Собрание сочинений, том 14
Шрифт:
«между Сардинией и Францией не существует никакого соглашения насчет перехода Савойи к Франции и что Сардиния совершенно не склонна обменять ее или уступить Франции» (l. с.).
Но решительная минута приближалась. Парижская «Patrie» [532] от 25 января 1860 г. подготовляла к аннексии Савойи в статье, озаглавленной «Желания Савойи». В другой ее статье от 27 января — «Графство Ницца», написанной в бонапартистском стиле, уже показалась тень грядущей аннексии Ниццы. 2 февраля 1860 г. Тувенель сообщил английскому послу Каули, что еще до войны между Францией и Сардинией было достигнуто соглашение о «возможности» аннексии Савойи и Ниццы. Но официальная нота о действительном решении Франции аннексировать Савойю и Ниццу была сообщена лорду Каули лишь 5 февраля (см. речь лорда Каули в палате лордов от 23 апреля 1860 г.), а доктору Керну лишь 6 февраля, причем обоим, английскому и швейцарскому посланникам, определенно было заявлено, что нейтрализованная область должна быть присоединена к Швейцарии. До этих официальных заявлений Джемсу Фази сообщили из Тюильри, что по тайному договору Сардиния уже уступила Савойю и Ниццу Франции и что в договоре не содержится никакой оговорки в пользу
532
«La Patrie» («Отечество») — французская ежедневная газета, основана в 1841 году; в 1850 г. выражала интересы объединенных монархистов, так называемой партии порядка; после государственного переворота 2 декабря 1851 г. — бонапартистская газета.
«он только что услыхал (je viens d'entendre), что говорят о договоре, заключенном между Францией и Сардинией об уступке Савойи. К сожалению, такой договор подписан 27января сардинским правительством; но из этого очевидного факта еще не следует делать вывод, что наша безопасность действительно находится под угрозой… Правда, в тексте договора нет никакой оговорки о наших правах на нейтрализованную область Сардинии; но мы не знаем, не имеют ли в виду такую оговорку договаривающиеся стороны… Возможно, что она считается сама собой разумеющейся (sous-entendue comme allant de soi)… Мы не должны только преждевременно проявлять недоверие… Мы должны руководствоваться своими симпатиями» (к империи государственного переворота)… «и воздерживаться от всяких враждебных заявлений» (см. «полную доверия» речь Фази, своего рода шедевр демагогии, в «Revue de Geneve» от 3 февраля 1860 года).
Английский поверенный в делах в Берне нашел пророческие сведения Фази достаточно важными и поспешил поставить о них в известность лорда Джона Рассела специальной депешей.
Официальный договор о передаче Франции Савойи и Ниццы намечалось заключить 24 марта 1860 года. Нельзя было поэтому терять ни минуты. Надо было еще до официального оповещения об аннексии Савойи официально засвидетельствовать швейцарский патриотизм женевских приспешников декабрьского переворота. Поэтому в начале марта синьор Фогт, сопровождаемый генералом Клапкой, — который, может быть, действовал de bonne foi {чистосердечно. Ред.} — поехал в Париж, чтобы пустить в ход свое влияние на Эгерию Пале-Рояля, непризнанного гения Плон-Плона, и на глазах всей Швейцарии бросить свой личный вес на чашу весов в пользу присоединения нейтрализованной области к Швейцарии. Из-за лукулловского стола Плон-Плона — в гастрономии, как известно, Плон-Плон может соперничать с Лукуллом и Камбасересом, и если бы восстал из мертвых сам Брийа-Саварен, он должен был бы только подивиться гению, политической экономии, либеральным идеям, таланту полководца и личной храбрости Плон-Плона в этой области, — из-за лукулловского стола Плон-Плона, за которым Фальстаф-Фогт жадно набивал себе брюхо в качестве «приятного собеседника», он взывал к храбрости Швейцарии (см. его парижское послание в бильском «Коммивояжере» от 8 марта 1860 г., Приложение). Швейцария должна показать, что
«ее милиция служит не только для парадов и для игры в солдатики». «Уступка нейтрализованной области в пользу Швейцарии» — иллюзия. «Передача Франции Шабле и Фосиньи — это лишь первый шаг, за которым последуют другие». «На двух ходулях, принципе национальностей и естественных границ, можно добраться с Женевского озера до Ааре и, под конец, до Боденского озера и Рейна, — если только ноги достаточно крепки».
