежников, сперва предупредительно справились в префектуре, действительно ли провозглашена в Париже республика, — убедительное доказательство, что даже армия рассматривала реставрированную империю как пантомиму, заключительная сцена которой приближается. Скандальные дуэли заносчивых офицеров в Париже одновременно со скандальными биржевыми аферами, которыми были скомпрометированы главари банды 10 декабря! Падение в Англии кабинета Пальмерстона из-за союза с Луи Бонапартом [505] ! Наконец, состояние государственной казны, которую можно было наполнить только в порядке экстраординарных мер! Таково было положение Bas Empire в конце 1858 года. Либо поддельно-мишурная императорская власть должна была пасть, либо следовало покончить со смехотворным фарсом наполеоновской империи в границах, установленных договорами 1815 года. Но для этого требовалась локализованная война. Одной перспективы войны с Европой было бы тогда достаточно, чтобы вызвать взрыв во Франции. Всякий ребенок понимал то, что сказал Хорсмен в английском парламенте:
500
Под «lois de surete publique» (законы об общественной безопасности) Маркс имеет в виду так называемый «закон о подозрительных», принятый Законодательным корпусом 19 февраля 1858 года. Закон давал правительству и императору неограниченное право ссылать в различные местности Франции и Алжира или вовсе изгонять с французской территории всех лиц, подозреваемых во враждебных отношениях к режиму Второй империи.
501
Декрет от 27 января 1858 г. разделял, по примеру Испании, в которой командующие военных округов — генерал-капитаны обладали всей полнотой власти, территорию Второй империи на пять военных округов, во главе которых были поставлены маршалы.
Декрет о регентстве и об учреждении Тайного совета был издан 1 февраля 1858 г., вскоре после покушения Орсини на Наполеона III. Пелисье был включен в состав Тайного совета, который в случае вступления на престол малолетнего сына императора становился Советом регентства.
502
Наполеон III был сыном брата Наполеона I Людовика Бонапарта, занимавшего голландский престол в 1806–1810 годах. Называя Наполеона III «племянником Аустерлицкой битвы», Маркс намекает на тот факт, что государственный переворот 2 декабря 1851 г. был приурочен к годовщине Аустерлицкой битвы (2 декабря 1805 г.), в которой Наполеон I разбил союзные русско-австрийские войска.
503
Французский публицист Монталамбер, выступивший со статьей, в которой осуждался режим Второй империи, был в конце 1858 г. привлечен к суду. Наполеон III помиловал подсудимого, но Монталамбер отказался от помилования, требуя оправдания. Маркс иронически сравнивает этот процесс с судом против Джона Гемпдена, одного из видных деятелей английской буржуазной революции XVII в., который в 1636 г. отказался платить королевским сборщикам «корабельные деньги» — налог, не утвержденный палатой общин. Судебный процесс Гемпдена в значительной мере способствовал росту оппозиции против абсолютизма в английском обществе.
В брошюре «La Justice poursuivie par L'Eglise» («Справедливость, которой добивается церковь»), выпущенной в 1858 г. в Брюсселе, Прудон, проводя параллель между династиями Бонапартов и Орлеанов, отдавал предпочтение принципам управления, провозглашенным Орлеанской династией, с оговорками о необходимости некоторых демократических реформ. Эти оговорки Маркс иронически сравнивает с Acte additionel (Дополнительным актом) — конституционными установлениями, введенными Наполеоном I во Франции в 1815 г. после его возвращения с острова Эльбы.
504
Имеется в виду потерпевшее неудачу республиканское выступление армейских частей в Шалоне на Соне 6 марта 1858 года.
505
В феврале 1858 г. под влиянием угроз со стороны французского правительства, обвинявшего Англию в предоставлении убежища политическим эмигрантам, Пальмерстон внес в палату общин билль об иностранцах, согласно которому последние, наряду с англичанами, сурово карались за участие в заговорах. Под давлением массового движения протеста билль был отклонен палатой общин, а Пальмерстон был вынужден уйти в отставку.
«Мы знаем, что Франция будет поддерживать своего императора, пока наши колебания обеспечивают успех его внешней политике, но у нас есть основания полагать, что она его покинет, как только мы окажем ему решительное противодействие».
