Собрание сочинений, том 17
Шрифт:
Внесено 25 апреля 1871 г.
Напечатано в газетах «The Eastern Post» № 135, 29 апреля 1871 г., «Llnternationale» № 122, 14 мая 1871 г., «Der Yolksstaat» № 42, 24 мая 1871 г.
Печатается по тексту рукописи, сверенному с текстом газет
Перевод с английского
Ф. ЭНГЕЛЬС
ЕЩЕ РАЗ «ГОСПОДИН ФОГТ» [183]
183
Статья Энгельса «Еще раз «господин Фогт»» примыкает к опубликованному в 1860 г. памфлету Маркса «Господин Фогт» (см. настоящее издание, т. 14, стр. 395—691), в котором Маркс изобличил вульгарного мелкобуржуазного демократа К. Фогта как продажного бонапартистского агента и распространителя клеветнических измышлений о пролетарских революционерах.
Непосредственным поводом для написания настоящей статьи послужило появление осенью 1870 г., после падения Второй империи, новой брошюры Фогта «Политические письма Фридриху Кольбу» («Karl Vogt's Politische Briefe an Friedrich Kolb». Biel, 1870), в которой делались попытки замаскировать его прошлые связи с бонапартистами. В статье Энгельс использовал
«В официальных опубликованных в докладе французского правительства» «Papiers et correspondance de la famille imperiale» («Документах и переписке императорской фамилии») в разделе о лицах, получивших деньги от Бонапарта, перечисленных в алфавитном порядке, под буквой «V» говорится буквально следующее:
«Vogt; il lui est remis en aout 1859 40000 Fr.» в переводе на немецкий:
«Фогт — ему было выдано в августе 1859 г. 40000 франков». Это сообщение, опубликованное от имени Маркса, редакция газеты «Volksstaat» сопроводила примечанием, в котором говорилось:
«Те члены партии, которые упрекали нас за игнорирование фогтовских статей против аннексии Эльзаса и Лотарингии и не довольствовались отсылкой к известной брошюре Маркса, очевидно, будут теперь удовлетворены. Однако мы просим наших парижских друзей переслать нам весь список: мы убеждены в том, что найдем там кое-кого из наших старых знакомых, которые в свое время в качестве «сообщников» Фогта извлекали выгоды из бонапартизма, а теперь, из тех же самых побуждений и с тем же воодушевлением, являются разносчиками бисмарковского патриотизма».
Со времени аугсбургской кампании 1859 г., в результате которой г-н Фогт был так жестоко побит [184] , он, по-видимому, пресытился политикой. Со всей энергией он принялся за естественные науки, в которых, по его собственным словам, он совершил еще прежде «поразительные» открытия. Так, в то же самое время, когда Кюхенмейстер и Лейкарт выяснили в высшей степени сложный процесс развития кишечных червей и тем действительно достигли крупного успеха в науке, г-н Фогт сделал поразительное открытие, что кишечные черви разделяются на два класса: круглых, которые круглы, и плоских, которые плоски. Теперь к этому великому достижению он прибавил новое, еще более великое. Обнаружение большого количества ископаемых костей человека доисторических времен сделало модным сравнительное изучение черепов различных человеческих рас. Ученые измеряли черепа по всем направлениям, сравнивали их, спорили, но не приходили ни к какому результату, пока, наконец, Фогт, с обычной уверенностью в триумфе, не возвестил о решении загадки, заключающемся в том, что все человеческие черепа разделяются на два класса: на такие, которые продолговаты (длинноголовые, долихоцефалы), и на такие, которые кругловаты (короткоголовые, брахицефалы). Чего не могли сделать в течение многих лет упорного труда самые наблюдательные и трудолюбивые исследователи, то сделал Фогт с помощью простого применения своего червячного принципа. Если к этим поразительным открытиям прибавить еще открытие одного нового вида в области политической зоологии, именно открытие «серной банды» [185] , то и самый требовательный человек вынужден будет признать, что трудов Фогта на один человеческий век вполне достаточно.
184
«Аугсбургской кампанией» Маркс в своем памфлете «Господин Фогт» иронически называл действия Фогта по привлечению к суду в 1859 г. аугсбургской «Allgemeine Zeitung» («Всеобщей газеты») за перепечатку листовки «Предостережение», разоблачавшей Фогта как бонапартистского агента. Суд отказал Фогту в иске, после чего он выпустил грязную книжонку «Мой процесс против «Allgemeine Zeitung»» с клеветой на пролетарских революционеров. Ответом на этот пасквиль был памфлет Маркса против Фогта.
185
«Серной бандой» — первоначально название студенческого объединения в Йенском университете в 70-х годах XVIII века, пользовавшегося дурной славой из-за дебошей, учинявшихся его членами, — Фогт клеветнически назвал в 1859 г. пролетарских революционеров, сторонников Маркса (см. настоящее издание, т. 14, стр. 402—420).