Но Фальстаф-Фогт — и в этом вся соль — все еще не верит тому, что сам французский министр Тувенель поведал официально уже месяц назад и что знает вся Европа, — именно, что уступка Савойи и Ниццы была обусловлена еще в августе 1858 г. в Пломбьере как цена французского вмешательства против Австрии. Скорее, его «роковой человек» только теперь, под влиянием попов и против собственной воли, попал в объятия шовинизма и насильственно был вынужден захватить нейтрализованную область.
«Очевидно», — лепечет в замешательстве наш апологет, — «очевидно в руководящих кругах искали противовеса против все растущего клерикального движения и решили, что нашли его в так называемом шовинизме, — в глупейшем национализме, который ничего не признает, кроме захвата какого-нибудь клочка (!) земли».
После того как Фогт, опьяненный испарениями плон-плоновской кухни, обнаружил такое мужество в бильском «Коммивояжере», он, вскоре по возвращении из Парижа, стал в том же органе рассказывать басни об абсолютных симпатиях жителей Ниццы к французам; из-за этого у него произошло неприятное столкновение с Веджецци-Рускалла, одним из главных руководителей итальянского Национального союза и автором брошюры «Национальность Ниццы» [533] , А когда этот же герой, разыгрывавший за столом Плон-Плона роль Винкельрида, выступил в Национальном совете в Берне, то воинственные трубные звуки превратились в дипломатическое насвистывание на флейте, рекомендовавшее спокойное продолжение переговоров с императором, всегда симпатизировавшим Швейцарии, и особенно настоятельно предостерегавшее от союза с Востоком. Президент Союза Фрей-Эрозе сделал кое-какие странные намеки по адресу Фогта, который, с другой стороны, с удовлетворением узнал, что газета «Nouvelliste Vaudois» похвалила его речь. «Nouvelliste Vaudois» — орган гг. Бланшне, Деларажаза и других ваадтских магнатов, одним словом — орган швейцарской Западной железной дороги, подобно тому как «Neue Zurcher Zeitung» — орган цюрихского бонапартизма и Северо-Восточной железной дороги [534] . Для характеристики патронов «Nou-velliste Vaudois» достаточно указать, что в связи с известным спором об Оронской железной дороге пятеро ваадтских правительственных советников неоднократно и безнаказанно обвинялись печатью противной стороны в том, что каждый из них получил в подарок от парижского «Credit Mobilier» [535] — главного акционера швейцарской
533
Vegezzi-Ruscalla. «La nazionalita di Nizza». 3ed. Nizza, 1860.
534
«Nouvelliste Vaudois» («Вестник кантона Во») — швейцарская буржуазная газета, основанная в 1798 г., издавалась в Лозанне до 1914 года.
«Neue Zurcher-Zeitung» («Новая цюрихская газета») — швейцарская буржуазная газета; под данным названием выходит в Цюрихе на немецком языке с 1821 года; в 50 — 60-х годах XIX в. занимала пробонапартистскую позицию.
535
Имеется в виду Societe generale du Credit Mobilier — крупное французское акционерное общество, основанное в 1852 г. братьями Перейра. Общество было тесно связано с правительством Наполеона III, под покровительством которого занималось спекулятивными махинациями. Оно широко участвовало в железнодорожном строительстве во Франции, Австрии, Венгрии, Швейцарии, Испании и России. В 1867 г. общество потерпело банкротство и в 1871 г. было ликвидировано.
Через несколько дней после того, как Фогт, в сопровождении Клапки, поехал к Эгерии Пале-Рояля, Джемс Фази, в сопровождении Джона Перье, поехал к сфинксу из Тюильри. Как известно, Луи Бонапарту нравится роль сфинкса, и он оплачивает своих собственных Эдипов, подобно тому как прежние короли Франции оплачивали своих придворных шутов. В Тюильри Фази бросился между Швейцарией и сфинксом. Джон Перье, как сказано, был его спутником. Этот Джон — тень своего Джемса; он делает все, чего тот хочет, и ничего не делает, чего тот не хочет; он живет им и для него; он стал благодаря ему членом женевского Большого совета; он устраивает все празднества и приготовляет все тосты для него, он его Лепорелло и его Фиален. Оба вернулись в Женеву ни с чем, поскольку дело шло об интересах Швейцарии, и с огромным успехом, поскольку дело шло об угрожавшей положению Фа-зи опасности. Фази в своих публичных выступлениях гневно заявлял, что теперь у него пелена упала с глаз и что впредь он будет так же ненавидеть Луи Бонапарта, как до сих пор любил его. Странно выглядит эта девятилетняя любовь республиканца Фази к убийце двух республик! Фази разыгрывал роль обманутого патриота с такой виртуозностью, что вся Женева была охвачена фазиевским энтузиазмом, и потеря фазиевских иллюзий стала ощущаться чуть ли не более болезненно, чем потеря нейтрализованных провинций. Даже Теодор де Соссюр, многолетний противник Фази, глава оппозиционной аристократической партии, признал, что невозможно больше сомневаться в швейцарском патриотизме Джемса Фази.
