Собрание сочинений, том 17
Шрифт:
Сопровождаемые повсюду нашей тенью, жандармами, мы тщетно ожидали обещанного приказа об освобождении. В 11 часов ночи procureur de la Republique вошел в нашу комнату, но вместо того, чтобы передать нам приказ об освобождении, он предложил нам уложить необходимые вещи и последовать за ним в une maison particuliere [специальное здание. Ред.]. Я знала, что это незаконно, — но что нам было делать? С нами в доме было лишь несколько женщин, в то время как прокурора сопровождало изрядное количество жандармов. Поэтому, не желая доставить этому трусливому хвастуну, г-ну Дезагарру, удовольствие применить грубую силу, мы велели плачущей горничной приготовить наши платья и т. д. и, попытавшись утешить дочь нашей хозяйки обещанием, что мы скоро вернемся, сели в коляску, где находились уже два жандарма; нас повезли неизвестно куда, глубокой ночью, в чужой стране.
Местом нашего назначения
«Благодаря моему вмешательству, — ответил он, — вам разрешено было провести ночь в gendarmerie. Правительство (г-н Тьер) послало бы вас в тюрьму Сен-Годенс, близ Тулузы». Затем г-н де Кератри вручил мне письмо с 2000 фр., которое было послано г-ну Лафаргу его бордоским банкиром и которое он, г-н де Кератри, до сих пор задерживал; он объявил, что мы свободны и не будем изгнаны из Франции, а, подобно г-ну Лафаргу, вольны остаться в этой стране.
На этот раз мы допустили неосторожность и известили г-жу Лафарг о том, что говорил г-н де Кератри относительно ее мужа. 10-го мы получили laisser-passer [пропускное свидетельство. Ред.] на выезд в Испанию, но наш английский паспорт нам не вернули. В течение десяти дней мы тщетно добивались его. Г-н де Кератри написал нам, что он послал его в Париж и его ему не возвращают, несмотря на многократные напоминания.
Мы убедились тогда, что нас выпустили из маленькой gendarmerie Люшона только для того, чтобы запереть в большой gendarmerie — тьеровской республике. Мы оставались пленницами. Без паспорта мы не могли выехать из Франции, где нас, очевидно, собирались держать до тех пор, пока, придравшись к какому-нибудь случаю, можно будет снова нас арестовать.
Полицейские органы Тулузы ежедневно обвиняли нас в том, что мы действуем в качестве эмиссаров Интернационала на французской и испанской границах. «Но, — прибавляли они, — префект принимает энергичные меры к тому, чтобы успокоить (pour rassurer) жителей Верхней Гаронны». Правда, нам был дан laisser-passer для выезда в Испанию, но переживания оставшейся там г-жи Лафарг были такого свойства, что у нас не могло явиться желание искать убежища в стране Сида.
Факты, о которых нам поведала г-жа Лафарг, возвращают нас опять к 6 августа.
Я упомянула выше, что нашего кучера заставили покинуть нас в Фосе. Вслед за тем г-н Дезагарр, procureur de la Republique, и несколько «джентльменов» из полиции пытались убедить его, с самым невинным видом, чтобы он вернулся в Босост и под ложным предлогом уговорил бы г-на Лафарга приехать в Фос. К счастью, один честный человек сильнее полдюжины полицейских агентов. Догадливый малый сообразил, что под этим красноречием кроется что-то неладное, и категорически отказался ехать за г-ном Лафаргом, в результате чего жандармы и таможенные стражники с прокурором во главе отправились в экспедицию в Босост. Г-н барон Дезагарр, в глазах которого «благоразумие есть лучшее проявление храбрости» [Это выражение, ставшее крылатым, взято из пьесы Шекспира «Король Генрих IV», часть 1, акт V. сцена четвертая. Ред.], заявил ранее, что он не отправится в Фос для поимки г-на Лафарга без достаточного эскорта; что он с одним или двумя жандармами не справится с человеком, подобным г-ну Лафаргу, который, наверное, прибегнет к огнестрельному оружию. Г-н Дезагарр ошибался — ему была уготована не пуля, а пинки и тумаки. Вернувшись из Бососта, он вздумал мешать крестьянам, собравшимся на деревенский праздник. Славные горцы, любящие свою свободу не меньше, чем свой горный воздух, задали благородному барону изрядную трепку и выпроводили его вон, если не поумневшим, то во всяком случае более мрачно настроенным! Но я забегаю вперед.