Все зависело от того, удастся ли локализовать войну, то есть вести ее с верховного разрешения Европы. Саму Францию нужно было сначала постепенно подготовить к войне рядом лицемерных мирных переговоров и их повторных неудач. Но и здесь Луи Бонапарт попал впросак. Английский посол в Париже лорд Каули отправился в Вену с предложениями, составленными Луи Бонапартом и одобренными английским кабинетом (Дерби). Там (см. цитированную выше Синюю книгу) эти предложения, под давлением Англии, были неожиданно приняты. Не успел Каули вернуться в Лондон с сообщением о «мирном разрешении» спора, как тут же неожиданно пришло известие, что Луи Бонапарт отказался от своих собственных предложений и согласился на предложение России о созыве конгресса для принятия мер против Австрии. Только благодаря вмешательству России война стала возможна. Если бы Россия не нуждалась больше в Луи Бонапарте для выполнения своих планов — для того ли, чтобы осуществить их совместно с Францией, или для того, чтобы с помощью французских ударов превратить Австрию и Пруссию в свои безвольные орудия, — Луи Бонапарт был бы низложен уже тогда. Но, несмотря на тайную поддержку России, несмотря на обещания Пальмерстона, который одобрил в Компьене пломбьерский заговор [506] , все зависело от поведения Германии, так как, с одной стороны, в Англии у власти еще был кабинет
506
Имеется в виду секретное соглашение, заключенное в июле 1858 г. в Пломбьере (Франция) между французским императором Наполеоном III и главой сардинского правительства Кавуром о союзе Франции и Сардинского королевства (Пьемонта) в войне против Австрии. Наполеон III обещал Кавуру военную помощь для освобождения Ломбардии и Венеции от австрийского господства и присоединения их к Сардинскому королевству, которое должно было отдать за это Франции Савойю и Ниццу. Во время свидания в Пломбьере был решен вопрос о войне Франции и Сардинии против Австрии, начавшейся в апреле 1859 г. (см. примечание 325).
Осенью 1858 г. Пальмерстон, возглавлявший в то время оппозицию вигов торийскому кабинету Дерби — Дизраэли, был приглашен Наполеоном III в Компьен для выяснения его позиции в предстоящей войне Франции против Австрии. При встрече Пальмерстон не возражал против изгнания австрийцев из Италии.
Сам Фогт выбалтывает, что он запел свою «Песнь о Людовике» не из сочувствия к Италии и не из страха перед трусливым, консервативным, столь же беспомощным, как и грубым деспотизмом Австрии. Напротив, он полагал, что, если бы Австрия — которая, кстати сказать, была вынуждена начать военные действия — на первых порах даже и одержала победу в Италии, то
«во всяком случае во Франции вспыхнула бы революция, рухнула бы империя, и наступило бы новое будущее» (l. с., стр. 131). Он полагал, что «в конце концов, австрийские войска не устояли бы перед освобожденными силами французского народа» (l. с.), что «победоносное австрийское оружие в революции во Франции, Италии и Венгрии само создало бы себе противника, которым оно, наверное, было бы уничтожено».
Но Фогту было важно не Италию освободить от Австрии, а Францию подчинить Луи Бонапарту.
Разве требуются еще какие-нибудь доказательства того, что Фогт был лишь одним из бесчисленных рупоров, которыми шутовской чревовещатель из Тюильри пользовался для вещания на чужих языках?
Нельзя забывать, что в тот момент, когда Луи Бонапарт впервые обнаружил свое призвание к освобождению национальностей вообще и Италии в частности, во Франции разыгрывался небывалый в ее истории спектакль. Вся Европа поражалась упорной настойчивости, с которой она отвергала «idees napoleoniennes» [507] . Энтузиазм, с которым приветствовали заверения Морни о мире даже «chiens savants» {«ученые собаки». Ред.} Законодательного корпуса; недовольный тон «Moniteur», каким он выговаривал нации то по поводу того, что она погрязла в материальных интересах, то за недостаток патриотической энергии и за сомнения в политической мудрости и талантах Баденге как полководца; успокоительные официальные messages {послания. Ред.} ко всем торговым палатам Франции; императорское заверение, что «etudier une question n'est pas la creer» {«изучать вопрос не значит его создавать». Ред.}, — все это еще свежо в памяти всех. Английская печать, пораженная этим необычайным спектаклем, была полна благожелательного вздора о пацифистском перерождении характера французов, биржа трактовала вопрос «быть или не быть войне», как «дуэль» между Луи Бонапартом, желавшим войны, и нацией, не желавшей ее; держали пари о том, кто победит, нация или «племянник своего дяди». Для изображения тогдашнего положения я приведу лишь несколько мест из лондонского журнала «Economist» [508] , который, в качестве органа Сити, провозвестника Итальянской войны и детища Уилсона (недавно умершего канцлера казначейства Индии и орудия Пальмерстона), пользовался большим весом:
507
Намек на книгу Луи Бонапарта «Наполеоновские идеи», вышедшую в Париже в 1839 году (Napoleon-Louis Bonaparte. «Des idees napoleoniennes». Paris, 1839).