Сопровождаемый столь заслуженными народными овациями, женевский тиран поспешил отправиться в Берн в Национальный совет. Вскоре после отъезда Фази его наперсник, его парижский спутник, словом — его собственный Джон Перье, предпринял своеобразный поход аргонавтов. Банда женевских пьяниц (так, по крайней мере, назвала их лондонская газета «Times»), набранных из общества «fruitiers» {«сыроваров». Ред.}, демократической лейб-гвардии Фази, отплыла под начальством Перье без оружия в Тонон, чтобы в этом пункте нейтрализованной области провести антифранцузскую демонстрацию. В чем состояла или должна была состоять эта демонстрация, должны ли были аргонавты добыть золотую шкуру или расстаться с собственной шкурой, — этого не может до сих пор сказать никто, так как никакой Орфей не сопровождал похода аргонавтов Перье и никакой Аполлоний не воспел его. Дело шло, по-видимому, о своего рода символическом захвате нейтрализованной области Швейцарией, представленной Джоном, Перье и его бандой. Действительной же Швейцарии достались лишь бесконечные хлопоты с дипломатическими извинениями, заверениями в лояльности и изъявлениями негодования по поводу символического захвата Джоном Перье Тонона, так что Луи Бонапарт и впрямь показался даже великодушным, когда ограничился только фактическим захватом Тонона и прочей нейтрализованной области.
Джон Перье, в карманах которого оказалось несколько тысяч франков, был арестован в Женеве. По оговору Перье был арестован также государственный вице-канцлер и редактор «Revue de Geneve» Дюкоммён, молодой человек без собственных средств, зависящий на обоих выше названных постах от президента Государственного совета и хозяина «Revue», Джемса Фази. Он сознался, что дал Перье деньги, позаимствовав их из кассы, предназначавшейся для создания добровольческого корпуса, — кассы, существование которой оставалось до того неизвестным женевским радикалам. Судебное следствие закончилось освобождением сперва Дюкоммёна, потом Перье.
24 марта Ницца и Савойя вместе с нейтрализованной областью были официально уступлены Виктором-Эммануилом Бонапарту. 29–30 марта Джон Перье, вернувшийся вместе с Фази из Парижа в Женеву, предпринял свой поход аргонавтов, эту шутовскую демонстрацию, которая как раз в решительный момент помешала всякой серьезной демонстрации. Джемс Фази уверял в Берне, что «он ровно ничего не знает о случившемся»{117}. В бывшей нейтральной области Лети хвалился, что если бы швейцарцы действительно произвели здесь нападение, то его император тотчас же занял бы Женеву тремя дивизиями. Наконец, Фогт совсем не был посвящен в тайну похода аргонавтов, так как за несколько дней до него он в целях профилактики донес женевской полиции — но пустив ее по ложному следу — о затеваемом из Женевы столкновении на границе Савойи. Об этом у меня имеется письмо живущего в Женеве эмигранта, бывшего прежде приятелем Фогта, к живущему в Лондоне эмигранту. Там, между прочим, сказано:
«Фогт распространял слухи, будто я беспрестанно курсирую между Западной Швейцарией и Савойей с целью вызвать революцию во вред Швейцарии и к выгоде враждебных Швейцарии держав. Это было всего за несколько дней до предприятия Перье, о котором Фогт наверняка знал, я же — так же мало, как Вы. Он, очевидно, пытался навести на мой след, чтобы меня погубить. По счастью, он донес на меня также и директору полиции Дюи, который вызвал меня и был немало поражен, когда я, при первом же вопросе, со смехом прервал его: «Ага! Известно, фогтовская интрига!» Он попросил более подробных сведений о моих отношениях с Фогтом. Мои показания были одновременно поддержаны одним правительственным секретарем, членом «Гельвеции», который на следующий день поехал в Берн на центральное собрание и здесь выразил брату Фогта свое неудовольствие по поводу поведения Карла, На это Густав лаконически ответил, что он давно уже заметил из писем Фогта, как обстоит дело с его политикою).