Я остановилась на том, что г-н Дезагарр и его спутники отбыли в Босост. Скоро они достигли этого города и нашли гостиницу, где остановились Лафарги, ибо жители Бососта располагают лишь двумя гостиницами, или, вернее, постоялыми дворами. Они еще не настолько цивилизованы, чтобы иметь полагающееся количество постоялых дворов. Так вот, в то время, как г-н Дезагарр стоит у парадной двери гостиницы Массе, г-н Лафарг, при содействии своих добрых друзей, крестьян, выходит из дома через черный ход, взбирается на гору и спасается по тропинкам, известным только проводникам, козам и английским туристам, — все проезжие дороги охранялись испанскими
Но я чуть не забыла объяснить, почему г-ну де Кератри не удалось повидать г-жу Лафарг. Дело в том, что один французский крестьянин из Люшона известил некоторых своих испанских друзей в Бососте о предполагаемом визите г-на де Кератри, а те, конечно, немедленно предупредили г-жу Лафарг.
Французское и испанское население Пиренеев образуют союз — наступательный и оборонительный — против своих правительств. В данном случае они шпионили за официальными шпионами префекта; хотя их часто задерживали на французской границе, они вновь и вновь пытались доставлять интересующие нас известия. В конце концов, г-н де Кератри распорядился, чтобы никто — даже проводники — не смел переходить в Босост без надлежащего пропуска. Эта мера, само собой разумеется, не помешала нам получать сведения, как и раньше; она только еще более озлобила пиренейских крестьян, уже и так враждебно настроенных по отношению к «помещичьей палате» Версаля.
Я впоследствии слышала, что в других местах Франции крестьяне совершенно так же ненавидят своих так называемых представителей, правящих помещиков. Г-н Тьер исправляет крупное упущение революции! При помощи своих префектов, попов, стражников и жандармов он в короткий срок вызовет всеобщее восстание крестьянства!
О бегстве г-на Лафарга г-жа Лафарг известила нас вскоре после нашего освобождения из gendarmerie. Позднее мы узнали от одного обитателя Бососта, что г-на Лафарга арестовали в Уэске и что испанцы предложили выдать его французскому правительству. В тот день, когда мы получили это сообщение, наш английский паспорт был нам возвращен мировым судьей. Тогда, чтобы положить конец тревоге, в которой, как мы знали, находилась г-жа Лафарг, прикованная к Бососту болезнью ребенка, в неведении о судьбе мужа, мы немедленно решились ехать в Уэску, чтобы попытаться узнать у губернатора провинции, каковы действительные намерения испанского правительства относительно г-на Лафарга. Приехав в Сан-Себастьян, мы, к нашей радости, узнали, что г-н Лафарг выпущен на свободу. Тогда мы тотчас же вернулись в Англию.
Не могу закончить этого письма, не упомянув вкратце о том обращении, которому подверглись наша хозяйка, г-жа С., и прислуга 6 августа, во время нашего отсутствия, ибо по сравнению с этим обращение полиции с нами можно было бы считать верхом вежливости. В 11 часов утра префект, генеральный прокурор, procureur de la Republique и т. д. совершили набег на наш дом. Взбешенные тем, что им не удалось захватить в свои лапы г-на Лафарга, они излили свою злобу на г-же С., женщине, страдающей застарелой болезнью сердца, и на нашей горничной. С этой бедной девушкой обращались очень грубо, потому что она не хотела говорить, куда уехал ее хозяин.
Однако префекту удалось узнать об этом от одного мальчика, садовника г-жи С., которого он тут же отправил в Фос, чтобы он подстерег нас, спрятавшись за изгородью, и известил о нашем прибытии господина procureur de la Republique и К°.
Если бы, воюя против пруссаков, г-н де Кератри пользовался тем же методом, чтобы защищать свои фланги и тыл от внезапного Нападения, чтобы застигать врасплох вражеские отряды, устанавливая наблюдательные посты и высылая вперед лазутчиков, — дела в Бретани шли бы лучше, если судить, конечно, по успеху тактики де Кератри в Фосе!