508
«The Economist)) («Экономист») — английский еженедельный журнал по вопросам экономики и политики, выходит в Лондоне с 1843 года; орган крупной промышленной буржуазии.
«Встревоженное вызванным им колоссальным возбуждением, французское правительство прибегло теперь к системе успокоения» («Economist», 15 января 1859 года).
В номере от 22 января 1859 г., в статье, озаглавленной: «Практические границы императорской власти во Франции», «Economist» говорит:
«Будут ли осуществлены планы императора насчет войны в Италии или нет, но одно, по крайней мере, бесспорно — его планы натолкнулись на сильное и, по-видимому, неожиданное сопротивление, выразившееся в ледяном приеме, который оказало им общественное мнение Франции, в полном отсутствии какой бы то ни было симпатии к плану императора… Он предлагает войну, а французский народ проявляет лишь тревогу и недовольство, государственные бумаги обесценены, страх перед сборщиком налогов гасит всякую искру воинственного и политического энтузиазма, торговая часть нации охвачена паникой, сельские округа недовольны и безмолвствуют в страхе перед новыми наборами и новыми поборами; политические круги, которые оказывали самую сильную поддержку императорскому режиму, как pis aller{85} против анархии, по тем же самым причинам высказываются против войны; словом ясно, что Луи Бонапарт обнаружил во всех классах населения широкую и глубокую оппозицию против войны, даже войны за Италию, оппозицию, о которой он и не подозревал»{86}.
В противовес этим настроениям французского народа была выпущена та часть оригинальных брошюр Дантю, в которых «именем народа» «императору» предъявлялось требование «помочь, наконец, Франции величественно раскинуться от Альп до Рейна» и не ставить больше препятствий «воинственному духу» и «стремлению народа к освобождению национальностей». Фогт играет на одной дудке с проститутками декабря. В тот самый момент, когда в Европе вызывает удивление настойчивое стремление к миру со стороны Франции, Фогт делает открытие, что «теперь этот подвижный народ» (французы) «по-видимому, обуреваем воинственными настроениями» (l. с., стр. 29, 30) и что г-н Людовик лишь следует «господствующему веянию времени», как раз и выражающемуся в стремлении к «независимости национальностей» (стр. 31 l. с.). Разумеется, он ни слову не верил из того, что писал. В своей «Программе», призывавшей демократов к сотрудничеству в его бонапартистской пропаганде, он подробно рассказывает, что Итальянская война непопулярна во Франции.
«На первое время я не вижу никакой опасности для Рейна; но она может наступить впоследствии, война там или в Англии сделала бы Луи-Наполеона почти популярным, война же в Италии не имеет популярности» (стр. 34 «Главной книги», Документы){87}.
Если одна часть издававшихся у Дантю оригинальных брошюр старалась вывести французский народ из его «мирно Летаргического состояния» традиционными завоевательными фантомами и вложить в уста нации личные желания Луи Бонапарта, то задачей другой части, с «Moniteur» во главе, было убедить прежде всего Германию, что император питает отвращение к приобретению земель и что его идеальное призвание — быть мессией, освобождающим национальности. Доказательства бескорыстия его политики, с одной стороны, и его стремления к освобождению национальностей, — с другой, легко заучить наизусть, так как они постоянно повторяются и всегда вертятся вокруг двух основных пунктов. Доказательство бескорыстия политики декабря — Крымская война. Доказательство стремления к освобождению национальностей — полковник Куза и румынская национальность. Тон здесь непосредственно задавал «Moniteur». См. «Moniteur» от 15 марта 1859 г. о Крымской войне. «Moniteur» от 10 апреля 1859 г. пишет о румынской национальности следующее:
«Она» (Франция) «желает, чтобы в Германии, как и в Италии, признанные договорами национальности сохранились и даже усилились. — Что же касается Дунайских княжеств, то он» (император) «взял на себя труд содействовать торжеству законных желаний этих провинций, чтобы и в этой части Европы обеспечить порядок, основанный на национальных интересах».
См. также появившуюся в начале 1859 г. у Дантю брошюру «Наполеон III и румынский вопрос» [509] . Относительно Крымской войны:
509
«Napoleon III et la question roumaine». Paris, 1859.