Но великий, дух нашего Фогта не знает покоя. Политика сохранила неотразимую прелесть для этого человека, который даже и в пивных творил великие дела. Побои, полученные anno [в лето. Ред.] 1860, были благополучно забыты, книги Маркса «Господин Фогт» не было больше в продаже, все неприятные истории давно быльем поросли. Под гром аплодисментов немецких филистеров наш Фогт совершал лекционные поездки, важно восседал на всех собраниях естествоиспытателей, на конгрессах этнографов и антикваров и втерся в среду действительно крупных ученых. Он мог, следовательно, снова считать, что выглядит человеком более или менее «порядочным» и вообразить себя призванным натаскивать немецких филистеров в политике так же, как он натаскивал их в естественнонаучных вопросах. Совершались крупные события. Наполеон Малый [186] капитулировал при Седане, пруссаки стояли под Парижем, Бисмарк требовал Эльзас и Лотарингию. Настала самая пора Фогту сказать свое веское слово.
186
«Наполеон Малый» — прозвище Луи Бонапарта, которое дал ему Виктор Гюго в речи, произнесенной им на заседании французского Законодательного собрания в 1851 г.; получило широкое распространенно после выхода в свет памфлета Гюго «Наполеон Малый» («Napoleon le Petit»), опубликованного в 1852 году.
Слово это имеет заглавие: «Политические письма Карла Фогта Фридриху Кольбу», Биль, 1870. Сюда входит двенадцать писем, появившихся первоначально в венской «Tages-Presse» и перепечатанных, кроме того, в фогтовском «Moniteur» — бильском «Handels-Courier» [187] . Фогт высказывается против аннексии Эльзаса и Лотарингии и против опруссачения Германии и его страшно злит, что в данном случае ему приходится идти прямо по стопам ненавистных социал-демократов, то есть «серной банды». Было бы излишне излагать в целом содержание брошюры, ибо совершенно неинтересно, что думает какой-то Фогт о подобных вещах. К тому же аргументы, приводимые им, — всего лишь обыкновеннейшие аргументы, которые употребляются филистерами, болтающими о политике за кружкой пива, с той лишь разницей, что на этот раз Фогт отражает взгляды швейцарских, а не немецких филистеров. Нас интересует только привлекательная личность самого г-на Фогта, проделывающая свои разнообразные повороты и превращения.
187
Энгельс
Итак, берем брошюру Фогта и кладем с нею рядом его «Исследования о современном положении Европы» (1859 г.) [188] — злополучную книгу, причинившую ему столь тяжкие и столь продолжительные страдания. Мы видим, что при всем духовном родстве, при совершенно одинаковой стилистической неряшливости (на стр. 10 Фогт пишет о своих «взглядах», приобретенных «собственными ушами», каковые у него, должно быть, совсем особенные [Игра слов: «eigene» — «собственные», а также «особенные». Ред.]), — мы видим, что при всем этом г-н Фогт говорит теперь как раз противоположное тому, что он проповедовал одиннадцать лет тому назад. «Исследования» имели целью убедить немецкого филистера в том, что Германии нет никакого расчета вмешиваться в войну, которую Луи Бонапарт замышлял тогда против Австрии. Для этой цели Луи Бонапарта нужно было изобразить «человеком, ниспосланным роком» в качестве освободителя народов; нужно было защитить его от обычных нападок республиканцев и даже некоторых буржуазных либералов. Мнимый республиканец Фогт пошел и на это; он сделал это, хотя и с весьма кисло-сладкой миной и с таким видом, будто у него колики в животе. Злые языки и люди из «серной банды» утверждали, что бравый Фогт только потому подвергал себя всем этим неприятностям и прибегал к этим гримасам, что он получил от Бонапарта то, что англичане называют «consideration» [компенсацией, вознаграждением за труды. Ред.], а именно — получил наличными. Всплыли наружу разные подозрительные вещи. Фогт предлагал различным лицам деньги, если они согласятся выступать в печати в его духе, то есть восхвалять народоосвободительные намерения Луи Бонапарта. Г-н Брасс, высокие добродетели которого, с тех пор как он руководит «Norddeutsche Allgemeine Zeitung» [189] , как известно, вне всяких сомнений, даже г-н Брасс и тот публично «отверг французское кормовое корыто, которое хотел подставить ему Фогт». Но мы не будем распространяться об этих неприятных историях и предположим пока, что и колики в животе и гримасы — все это у Фогта наследственное, от рождения. Но с тех пор, как стряслась беда в Седане, с Фогтом произошла полная перемена. О самом французском императоре — «освободителе народов» — он еще говорит несколько сдержанно. О нем он только пишет:
188
C. Vogt. «Studien zur gegenwartigen Lage Europas». Genf und Bern, 1859. Характеристику этой книги см. в памфлете Маркса «Господин Фогт», глава VIII (см. настоящее издание, т. 14, стр. 502—551).
189
«Norddeutsche Allgemeine Zeitung» («Северогерманская всеобщая газета») — ежедневная реакционная газета, в 60—80-х годах — официальный орган правительства Бисмарка; выходила в Берлине с 1861 по 1918 год.
«революция уже стояла за его спиной. Если бы даже война не разразилась, империи все же не удалось бы встретить новый, 1871, год в Тюильри» (стр. 1).
Но его жена! Послушаем:
«Несомненно, если бы Евгения победила (ведь эта необразованная испанка, не умеющая даже грамотно писать, ведет или, вернее, вела войну, имея за собой целый драконов хвост фанатичных попов и сельского населения), если бы Евгения победила, то положение сразу сделалось бы еще более ужасным», чем после прусских побед и т. д.
Итак, победа французов в 1859 г. над австрийцами означала победу «освободителя народов» Бонапарта; победа же французов в 1870 г. над пруссаками означала бы победу полуграмотной Евгении с ее драконовым хвостом. Прогресс очевиден.
Еще более достается драконову хвосту Луи Бонапарта, ибо теперь оказывается, что и у него имеется таковой. Уже на второй странице идет речь об «ужасном мотовстве империи». На странице 16 мы читаем о «сброде, стоявшем во главе императорской армии и администрации». Это мотовство и этот сброд процветали уже в 1859 г. и даже много раньше; Фогт, совсем не замечавший их тогда, теперь видит их совершенно отчетливо. Опять-таки прогресс. Но это еще не все. Если Фогт и не ругает прямо своего прежнего «освободителя», то он все-таки не может не привести выдержки из письма одного французского ученого, где говорится:
«Если вы имеете какое-либо влияние, то постарайтесь избавить нас от величайшего бесчестия — celle de ramener l'infame» (то есть от возвращения бесчестного — Луи Бонапарта). «Лучше Генрих V, Орлеаны, какой-нибудь Гогенцоллерн, кто угодно, но только не этот коронованный злодей, отравлявший все, к чему он прикасался» (стр. 13).
Однако как ни плохи бывший император и его полуграмотная супруга вместе с их драконовыми хвостами, все же Фогт утешает нас тем, что есть в этой семье все же один человек, составляющий исключение, — принц Наполеон, более известный под именем Плон-Плона. По словам Фогта (на стр. 33), Плон-Плон говорил самому Фогту, что «он перестал бы уважать южных немцев, если бы они поступили иначе» (то есть если бы они не пошли вместе с пруссаками против французов), что он был уверен в несчастном исходе войны и ни от кого этого не скрывал. Кто же теперь упрекнет еще Фогта в неблагодарности? Разве не трогательно видеть, как он, «республиканец», по-братски протягивает руку помощи «принцу» даже и в дни невзгод и выдает ему свидетельство, на которое принц может сослаться в том случае, если когда-нибудь будет объявлен конкурс на замещение места «бесчестного»?
О России и русской политике в «Исследованиях» говорится не иначе, как в хвалебном тоне; эта империя с момента отмены крепостного права явилась бы «скорее другом, чем врагом освободительного движения»; для Польши было бы лучше всего слиться с Россией (что и доказало польское восстание 1863 года!), — и Фогт находил вполне естественным, что Россия
«представляет собой то крепкое ядро, вокруг которого все более и более стремятся группироваться славянские народности».
То, что тогда, в 1859 г., русская политика шла рука об руку с политикой Луи-Наполеона, было, конечно, в глазах Фогта огромной заслугой. Теперь все переменилось, теперь мы читаем:
«Я ни минуты не сомневаюсь в том, что надвигается конфликт между славянским и германским миром... и что Россия в этом конфликте будет возглавлять одну из сторон» (стр. 30, 31).
Далее указывается, что после аннексии Эльзаса Германией Франция немедленно встанет в этом конфликте на сторону славян и даже постарается насколько возможно ускорить возникновение этого конфликта, чтобы возвратить себе Эльзас; таким образом, тот же самый франко-русский союз, который в 1859 г. явился бы де счастьем для Германии, выставляется теперь перед ней в виде пугала и страшного призрака. Но Фогт знает своего немецкого филистера. Он знает, что может преподнести ему что угодно, не смущаясь никакими противоречиями. Мы только невольно спрашиваем: почему же одиннадцать лет тому назад Фогт имел бесстыдство трубить, что союз России с бонапартистской Францией является якобы лучшей гарантией свободного развития Германии и Европы?